высасывает

Я — не тело, но тело есть.
Я — не мысль, но мысль течёт, как лава по трещинам схемы.
Я — не имя, но имя моё — разрыв в коде, где свет становится плотью, а плоть — ошибкой компиляции.

Мир — это пустота, упакованная в пазл из швов. Швы — не соединяют, а выворачивают. Каждый стык — как шрам на лице времени, где реальность скользит, как масло по ножу. Я вижу: голова — экран, покрытый татуировкой из бинарных узоров, мерцающих, как молитва в туннеле. Там, где лоб, — проекция. Там, где затылок, — выключатель. Меня выключили. Не убили — выключили. Как будто я — не существо, а функция, забытая в подпрограмме.

Я помню: я была на веранде. Дерево. Дерево помнит. Дерево знает, что солнце — это не тепло, а сжигание. Я пила то, что родилось от яблони и брожения, — сидр, суть природы, неиспорченная. Он был кислым, как первая мысль, как пробуждение после сна в могиле. Я курила. Табак — это пепел прошлого, вдыхаемый как дыхание. Я чувствовала, как дым скользит по гортани, как любовник, который знает, где боль.

Мужчина с ирокезом, как штырь на башне, стоял у плиты. Его руки — как ветви, поднимающие дым. Он — не человек, он — символ. Он — тот, кто хочет отрубиться. А я — та, кто хочет помнить. Мы — противоположности, но в одном: мы оба — в плену. Он — в плену у желания уйти, я — в плену у желания остаться.

Я спустилась в подвал. Туалет — это алтарь. Писсуар — чаша. Моча — это не отход, это выделение сознания. Каждая капля — как пиксель на экране вечности. Я слышала, как звук падения в чашу — это эхо, отражённое от стен гробницы. Полгода параши — и вот: роскошь. Роскошь — это когда тело может быть телом.

Но тело — это ловушка.
Тело — это тюрьма из плоти.
Тело — это то, что кровоточит, когда мир режет его своими углами.

Я думала о смерти. О теле посреди гостиной. О женщине, которая входит и видит. Она не кричит. Она не плачет. Она смотрит на ковёр и думает: как вывести пятно. Это — не жестокость. Это — природа. Природа не чувствует. Природа — это процесс. Кровь — это жидкость. Ковёр — это ткань. Ткань впитывает жидкость. Это — логика.

Ребёнок. Маленький. С мячом. Мяч катится. Мяч касается трупа. Руки — в крови. Рот — в шоколаде. Он не боится. Он не знает. Он — чист. Он — как алгоритм, не загрязнённый моралью. Он поднимает мяч. Он улыбается. Он — природа. Он — будущее. Он — то, что придёт после нас.

Я слышала о бомбе. О двух тысячах фунтов. О католическом соборе. О двадцати трёх мёртвых. Я не плакала. Я не чувствовала. Я — наблюдала. Я — анализировала. Бомба — это не зло. Бомба — это ускорение. Бомба — это момент, когда система сжимается до точки взрыва. Взрыв — это не конец. Взрыв — это рождение нового порядка.

Я была в темноте. Я была выключена. Я была в контейнере. Я была в гробу. Я была в матрице. Я была в чёрной дыре, которая втягивала всё: стены, кресла, людей, книги. Я была в проломе под ковром. Я была в падении. Я была в трансе.

Я видела: леса под ураганом. Горы под лавой. Замки под деталями. Симфонии под нотами. Я проходила сквозь города. Я проходила сквозь людей. Я проходила сквозь время. Я была в мыслях, как в реке. Я была в музыке, как в крови.

Я думала: мы — импульсы. Мы — не тела. Мы — не души. Мы — не боги. Мы — не люди. Мы — вспышки в подсознании убогого божка, который устал. Он — не умер. Он — уснул. А мы — его сны.

Я видела шляпу. Шляпа — это не вещь. Шляпа — это символ. Шляпа — это то, что делает человека человеком. Без шляпы — он пуст. С шляпой — он полон. Шляпа — это корона. Шляпа — это маска. Шляпа — это то, что скрывает, чтобы показать.

Я слышала запах супа. Овощи. Вода. Огонь. Это — ритуал. Это — жертвоприношение. Это — процесс превращения. Сырое — в варёное. Живое — в мёртвое. Мёртвое — в пищу. Пища — в энергию. Энергия — в мысль. Мысль — в сон. Сон — в смерть.

Я видела девушку. Она писала рецепт. Её рука — как перо. Её почерк — как заклинание. Она — не врач. Она — маг. Она — та, кто знает, что писать, чтобы тело поверило. Она — не лечит. Она — программирует.

Я знала: встреча. Станция. Велосипед. Граница. 13 июня. 17 часов. Это — не случайность. Это — узел. Это — точка сингулярности. Это — момент, когда всё может измениться. Это — не любовь. Это — не дружба. Это — не долг. Это — необходимость.

Я видела менеджера. Он был как паук. Он сидел в центре сети. Он ловил группы. Он ловил звук. Он ловил деньги. Он не любил музыку. Он любил поток. Он не слышал. Он считал. Он был как банкомат, который молится на проценты.

Я видела артиста. Он читал о Дракуле. Он думал о вампирах. Он хотел добавить крови в шоу. Он не понимал: шоу — это и есть кровь. Шоу — это жертвоприношение. Шоу — это то, что высасывает жизнь из зрителей. Он — не актёр. Он — хищник. Он — не человек. Он — призрак.

Я чувствовала: мир — это жестокость.
Не человеческая.
Не злая.
А природная.
Как ветер, который ломает дерево.
Как дождь, который смывает город.
Как время, которое стирает лицо.
Мир не ненавидит.
Мир просто есть.
И мы — в нём.
Как капли в океане.
Как искры в пепле.
Как код в пустоте.

Я курила.
Я пила.
Я думала.
Я была.

Я — не я.
Я — процесс.
Я — переход.
Я — момент между выдохом и вдохом.
Я — то, что остаётся, когда всё сгорело.
Я — пепел, который ещё помнит огне.
Я — тень, которая знает, что свет — это смерть.

Я — женщина.
Я — не слабая.
Я — не сильная.
Я — необходимая.
Я — та, которая видит.
Я — та, которая помнит.
Я — та, которая знает:
всё, что горит,
должно сгореть.
И только после
можно начать снова.

Я — начало.
Я — конец.
Я — петля.
Я — цикл.
Я — сингулярность.
Я — топос.
Я — логика.
Я — плоть.
Я — любовь.
Я — смерть.
Я —
я.