Отголоски покинутой равнины

                I
Меня в дом загнал летний дождь, похожий
На сырую грязь с башмаков в прихожей,
Эти строчки вода с рукавов омоет,
Среди них чернила лишь что-то стоят,
И пылится стол, неумытый тучей,
И опять таланту не выпал случай.

Я пишу, а свет шевелит нейроном,
И рыдают стёкла, прикрыв балконом
Обнажённый блеск, дождь не страшен летом.
Доживают розы, не став букетом
Перед входом в дом. Запах падшей пыли.
И листы по лужам в круиз поплыли.

                II
В моём теле всё, до последней пряди
Изучают те, кому платят б***и
Из пустых строений, готовых к сносу,
Потому, что время – не помощь спросу,
И пока мой почерк не скачет с клеток,
Я на слог останусь по-русски меток.

Не спугнуть ветрам белоснежных стопок
Шелестящий звук. Здесь никто не робок,
Если нужно спрятаться – можно стёркой
Разогнать слова, как прикрыться шторкой.
И пока снаружи отмычка в деле,
Предложенья в перхоть скатать успели.

                III
Здесь от женских ласк полыхал ноябрь,
И теней носился не полк, но табор,
Кол-во рваных маек равно скандалам.
Вся любовь убита быушным жалом,
Растворившем боль не в душе, не в коже, -
В атмосфере дня. Не беда, но всё же.

Это то, что было под час спасеньем,
Если слово «нет», то конец рожденьем,
Ожиданьем гроба, не смерти – страха,
Коли всякий образ нетленней праха.
То  любовь, то спрос на прилавок с текстом
«Предъявите паспорт». Спасенье - бегством.

                IV
В силу юных лет я вставал с рассветом,
Раздавал на полках места поэтам,
Тосковал по музе, летевшей в Питер,
Разбивал стакан, что губами вытер,
То и дело ждал, что наступит пол
Восьмого – всё ближе открытие школ.

Нынче спать приходится дольше зарева,
И не важно, ждёт ли на кухне варево,
Поперхнулся ли кран, пожалев водичку,
Оживит ли сера сырую спичку,
Лишь бы дальше жить, даже с сонным глазом,
Лишающим виденья в целости разум.

                V
До сих пор идёт, даже стал сильнее,
От хрущёвок в Буе, к избушкам в Нее
Проплывают тучи, что те варяги,
Никогда не бывавшие здесь, но знаки
Подающие, в виде пути названья.
Или, лет пятьсот... Чёрт, пробелы в знанье.

Не пришла тоска бы, когда б не тускл
Так был свет. И провод, как чахлый мускул
Весь расплылся вдоль поведённых досок.
Что не мысль к шедевру – один набросок,
Душит лень привычку марать бумагу.
Не усну – пройдусь, посижу – и лягу.

                VI
Деревенский быт часто скучен, если
Ты привык к домам метров двести. В кресле
Слишком много мыслей о прошлом, дивном,
Разбудившем стыд, до смешка наивном,
Словно смесь величества и разрухи,
Что больней, когда Альтер эго в духе

Ненасытных прошлых... не грёз, – желаний.
Если есть талант, и к тому же ранний,
Он уйдёт, как сырость весной в канаве,
И останется только мечта о славе.
Вместо сотен мук возбужденье от
Того, какой книгу покрыл переплёт.

                VII
Как случилось, что смертен август даже,
И другие вещи пойдут в продаже,
Босиком на кафель не дай ты бог.
Я опять ничего изменить не смог.
Полыхает где-то похожий дом,
И уходит в плаванье мысль о нём.

Ничего сложнее добра не встретишь,
Бессловесность губ, как престранный фетиш,
Будь то комнат плен, или улиц вольность,
Тишина страшна, но страшней спокойность,
Только дождь, что явно не к месту стал,
Непробудную пыль на земле искромсал.

                VIII
Предо мной тетрадь, на тетради ровно
Половина жизни. И это словно
Половина улицы в пол окошка –
Магазин, почтамт, на восток дорожка,
На другой половине со мной гуляет
Та, что в этой части пока не знает

Ни меня, ни то, как остаться в книге.
Промотаем время, созвон, интриги.
И меж двух половин деревянный выступ,
Как смежающий жизни творческий приступ.
И на пол окна отраженье комнат,
А в другой половине их вряд ли вспомнят.

                IX
Все легли. Светильник внизу дежурит.
Млечный путь устал, и кометы хмурит.
Окружает вечность тот угол, где
Я сейчас сижу. Всё стекло в воде,
Подоконник тоже утоп в болоте,
Слава богу, дождик окончен вроде.

Не страшит сентябрь нагой берёзой,
Целый август жил под другой угрозой.
Мой уставший почерк не спит, но дышит
Тяжело под пальцами. Всё же пишет.
Я три месяца жил без любовной драмы,
Лишь сирень под окном, деревянные рамы...

Возвращаюсь в осень. Всё так знакомо,
Кроме стольких дней без родного дома.