Чокнутая Ленка. Роман в двух частях

Перед выпускными экзаменами восьмиклассник Марк Власов безумно влюбляется  в девушку из параллельного класса Лену Дёмину и  получает жёсткий отказ. Лена встречается с музыкантом из школьного вокально-инструментального ансамбля Сергеем Крамских. Марк вспыхивает желанием доказать Лене, что он ничем не хуже, и вместе со своими друзьями по футбольной сборной школы решает создать рок-группу «Маскарад». Так начинается история, в которой главному герою придётся столкнуться со многими жизненными трудностями  и сложностью человеческих отношений в школе, семье и коллективе. И, конечно же, с Ленкой




Пролог

Марк не мог не узнать своего учителя по музыке Семёна Сергеевича Ясенева. Хоть и прошло уже лет тридцать после окончания средней школы, и некогда смольные волнистые виски Марка расписали косые полосы густой седины, а Семён Сергеевич почти не изменился. Лишь слегка ссутулился и еле уловимо раздался вширь. Дай в  руки баян – и всё тот же молодой задорный учитель, в конце каждого урока поднимавший настроение школьникам исполнением какой-нибудь популярной песни из советского кинофильма.
-  Марик, Власов, это ты, родной мой? – с тяжёлым вздохом  проговорил Семён Сергеевич, поставив корзину с продуктами на бетонный пол  междурядья супермаркета. – Вот так встреча! Господи, ты спешишь, Марик? Может, скупимся и посидим где-нибудь?
- Думал, не узнаете, - торопливо усмехнулся Марк, тепло обняв за плечи учителя. - Спешу, Семён Сергеевич. Очень спешу...
- Ох…А, может, телефонами обменяемся? И встретимся, как ты посвободнее будешь. Я ж на пенсии уже. Делать, если честно,  нечего, сижу, как в заточении, в четырех стенах своей квартирки, - скороговоркой затарахтел Ясенев. – Поговорили бы…  Я тебя часто вспоминаю, ты ж у меня по музыке отличником был...
- Каким таким отличником, Семён Сергеевич? – с добродушной усмешкой возмутился Марк. – Четвёрочка у меня по музыке в аттестате. Не заслужил я вашей пятёрки.
- Как это четвёрка? Подожди… Да не может такого быть!- немного задумавшись,  запнулся Семён Сергеевич, его брови неловко сдвинулись, на висках набухли посиневшие вены. – Ты ж и ансамблем руководил,  песни сочинял, я всё помню, вы с ребятами и первое место на городском конкурсе заняли, а какие девчонки за вами бегали… Ух!  Я всем ученикам нашей школы про вашу группу всегда рассказывал, Марик… Время-то какое было – ни войны, ни разрухи, ни разлуки… Я всё помню, это ты забыл…
- Нет, Семён Сергеевич, это я всё хорошо помню. И ансамбль наш, и четвёрку по музыке… И время помню…


Часть первая. Четвёрка по музыке

1
Начиналось всё в далёком восемьдесят втором году, когда над столичным Кремлём ещё развевалось алое знамя страны Советов, Леонид Ильич Брежнев занимал пост генерального секретаря партии, советский космический спутник высадился на Венере,   сборная СССР по хоккею триумфально выиграла чемпионат мира в Финляндии,  а выпускник восьмого класса «А» Марк Власов влюбился в  девушку из параллельного класса Лену Дёмину.
 Жила Лена на улице Волочаевкой, названной  в честь знаменитого сражения  на Дальнем Востоке, о котором никто в школе даже не слышал. Кроме Марка, конечно,  – в восторженных чувствах первой влюбленности он специально посетил библиотеку  и собрал всю информацию об этом событии Гражданской войны. Марк даже изменил маршрут своего движения - в школу и обратно - лишь для того, чтобы пройти по Волочаевской мимо дома, где жила Лена Дёмина и, разумеется, словно случайно увидеть её. Марк не ведал, замечала ли Лена его, обращала ли внимание, когда он проходил мимо или плёлся сзади. Ему определённо казалось, что если он не отводит взгляда от яркой голубоглазой блондинки с волнистыми волосами, то и она должна была уловить возвышенную заинтересованность  высокого брюнета с зелёными глазами.  Да ещё и чемпиона городской межшкольной спартакиады по бегу на дистанцию тысяча метров – даже местная газета помянула Власова в своей заметке, о чём потом шепталась вся школа.
Марк неистово жаждал знакомства с Леной. Искал возможность заговорить с ней, но каждый раз не находилось повода. А ещё боялся, что получит отказ. Дёмина – девушка видная, на неё бросали увлечённые взгляды не только одноклассники, но и парни постарше, что неимоверно удручало Марка, вызывая чувства гнева и ревности.  Это только в книгах герои легко и непринужденно знакомятся с дамами, а в жизни на самом деле – всё куда сложнее, чем первым в городе пробежать километр, доказать геометрическую теорему или выучить стих нелюбимого поэта.
Ну, что может предложить восьмиклассник из простой шахтёрской семьи девушке своей мечты? Посидеть на лавочке? Посетить вместе  кинотеатр? Пососать через трубочку молочный коктейль в кафе «Морозко», полюбовавшись видами на серые стены панельной пятиэтажки за окном? Дружба с девушкой требует от парня безумной изобретательности, да и немалых затрат, чем Марк похвалиться никак не мог.   Ведь в кармане обычно  болталось около рубля никелевыми монетами, выдаваемыми мамой на покупку пирожка в школьной столовой.
Иногда Марк ловил себя на том, что не мог ни о чём думать, кроме Лены Дёминой. Он любовался ею издали, не дышал, когда приближался, мечтал где-нибудь раздобыть её фотографию, чтобы образ любимой девушки всегда был рядом. Он знал всех её школьных подруг – с кем Лена общается, а с кем нет, с кем ходит вместе в школу и обратно. Он читал романтические книги, представляя себе, что  главная героиня – влюблённая красавица - обязательно выглядит, как Лена Дёмина.
 Эти сердечные страдания  продолжались до самого окончания учебного года, пока не нахлынул дождливый  июнь – месяц выпускных экзаменов. Но какие могли быть контрольные, диктанты, зачёты и качественная подготовка к ним, когда все мысли заняты Дёминой, а внутренний метроном в голове и днём и ночью ритмично отстукивает  два слога её имени? Однажды Марк решился написать Лене записку. Он вырвал из тетради лист в клеточку и крупными квадратными буквами вывел: «Привет! Меня зовут Марк Власов... ». Что писать дальше – совершенно не понимал. Наверное, нужно сообщить о том, что Лена ему очень нравится. Но вдруг записку прочитают её подруги, а ещё хуже – они же разнесут  содержание по всей школе. Нет, о чувствах писать в записке нельзя.
О чём тогда? Может быть, сочинить стихи? У Марка иногда получались вполне сносные стихотворения собственного сочинения, одно из которых даже попало в школьную стенгазету. Но как назло – только он представлял читающую его поэтическую писанину Лену Дёмину, так всё вдохновение пряталось подальше куда-то в самые дальние уголки души, куда музам не дотянуться. Марк нервно погрыз колпачок авторучки и дописал: «…Давай с тобой встречаться». Показалось, что нужно что-то ещё добавить. Например, назначить время и место свидания. Или пригласить в кино. Но вдруг Лена будет чем-то занята и не сможет прийти?  Решив, что готового текста записки будет достаточно, Марк дописал мелкими буквами: «Жду ответа». А уж как Лена ему сможет ответить – лично или тоже при помощи послания – это её выбор.
Вечером того же дня Власов бросил записку в почтовый ящик,  закреплённый на зелёной деревянной калитке, через которую каждый день проходила Дёмина. В полумраке за стеклом окна на жёлтой полупрозрачной шторе показалась тень с силуэтом Лены. Она была настолько прекрасна, что Марк в какое-то мгновение пожалел, что не умеет рисовать. Он вытянул шею, чтобы запомнить контуры этого силуэта, но во дворе залаяла потревоженная собака, и дабы не быть застигнутым на месте, спешно ретировался.

2
На экзаменационный диктант Марк пришёл с тёмными  кругами под глазами – всю ночь вместо зубрёжки правил по русскому языку он мысленно представлял себе реакцию Дёминой на его записку. Наверное, она будет удивлена – восемь лет они ходили в одну школу, учились в соседних кабинетах, у одних и тех же преподавателей, ездили в совхоз на практику,  и только сейчас Власов решился на знакомство. А может быть, Лена наоборот не удивится, наверняка она не могла не заметить, каким взглядом поедал её Марк.
Как правило, перед уроками или экзаменами мальчики и девочки во всех классах разделялись, и так, двумя группами, в ожидании стояли перед кабинетом, пока вернувшийся из учительской преподаватель не щёлкнет ключом и не разрешит занимать свои места за партами. Почему-то в школе сложилась такая традиция: девочки теснились к дверям, а мальчики толпились у окон. Власов знал, что ему предстоит пройти мимо кабинета, где готовился к экзамену класс Лены Дёминой.  Обычно его не беспокоил процесс прохождения между мальчишками  девчонками из параллельного класса «Б». С «бэшниками» Власов играл за сборную школы по футболу и хорошо знал почти всех парней.  Поэтому и двигался по школьному коридору, подмигивая знакомым футболистам и не обращая внимания на девочек.
Но в этот раз всё обстояло иначе. Марк хотел посмотреть на Лену, разгадать её реакцию на записку, хотя в то же время и откровенно боялся этого момента. Одетый в серый костюм с брюками в форме клёш,  Власов двигался не спеша, слегка покачиваясь на высоких платформах модных туфлей,  доставшихся ему от ушедшего служить в армию старшего брата. Пышную причёску Лены он увидел ещё издали, её просто невозможно было не заметить, настолько броско и ярко она выглядела на фоне остальных одноклассниц. Дёмина с улыбкой смотрела в глаза приближающемуся Власову и что-то шептала подругам. Наконец, Марк поравнялся с ребятами из класса «Б», кивнул налево знакомым футболистам, покосился направо, где у дверей кабинета стояла  группа девчонок, и вдруг услышал:
- Власов! Что ты мне там за записки пишешь, придурок? – это звучал голос Лены Дёминой, он был звонок, резок, с нотками насмешливости. – С тобой что ль встречаться? Я уже встречаюсь с Серёгой Крамских, он на гитаре в ансамбле играет. А ты кто? Бегун! Вот и беги, пока тебя не послали куда подальше!
Изумлённый и обескураженный Марк ускорил шаг, чтобы этот кошмарный в его понимании момент закончился поскорей. Вдогонку ему летел ехидный смех одноклассниц  Дёминой, сопровождаемый какими-то глупыми и даже пошлыми советами и пожеланиями. В какой-то миг Марк обнаружил, что он проскочил весь коридор, спустился на первый этаж и вылетел на улицу. После прошедшего ночью летнего дождика пахло озоном и ароматами цветов на школьной клумбе. Стало легче, хотя беспорядочно тарабанящее сердце впервые в жизни закололо, и это была не та боль, которую Марк испытывал на тяжёлых легкоатлетических тренировках. Это колола ворвавшаяся в грудь Власова непередаваемая обида – на самого себя и на Лену Дёмину, которую он с этого момента иначе как Ленка больше не называл.
- Дура! – вырвалось из гортани Марка. – Какая же ты дура!

3
Диктант Марк написал из рук вон плохо, на слабую тройку. Наверное, просто пожалела Власова учительница русского языка Диана Леонтьевна Римова, потому что красного цвета от исправлений в диктанте Марка было почти столько же, сколько и синего.
- Я не поняла, что с тобой случилось, Власов? Ты же всегда писал диктанты на четвёрку…- спускаясь с Марком по лестнице, изумлённо протянула Диана Леонтьевна.
- Я не знаю. Мне плохо, - опустил голову Марк.
- Это плохо, что тебе плохо. Ты хоть готовился ?
- Готовился.
- Тогда не понимаю.
- Я сам себя не понимаю…
Диана Леонтьевна отстраненно посмотрела в межэтажное окно.
- Ты определился, куда дальше учиться пойдёшь?
Марк не определился. Его лучший друг и сосед Женька предлагал пойти учиться в техникум на железнодорожников, но Власов даже мысленно не представлял своей роли в кабине электровоза, в депо  или на станции. Отец всегда говорил: «Не повторяй моих ошибок, иди туда, куда душа просится. Я, вот, совершил глупость, пошёл работать в шахту. Засосала она по самую макушку, и теперь уже не вырваться. Надо теперь – хочешь, не хочешь - добивать стаж до пенсии. А у тебя всё впереди, поэтому слушай своё сердце».
Но душа никуда не просилась, а  сердце ничего не подсказывало. Они были полностью парализованы чрезвычайным в жизни Марка происшествием – жёстким унижением Ленкой Дёминой перед всем её классом. И кто такой этот Серёга Крамских, с которым встречалась Ленка? Он же некрасивый, рыжий, ноги длинные, буквой «Х» сужающиеся в коленях, а потом расходящиеся в стороны. Ну, и что с того, что Крамских играет на бас-гитаре в школьном ансамбле? Неужели это лучше, чем быть чемпионом городской спартакиады? Но если Ленка встречается с Серёгой, значит, лучше. Значит, все тренировки до седьмого пота – ничего не стоят и никто их не оценит.
- А зачем вы спрашиваете, Диана Леонтьевна? Вам разве не всё равно, куда я пойду? В бурсу какую-нибудь, наверное, - отвлёкся от своих неприятных мыслей Марк.
- Спрашиваю я, Власов, затем, что буду классным руководителем в девятом классе, и у нас ожидается большой недобор, - строго пояснила учительница. – Сейчас у нас в девятом классе учились сорок два человека, а с сентября не можем и половину этого набрать, придётся, наверное,  приглашать ребят из других школ.
Сорок два человека, из которых парней только шестеро. И один из них – музыкант Серёга Крамских, до сегодняшнего дня уважаемый Марком молодой человек. А теперь, наверное  – ненавидимый. У Красмких в классе – тридцать шесть девчонок, неужели не мог выбрать какую-нибудь из них, а не Дёмину? Впрочем, уже поздно вздыхать и печалиться… Надо как-то выходить из этого болезненного состояния. Ну не верёвку же на шею мылить!
- Вы предлагаете мне пойти в девятый класс? – спросил Власов.
- Предлагаю, - чинно  кивнула Диана Леонтьевна.
- Да я не потяну, мне лучше в бурсу …
- Потянешь. Подтянешься, я надеюсь. Да и аттестат надо чтоб у тебя без троек был.
- Не знаю… А кто ещё идёт?
- Света Злобина, Оля Зайцева, Марина Макарова…
- … Я имею в виду, кто идёт в девятый из ребят, Диана Леонтьевна…
- Из ребят Андрей Саблин, Коля Михайлов, Стёпа Игошин, Ян Славин, ещё…
- Годится, - перебил учительницу Марк. – Этих я знаю, в футбол за школу выступаем.
- Ну, вот, будете и дальше выступать.
- Я подумаю, - неопределённо кивнул Марк, уже приняв решение.
- Они, кстати, сейчас в моём кабинете, можешь подняться и поговорить, - предложила Римова.

4
В кабинете русского языка сидели названные учительницей парни и несколько девочек из параллельных классов.
- О, Власов, ты тоже в девятый? – спросила одна из них по фамилии Бурцева, из «В» класса, имени её Марк не знал.
- Да вот, предлагают… - недовольно пробурчал он, присаживаясь за одну из свободных парт.
- Диана предложила? Так это же классно! Свои всё- таки! А то говорят, что пришлют  нам разных чуваков из других школ. А мы своих любим! - радостно воскликнула Бурцева.
  - Ага, любите…- печально прищурившись, недовольно прошипел Власов.
- Любим. Что я такого сказала? – виновато заморгала ресницами Бурцева.
- Да ему сегодня наша Дёмина от ворот поворот дала, - ухмыльнулся Андрей Саблин.
- Ну, и дура ваша Дёмина, - мгновенно резюмировала Бурцева. – А мы никому поворот давать не будем. Своих ребят будем любить. Особенно таких, как Марик.
Марку стало немного не по себе. С одной стороны после утреннего оскорбления стало приятно услышать слова утешения, но сохранилась некая неловкость перед свидетелями Дёминской пощёчины - ребятами из класса «Б».
- Да плюнь ты на неё, Марк! – развалившись на лавке парты и закинув ноги на стол, сказал весельчак Коля Михайлов. – Тоже мне, красавица, цены себе сложить не может. Я не подстрекатель, но такого бы не потерпел.
- И что бы ты сделал? – спросил Марк.
- Даже не знаю, что. Но что-то бы сделал, это факт, - комично сдвинув брови, ответил Коля.
- Слава богу, что эта Дёмина не идёт к нам в класс, - довольно улыбнувшись, заметила Бурцева.
- Да, но Марку от этого не легче, - подмигнул Андрей Саблин.
В классе наступила несвойственная тишина. Нарушить её решил Ян Славин, почти торжественно объявивший:
- Ребят, мне сказали, что к нам из двадцатой школы переходит Дима Арьев, полузащитник сборной их школы. Как тебе такая новость, Марк?
- Ну, вот, - оживился удрученный  Власов. – Знаю Диму. В других школах тоже есть нормальные ребята, кстати. Со мной на тренировках по лёгкой занимаются пацаны из двадцатой, двадцать первой, девятой школ. Если бы их к нам перетащить, вообще было бы классно, весь город бы в футбол карали, - гордо сказал Власов.
-  Да мы и так особо никому не уступаем, - криво усмехнулся Стёпа Игошин. - Ну, первое место не взяли в этом году, из-за подлого судьи, ничего, в следующем поборемся.
- Поборемся, -  облегчённо согласился Марк.
- Так, значит, идёшь в девятый? – восторженно спросил Ян Славин.
- Иду. Ради нашей команды, - улыбнулся Марк, протягивая ладонь своим спортивным товарищам. – Но у меня есть предложение. Если хотите – условие.
- Ох, ничего себе, он ещё и условия выставляет, - буркнул смотрящий в потолок Коля Михайлов
- Не выставляю, - поправился Марк. – Есть предложение.
- Какое? – почти хором задорно спросили присутствующие.
- Давайте создадим рок-группу? – вдруг выпалил Марк.
- Давайте, - уже с меньшим энтузиазмом ответил хор.
- А кто на чём играть умеет?
- Ну, я три блатных аккорда знаю на гитаре, - мечтательно растянулся в улыбке Коля.
- У меня брат немного на ударных стучит, - отозвался Ян.
- А кто ещё на чём?
В ответ только короткое эхо отозвалось в выбеленных стенах кабинета.
- А сам-то играть умеешь на чём-нибудь? – спросил Стёпа.
- Нет, - пожал плечами Марк. – Но научиться-то можно.
- Ни фига себе, научиться. Я три года на баян в музыкалку ходил, так и не научился. А ты за два оставшихся года учёбы в школе собрался и играть выучиться, ещё и группу создать? Глобальненько! – засмеялся Стёпа.
- Так кто согласен? – словно не обратив внимания на реплику Стёпы, спросил у всех Марк.
- Не могу тебе отказать. Надо попробовать, - поправив роскошный пробор волос, согласно кивнул Ян.
- Я тоже попробую, хоть и не уверен, что получится,  - поднял руку ещё окончательно не развеявший свои  сомнений Стёпа.
- Да и я с вами, куда ж я без вас, - вздохнул лежащий на парте Коля.- Как будем инструменты делить – кто на чём лабает – по желанию или жребием?
- Я уже сказал, что мой брат – барабанщик, буду у него учиться, - сказал Ян.
- Баян не освоил. На гитаре тоже не получилось - струн на ней слишком много. А вот на басу всего четыре струны. Никто не претендует на бас-гитару? – игриво спросил Стёпа.
- Молчание. Значит, не претендуют, - отозвался Коля. – Мне сам бог велел кроме трёх аккордов выучить ещё парочку. Значит, я на гитаре буду играть. На ритме.
- А какие ещё бывают гитары? – спросил Марк.
- Ещё соло. Это по твоей части, ты ж предложил, вот тебе и самый сложный инструмент, - ответил Коля. – Да и клавишник нам нужен. Знаю я одного, классом меньше учится. На пианино играет – Витя Юрин. Знаете? Нет? Значит, узнаете. Познакомлю. А где инструменты брать будем?
- Как где? В школе, - сказал Марк.
- Так на них старшие играют, - почесав затылок, заметил Ян.
- Ну, и пусть играют, - недовольно прохрипел Марк, вспомнив про своего соперника Сергея Крамских. – Я видел в пионерской комнате, за шкафом,  старые гитары. Они там, наверное, ещё с шестидесятых годов лежат.
- Так там одни дрова, - засмеялся Коля.
- Отремонтируем, - твёрдо осадил его Марк.
- Где? У нас в городе ни одной музыкальной мастерской нет, - тоскливо пробубнил Коля.
- Сами сделаем, - уверенно парировал Власов.
- Когда нам этим заниматься? – гримасничая, продолжил Коля.- С первого сентября башка будет учёбой занята. Я хотел бы на медаль вытянуть.
- Колян, зачем ждать сентябрь? Сейчас и пойдём в пионерскую комнату, глянем, что там имеется в закромах. Если решили, то давайте отбросим все сомнения. В жизни главное – это уверенность в своих силах, - выйдя к классной доске, сказал Марк.
Завуч по воспитательной работе Василиса Александровна немного удивилась желанию будущих девятиклассников создать ещё один музыкальный коллектив. «У нас же есть ансамбль», - угрюмо бросила она, но будучи человеком дальновидным и удивительно рисковым, всё-таки выдала ребятам списанные «дрова»- три старые гитары с недостающими на них струнами, ионику «Юность-70» с несколькими западающими клавишами и два пионерских барабана с погнутой бронзовой тарелкой на кривой стойке.

5
Отец Марка – Власов Иван Петрович -  крепкий подтянутый мужчина с широкими скулами и немного грустными глазами,  с заинтересованным изумлением смотрел на красного цвета обшарпанную полуакустическую электрогитару с фигурными эфами, которую Марк принёс домой.
- Настоящая, электронная? – спросил отец серьёзно.
- Электрическая, - буркнул Марк.
- И что ты с ней собрался делать?
- Играть.
- Играть? Как, если ты не умеешь? Да тут и струн не хватает, - отец пальцем посчитал количество струн - их было три. – Должно же быть семь струн?
- Шесть.
- Как шесть? На гитаре должно быть семь струн. Высоцкий играет на семи, посмотри фотографию на пластинке.
- А куда ты седьмую накручивать будешь? – язвительно спросил Марк, показав на головку грифа с шестью наматывающими устройствами.
- И, правда, шесть… Странно, - задумался отец. – А я всегда считал, что все на семиструнках играют. И где ты учиться собрался?
- Не знаю ещё, - тяжело вздохнул Марк. – Может, у старших пацанов на улице  чего-нибудь подсмотрю. Жаль, что вы меня в музыкальную школу на гитару не отдали. Кстати, почему?
- Так у нас баян на чердаке  дома лежит, пылится, ты к нему никогда даже не притрагивался, - с серьёзным выражением лица развёл руками отец.
- Хм… Баян… При чём тут баян? Я на гитаре всегда мечтал играть…
- Кода это ты мечтал? Первый раз об этом слышу.
- Я просто не говорил об этом.
- Ну, раз не говорил, то какие теперь могут быть страдания? И что, ты думаешь, легко научиться играть на гитаре? – отец сморщил лоб и посмотрел на свои огрубевшие загорелые руки. – Я своими граблями только кайло и лопату держать умею. Стройбат, шахта и огород – вот и вся моя симфония. Дед твой, Пётр, по молодости выучился на гармошке играть, так ты знаешь, сколько лет он учился! Ого-го!
- Пап, у меня тоже пока ещё молодость, и никто мою учёбу в сроках, вроде, не ограничивает, - рассмеялся Марк.
Отец тоже улыбнулся, сверкнув верхним рядом позолоченных зубов.
- Сколько стоят струны? – спросил он.
- Не знаю.
- Узнай и скажи. Купим.
- А мы со Стёпой, из параллельного класса, хотели в музыкальный салон пойти. Говорят, там есть учитель по гитаре.
- Тоже узнай стоимость и скажи.
- А что это ты сегодня такой добрый?
- А вчера какой был?
- Пьяный.
- Я и пьяный добрый, ты, Марик, просто не всегда меня понимаешь, - подмигнул отец.- Футбол смотреть будешь? Чемпионат мира!
- А кто играет?
- Сегодня аргентинцы с бельгийцами, а завтра наши с бразильцами. Продуют.
- Совсем забыл про чемпионат с этими экзаменами… Аргентинцы идут лесом, не люблю я их, как и бельгийцев. А за наших завтра поболеем. Пап, скажи, у тебя в юности девушка была?
- Была. А что?
- А как ты с ней познакомился?
- Коров вместе пасли, так и познакомился. А что?
- Да ничего. Так спросил.
Отец грозно помахал указательным пальцем:
- А я сразу понял – если в жизни появилась гитара, то без девочки тут не обошлось. Одно следует из другого. Логика! Смотри у меня, не шали с девками. Не спеши с этим делом, всегда с ним успеешь. А гитарой займись, пригодится.
Марку очень хотелось сказать отцу о том, что он, в общем-то, прав, загорелось открыть ему тайну истории появления в доме школьной гитары и пожаловаться на злостно отвергшую его Ленку Дёмину. Но поймёт ли? Отец редко интересовался жизнью Марка, да и сам неохотно рассказывал о своей, не говоря уже о переживаемых им чувствах и эмоциях в его непростых отношениях с мамой. Иногда Марку казалось, что излишние возлияния отца – это следствие какого-то испытуемого им внутреннего напряжения. Последние пару лет, когда заработав силикоз, отец перешёл работать на поверхностных шахтный комплекс, редко какой день обходился  без принятия спиртного. Это очень не нравилось маме, раздражало Марка и, кажется, удручало самого отца. Но он и не собирался ничего в своей жизни менять. Каждый день становился похож на предыдущий.

6
В день, когда футбольная сборная Советского Союза готовилась выйти  на противостояние с великими бразильцами, Марк Власов и Степан Игошин явились в бухгалтерию музыкального салона, предоставляющего обучающие услуги для населения. Заплатив по одиннадцать выданных родителями рублей за месяц предстоящих занятий, Марк и Стёпа вошли в просторный кабинет, где за длинным чёрным столом с резными ножками сидел низкорослый мужчина, представившийся преподавателем по гитаре. Он сразу же нарисовал на альбомном листе шесть длинных линий, обозначающих гитарные струны, и пересекающие перпендикуляры, означающие лады. Затем в каждом образовавшемся прямоугольнике написал названия нот.
- Это,  ребята, размещение нот на грифе гитары, - сказал преподаватель. – К следующему занятию вам необходимо их выучить.
Парни с ухмылкой переглянулись.
- Мы вообще-то записались в салон не ноты учить, - деловито пробормотал Марк. – Нам играть нужно. А ноты подождут.
- Как это подождут? Вы хотите играть, не зная нот? Но так не бывает, - усыпительно вздохнул преподаватель.
- Бывает, - запротестовал Марк. – У меня на улице одноклассник брата играет кучу песен без всяких нот. Аккордами.
- А вы хоть знаете, что аккорды состоят из нот? – менторски улыбаясь, спросил преподаватель.
- Догадываемся. Только у нас времени нет на ноты. Надо быстро научиться играть, - решительно заявил Марк, посмотрев на Стёпу, тот утвердительно кивнул.
- Хм… Даже не знаю, как с вами быть. Вы отказываетесь учить ноты?
- Как-нибудь в другой раз. Вы нам покажите, как надо играть.
Преподаватель поднялся со стула, изогнувшись вопросительным знаком, прошёл в угол кабинета, где стояла старая гитара с зажатым между передней декой и лепестком грифа карандашом.
- Ну, смотрите, - сказал преподаватель, взяв в руки инструмент. – Вот упражнение, которое вам надо делать каждый день, желательно многократно. Его можно выполнять в разных интерпретациях, по горизонтали, по вертикали, по диагоналям и даже в шахматном порядке, - преподаватель пробежал пальцами левой руки по струнам, последовательно нажимая их на каждом ладу.
- Понятно. А ещё…
- Ещё? Давайте пока начнём с малого.
- Я так понял, это упражнение для левой руки. А для правой есть?
- Есть.
- Покажите.
Преподаватель сыграл несколько гитарных переборов.
- Этого, ребята, вы пока сыграть не сможете. Надо идти к цели постепенно, - сказал он раздражённо.
 - Сможем. И нам надо быстро. Покажите ещё раз, только медленнее, я хочу запомнить, - попросил Марк.
Преподаватель безропотно повторил исполнение переборов.
- Ребята, это всё несерьёзно. Музыкой надо заниматься не с налёту, нужна усидчивость, дисциплина, трудолюбие, внимательность, старательность…- сказал он немного растерянно.
- Это мы поняли. Спасибо! – довольно проговорил Марк.
Выйдя из старинного здания музыкального салона, когда-то являвшегося  частным особняком местного землевладельца, ребята долго шли молча. Лишь на железнодорожном мосту Стёпа заговорил:
- Марик, ты вообще хоть что-нибудь запомнил из того, что нам показал этот учитель?
- Как его звали-то хоть?
- Почему звали? Ты хотел сказать, как его зовут?
- Нет, звали. Как его зовут, мне уже не интересно.
- То есть ты больше не пойдёшь к нему в салон?
- А какой смысл? Сегодня поделаю упражнения, а завтра будет видно.
- Не-е-е-е, Марик, так играть мы не научимся, - громко шаркая ногами по бетонным плитам моста, сказал Стёпа.
- Научимся ещё и лучше, - бодро усмехнулся Власов. – Слушай, а чего тебе стонать? Ты вообще на бас-гитаре у нас играешь, четыре струны – бум-бум, бум-бум-бум – всего делов-то!
- Ну, не скажи, - обиженно скривился Стёпа. – Я уже попробовал играть, не так-то и просто. Да и вообще понимать надо, в какие моменты бас должен  играть, а в какие не должен. Я пока плыву.
- Ладно, у меня идея. Завтра всей нашей группе расскажу, когда соберёмся. А сегодня подумай над тем, как бы нам какой-нибудь усилитель заиметь, чтоб гитары подключать. Ты ведь как-то говорил, что журнал «Радио» выписываешь, что-то там паяешь?
- Подумаю. Усилитель старый есть, и колонка к нему имеется, но транзисторы сгорели, покупать надо.
- Сколько стоят транзисторы?
- Узнаю. Не дешево.
- Давай. Но не тяни. Времени нет, нам надо к первому сентябрю уже играть, - напористо сказал Марк.
- С ума что ли сошёл, к сентябрю? – огрызнулся Стёпа
- Это я ставлю задачу минимум.
- Блин, ты реально ненормальный…
- …А задача-максимум – это играть лучше, чем старшие.

7
В эту ночь мама и сын Власовы ночевали в доме сами.  Иван Петрович, как это часто бывало, домой с работы не пришёл. Мама Ольга Афанасьевна неоднократно обещала подать на развод, но каждый раз, как доходило до дела, тихо плакала, шла на попятную и, затаив обиду,  продолжала терпеть пьяные выходки отца.
«Ради, вас, сыночки, живу с ним», - говорила она.
С одной стороны, Марк был благодарен ей за это, всё-таки полная семья для сыновей лучше, чем мать-одиночка. А отец хоть и выпивал часто с друзьями-шахтёрами, в хозяйственных делах был незаменим – всё, что в доме и дворе было сделано – это золотые руки Ивана Петровича. Но с другой стороны, порой доходило до того, что в отсутствии старшего брата Марку приходилось утихомиривать нетрезвого отца, бушующего, словно штормящий океан.
«Скорей бы уже брат вернулся»,- мечтал Марк, считая дни до демобилизации, ведь обладающего крепкой рабочей рукой своего старшего сына – Дмитрия - отец немного побаивался. Но брату предстояло служить ещё целый год, а это почти нескончаемая вечность.
Отец явился под утро – немного протрезвевший и неприветливый. Молча нырнул во флигель и прилёг на старый скрипящий диван. Всю ночь прождавшая мужа  мама только в этот момент слегка прикорнула, поэтому пропустила момент его возвращения. Марк, не дыша, чтоб ненароком не разбудить, проскользнул мимо спящей в гостиной матери и вышел в покрытый робкими лучами восходящего солнца  прямоугольник двора.
- И где ты был? – заглянув в дверной проём флигеля, спросил у отца сухо.
- Где был, там уже меня нет, - брезгливо отрезал ещё не протрезвевший отец. – Как аргентинцы сыграли?
- Надо же, ты ещё про футбол помнишь…Продули твои аргентинцы, - сказал Марк с показной обидой.
- Силикозники чёртовы, в шахту бы их загнать всех, а не мяч гонять, - пробормотал свою дежурную фразу отец, воспитывать горным трудом  он хотел бы всех – и нелюбимых певцов, и несмешных юмористов, а особенно танцоров балета. – Как мамка?
- А чего ты у меня спрашиваешь? Я ж не мамка, - съязвил Марк, ему не нравилось это отцовское «мамка», всегда звучавшее из нетрезвых уст родителя.
- Спит?
- Только что уснула…
- Искала меня?
- А где тебя искать? Ходила к столовой, где вы обычно пьёте, но собутыльники твои сказали, что тебя какая-то баба увела…
- Какая ещё баба? Ничего не помню…
- А ты всегда ничего не помнишь.
- Про струны твои помню. Купил?
- Почти.
-  Хорошо. А в салон ходил?
- Ходил.
- И как?
- Нормально.
- Ну, вот. Будет тебе на всё лето занятие.
- Какой заботливый…
- Ты не дерзи отцу, шморчок! Нормально разговаривай, а не циркача из себя строй.
- Скажи, где  был, буду нормально разговаривать…
- Что за торговля, я не понял? Ну, не помню я, сынок. Не помню. Да и пьяный был добре.
- Хорошая у тебя отмазка, пап, «был пьяный». Вот бы мне так в школе можно было. Не выучил стих – был пьяный. Урок прогулял – был пьяный. Универсальное оправдание.  Ты не думай, я не морали тебе читаю, молодой я ещё для этого. Мне маму жалко. Непонятно, почему ты её не жалеешь…
Иван Петрович криво усмехнулся. Всем свои видом показывая, мол, мал ты ещё серьёзные семейные темы с батей обсуждать. Это была непонятная Марку ухмылка, какая-то, недобрая, даже зловещая, словно вовсе не родному человеку принадлежащая. Что крылось за ней – личная неприязнь отца к сыну или потеря любви и уважения к маме – загадка, разгадать которую – всё равно, что звёзды на небе сосчитать.

8
На следующий день будущие музыканты договорились встретиться у Коли Михайлова. Он жил недалеко от школы, почти в центре посёлка Майский в доме барачного типа, рассчитанного на двух хозяев. По прямой асфальтированной дороге идти к нему минут пятнадцать, но Марк выбрал другой маршрут – пошёл по улице Волочаевской, на которой ни асфальта, ни магазинов, ни обожаемых Власовым почтовых киосков с марками, значками, наборами пластмассовых солдатиков, книгами, журналами и даже газетами на иностранных языках. То ли за время страданий за Ленкой Дёминой  выработалась эта странная привычка – топтать угольную пыль Волочаевской, то ли это не смирившаяся фантомная боль от унижения искала исцеления там, где его априори быть не могло.
Свернув на улицу, где жил Коля, Марк неожиданно столкнулся с местным отморозком Гришей Градским, с которым восемь лет проучился в одном классе. Градский со своим братом-близнецом  Лёнькой ходил в секцию бокса, считался не только самым крепким парнем в классе, но и наводил ужас в школе на тех, кто постарше. Даже на учителей, часть из которых из-за вызывающего хулиганского поведения братьев Градских отказывались проводить уроки. 
 У Марка с Гришей сложились не самые тёплые, но обтекаемо паритетные отношения. Поначалу Власов побаивался Градского, за которым стояли местные уголовники – как уже отбывшие сроки заключения, так и коротающие дни под всевозможными статьями карающего кодекса. Но уже в восьмом классе, когда все мальчишки стремительно набирают в росте и весе, стало понятно, что одолеть подтянувшегося в спорте Марка обычным ударом в челюсть уже не выйдет – можно и сдачу получить.  Поэтому общающийся со всеми сверстниками свысока Гришка   сделал для Власова исключение.
Встреча с Градским для Марка стала неожиданной ещё и потому, что буквально накануне выпускных экзаменов Гришку в наручниках увели из дома милиционеры и поместили в следственный изолятор. На экзамены он так и не появился. По посёлку сразу разнеслась весть - Градского взяли за попытку изнасилования. Называли даже фамилию потерпевшей девушки из параллельного класса «Г».  Но всё это живо муссировалось на уровне слухов. Их всячески пытался развеять брат-близнец Лёнька, обещавший «намылить морду» каждому, кто откроет «вонючий» рот против Гришки.
Вообще своими криминальными происшествиями посёлок славился на весь город. Каждый день происходила то драка, то кража, то разбой, а то и изнасилование или чего хуже – убийство. Однажды Марк даже своими глазами видел  труп зверски загубленной  неподалёку от школы молодой женщины. Каждый в посёлке знал цену слову, так как у любого за пазухой или в рукаве мог оказаться нож или обрез ружья.  Марк нож  не носил, он полагался на свою спринтерскую скорость, но и никогда не говорил ничего лишнего – оскорбляющего или вызывающего. Знал, что это чревато последствиями.
 Хуже всех было случайно забредшим парням из других районов города. Они не знали местных нравов и порядков и часто попадали в сложные ситуации, и если не находился покровитель из местных уголовников – считай, пропал человек. Впрочем, несладко приходилось и тем городским ребятам, на чьи улицы забредали пошалить поселковые банды Майского. И уж если случалась драка, то при помощи ножей, цепей, ремней с солдатскими бляхами и выломанных дворовых штакетин поселковые всегда брали верх.  В одной из банд и верховодил Гришка Градский, в какой-то момент совершенно потерявший берега от собственной значимости и безнаказанности.
- Ну, привет, Марик! – протянул руку Гришка, Власов ответил рукопожатием. – Как дела?
- Раньше ты меня всегда Мраком называл, что-то поменялось? Давай лучше про твои дела, а то знаешь, всякое говорят, - стараясь выглядеть как можно более уверено, сказал Марк.
- Да, извини, - вяло махнул рукой Гришка.  - Я, дурак, вообще никого в классе, да и в школе тоже,  по имени не называл никогда.  Только погоняла. За это, наверное, и ненавидит меня весь Майский. Паршивые дела мои, Марик. Суда жду. Отпустили под подписку, на поруках я…
Власов плохо понимал, что значит «на поруках», но по крайне удручённому выражению лица Гришки понял, что ситуация у него действительно непростая.
- А если детальнее? – с прохладой в голосе задал уточняющий вопрос Марк.
- А что, разве не слышал? По-моему, весь Майский  гудит о том, как я эту шкуру в кустах…
- А на самом деле?
- Да так, пошалил чуток, лишь трусы с неё снял, - тоскливо улыбнулся Гришка, присев на низкое железобетонное ограждение углового двора.
- И за это в суд? – удивился Марк.
- Ну… Как тебе сказать? Сестра её старшая раздула дело - она с ментом мутит. Насильственные действия с угрозой убийства, да ещё и в отношении несовершеннолетней. Как тебе такие обвинения? – печально спросил Гришка.
- Не знаю…
- Лучше и не знай. А мне пятёрочка светит. Ой, дурак я… Ой, дурак… - было заметно, что Гришка искренне переживает о случившемся, даже ростом, показалось, стал меньше, но утешить его совершенно не хотелось, да и не нуждался он в утешении.
- Когда суд? - участливо спросил Марк, при этом не испытывая никакого сочувствия Градскому.
- На той неделе. Ты это, Марик, особо ни о чём не распространяйся, чтоб языками не мололи. Зла на меня, если что, не держи. Если был в чём-то не прав – забудь. Об этом и хотел попросить. И всем нашим скажи, пусть простят, если что. Обижал я многих, сам знаю. Увидимся теперь не скоро, - Гришка вытянул похудевшую шею, прокашлялся. – Марик, ты это, если будут какие проблемы, без базара, обращайся к Кубику, - так Градский называл своего брата-близнеца  Лёньку.
- Да я с твоим братом как-то не очень…Странный он немного.
-   Ну, мало ли…Может, и он к тебе обратится за чем-нибудь. Жизнь – она штука непредсказуемая.
- Добро, - Марк протянул Гришке кисть руки, тот, не поднимая глаз,  крепко её пожал.
- Будь здоров!- бросил Гришка, устало отвернувшись, поднялся с края ограждения и быстро зашагал по тротуару в сторону родительского  дома.

9
Друзья уже заждались Марка. Колина мама подала к столу чай с овсяными пряниками, а старшая сестра с неиссякаемым любопытством расспрашивала ребят об их музыкальных планах – какую музыку играть собираются, где репетировать, какое у ансамбля будет название. Но планов-то как раз и не было. Друзья их не строили, перед ними пока стояла задача из кучи принесённых домой деревяшек сделать хотя бы какие-то инструменты, чтобы затем начать учиться на них играть.
На шифоньере в Колиной спальне поблёскивала лакированной обечайкой новенькая акустическая гитара. Марк заметил её сразу и не мог отвести глаз.
- Колян, можно попробовать? – спросил Марк, глядя на гитару.
- Попробуй, - засмеялся Коля. – А что ты пробовать будешь, если ни одной ноты и ни одного аккорда не знаешь?
- Отстань, - отмахнулся Власов, аккуратно стянув с шифоньера инструмент.
- Ну, давай, что-нибудь из «Машины времени» сделай, а я на коленках постучу ритм, подыграю тебе,- подмигивая, пошутил Ян.  – Давай: «А всё могло бы быть совсем не так, если только сам себе не враг…». Нет, лучше эту: «Ты можешь ходить, как запущенный сад, а можешь всё наголо сбрить…»
Все в комнате дружно рассмеялись.
- Репертуар создающейся рок-группы начинает формироваться, - торжественно сдвинув брови, объявил Марк и повернулся к Коле. – Колян, а покажи хотя бы те три аккорда, которые ты знаешь.
- Могу даже четыре показать, - гордо выпрямился Коля. – Ля минор, ре минор и ми мажор, а ещё за то время, пока вы бегали по музыкальным салонам, я освоил аккорд  до мажор. Он очень простой, один палец из ля минора переставляешь вот сюда на пятую струну и – готово. Красиво звучит? – Коля провёл пальцами правой руки по всем струнам, комнату залил приятный гитарный резонанс.
- Шикарно, - кивнул Марк. – Остальные показывай.
Коля послушно продемонстрировал все знакомые ему аккорды и даже немного поиграл их боем. Получилось это не очень качественно, но для Марка даже этот набор фальшивых звуков показался вершиной, к которой нужно стремиться. 
- Ян, а как твои дела? – обратился он к Славину.
- Ходил к брату на репетицию. Посмотрел, как он играет, брат немножко дал постучать по барабанам. В принципе, если у нас будет ударная установка, а не пионерские барабаны,  мне пары недель хватит, чтобы стучать ритм. А вот все эти сбивки тренировать надо. Да и как настраивать настоящие барабаны, я пока не знаю, - доложил Ян.
- Мы и гитары настраивать не умеем, - фыркнул Марк. – Поэтому у меня такое предложение. А давайте пойдём в ресторан «Донбасс»? Я когда с тренировок хожу мимо, то слышу, как там музыканты репетируют. Попросимся к ним в комнату, скажем, что просто хотим посмотреть. Точнее подсмотреть. Можно прямо сейчас и отправиться.
- Да вряд ли они нас пустят. Оно им надо? – засомневался Коля.
- А что, пойдём и спросим. Не пустят – их дело. Но я сам слышал, как они играют. Не отличишь от оригинала, даже западную музыку играют - «Смоки», «Оттаван», Африка Симона… Пошли, - согласился с предложением Власова Стёпа Игошин.
- Наверное, вы с Мариком сами идите, - возразил Коля, ища глазами понимание у Яна. – Сами посудите, припрёмся к ним вчетвером – целая банда. Надо сначала познакомиться, разведать обстановку, если можно так выразиться.
На «разведку» вместе с Марком и Стёпой всё-таки отправился и Ян. Ему, конечно, было легче всего – у него брат барабанщик – ходи и перенимай опыт хоть каждый день. Но Ян считал, что коллектив должен быть всегда вместе. На второй этаж здания ресторана «Донбасс», расположенного в соседнем от школы квартале, поднимались на цыпочках. На ребят недоумённо поглядывали готовящиеся к вечерней смене озабоченные повара и официанты. Наконец по узкому длинному коридору дошли до заветной металлической двери, за которой кто-то настраивал гитару.
- Ну, что, заходим?- спросил Стёпа, пропуская вперёд себя Марка и Яна.
Ян толкнул дверь, она легко отворилась. На ребят смотрели три пары глаз длинноволосых молодых людей лет до тридцати, одетых в потёртые фирменные джинсы и обтягивающие однотонные рубашки с выточками.
- Кто такие?- грубо спросил во включенный микрофон, похоже,  самый старший из музыкантов, сидевший за двухъярусной клавишной стойкой.
- Посмотреть можно? – с некоторой дерзостью в голосе  отозвался Марк.
- Мультфильмы иди смотри. Скоро «Спокойной ночи, малыши» начнётся, - засмеялся клавишник.
- Меня Марк зовут. Это Ян и Степан. Можно у вас немного поучиться играть? – спросил Власов уже тише.
-  Вы заблудились, ребята. Вам в музыкальную школу. У нас ресторан, - колюче ответил клавишник, надев чёрные солнцезащитные очки, именуемые «капли».
- В музыкалку уже не берут, старые мы. А играть хочется, – пожал плечами Власов. – Так можно? Возьмите шефство  над бедолагами.
- Просто посмотреть? – снисходительно вмешался в диалог долговязый парень с бас-гитарой.
- Ну, да. Поучиться. Хоть немного…
- Жень, да пусть пацаны поглядят, сами же такими были… - предложил басист.
Клавишник на несколько секунд задумался, потом сказал:
- Бутылку коньяка купите?
- А сколько он стоит? - спросил Марк.
- Ха! Смотря какой. А вы вообще откуда будете?
- С Майского.
- С Майского? Опасные лю-у-у-ди, я вам скажу. Кащея знаете?
- Знаем, - соврал Марк, который никакого Кащея отродясь не видел, лишь слышал, что жил где-то на посёлке такой криминальный авторитет.
 - Тогда  пузыря водки хватит, - игриво улыбаясь, снизил цену присутствия парней на  репетиции бас-гитарист.
- И когда надо принести?- решительно спросил Власов.
- Да как принесёте, тогда и милости просим, - театрально раскланялся басист.

10
Струны для электрогитары в магазине «Мелодия» стоили четыре с половиной рубля. А бутылка водки – целых пять с лишним. Друзья, ссылаясь на строгость и жадность родителей,  отказались сброситься, поэтому  Марк купил водку сам, ведь она становилась тем самым заветным пропуском на репетиции ресторанного коллектива. А покупка струн, если ты толком не представляешь, как делается музыка, просто бессмысленная трата денег. Тем более, что на принесённую из школы гитару Власов раздобыл у соседа четвёртую струну, а четырёхструнка - это уже почти полноценный инструмент. Подумаешь, можно играть и без двух басовых струн, пусть бас-гитарист Стёпа постарается восполнить этот пробел.
Музыканты из ресторана разрешили приходить ребятам через день, чтобы не надоедали. Но им и самим было интересно это знакомство с носителями молодой крови.  Молодёжь ведь всегда слушает и рождает что-то новое в музыкальной культуре, открывает замылившийся глаз работающих порой на износ ресторанных лабухов.
- Эй, Марик, - окликнул как-то Власова клавишник Женя. – А что, ты говорил, у тебя там за свежая запись есть?
- Группа «Москва».
- Это та, что «Игру в любовь» поёт?
- Она самая. Только это совсем новая песня, ещё пластинки даже нет. Черновой вариант, на бобине, со студии звукозаписи люди спёрли.
- И что за песня?
- «Ну, и дела!»
- Кто-нибудь слышал? – спросил клавишник у своих музыкантов – все отрицательно покачали головами. – Принеси послушать, может, снимем.
«Ну, и дела» Жене очень понравилась, но для ресторана эта песня показалась слишком причудливой. Женя сказал, что пьяная публика не поймёт, ей блатнячок нужен, чтоб поскулить, плаксивые медлячки, чтоб позажиматься,  и попса, чтоб по сосудам алкоголь разогнать. Впрочем, это уже не имело никакого значения, ведь контакт между наставниками и учениками был налажен. Стёпа отремонтировал свой усилитель, в который можно было включать две гитары и микрофон. Всё это хозяйство разместили в пустом гараже Стёпиного отца.
После посещения репетиций в ресторане друзья бегом мчались в гараж, где, напрягая мозги и пальцы,  пытались вспомнить и повторить всё то, что они внимательно подсматривали у кабацких музыкантов. Марк просыпался вместе с мамой в пять или шесть утра, сразу же садился выполнять показанные учителем музыкального салона упражнения. Ничего больше просто не умел. Но через несколько дней с удивлением обнаружил, что уже достаточно уверенно играет простые сольные партии, «слизанные» в ресторане у гитариста Володи. А ещё с гордостью принял то, что на  кончиках пальцев левой руки стали набухать болезненные мозоли. А без них, как сказали опытные музыканты, гитаристы не случаются.
 После завтрака Марк обычно снова брался за инструмент, и так до обеда, а вечером собирались коллективом в гараже и пытались  разучить свои первые песни.  Стал приходить и клавишник Витя Юрин. Подключить ионику ему было некуда, поэтому Витя просто слушал песни, записывал их при надобности на изрядно потёртый родительский магнитофон «Весна -202»  с шалящей механикой, а потом дома подбирал песни на пианино. Чтобы когда наступит время генеральной подготовки к первому выступлению, быть во всеоружии. 
Однажды Марк посчитал, что в руках с гитарой он проводит от восьми до десяти чесов в день.  Много это или мало, он не представлял, но процесс ему нравился куда больше, чем бесполезная толкотня на улице с соседскими мальчишками. Весь город, особенно его молодёжь,  шумно и азартно обсуждал игры чемпионата мира по футболу, переживал обидное поражение советской команды от бразильцев, а Власов жил исключительно музыкой. Он мысленно представлял себя на сцене школьного актового зала с гитарой в руках, и, конечно же,  удивлённое лицо Ленки Дёминой.
Иногда проходя мимо дома, где жил его соперник - Сергей Крамских – Марк задумывался о том, что очень жаль, что в стране отменены дуэли. Это сколько незаслуженно обиженных людей смогли бы наказать своих обидчиков. И хотя Крамских лично Власову ничего плохого не сделал, Марку очень хотелось хоть какой-нибудь вендетты за то унижение, которое он испытал на глазах у целого класса Ленки Дёминой.
«Нужно научиться играть на гитаре так, чтобы каждый увидел, что Крамских не стоит и одного моего пальца. И это будет моя месть ему», - решил Марк.
В один из летних дней закругляющегося июня он достал из письменного стола два альбома с иностранными марками и большую банку со значками. Это была его с детства собираемая коллекция. С любовью просмотрев каждую марку и значок и вспомнив историю их появления, Марк сложил их в тряпичную сумку и отнёс соседу Вовке,  живущему в угловом доме на конце улицы.
- Слушай, Вовчик, ты когда-то просил меня продать тебе несколько марочных наборов, - сказал Марк. – Я готов продать тебе всё, ещё и значки.
- Серьёзно что ли? – недоверчиво спросил Вова.
Марк показал коллекцию.
- Пять рублей за всё, - предложил он.
- Дорого. Мамка столько не даст.
- Дорого? Да тут только одних марок рублей на десять, значков на столько же, да и сами альбомы денег стоят. Это, считай,  даром, от сердца отрываю. Мне струны на гитару нужны, четырёх уже не хватает, чтоб нормально играть.
 - Да говорю ж, мать пошлёт меня.
- Ну, как знаешь, продам кому-нибудь другому. За четыре пятьдесят.
- Подожди, - засуетился Вова. – Копилка  у меня есть. Надо посчитать, сколько в ней.
Вова исчез за дверями дома, Марк остался на улице. Через несколько минут Вова вынес ровно четыре рубля пятьдесят копеек, отсчитав их  блестящими десятикопеечными монетами.
- Только об одном прошу, никому их не продавай. А если всё-таки надумаешь, то имей в виду, я первый в очереди. Выкуплю их обратно, - тяжело вздохнул Власов.
- Такие марки – никому, ты что…
- Вот и хорошо. А я иногда буду к тебе приходить посматривать.

11
На торжественное собрание по поводу выдачи свидетельств об окончании восьми классов Марк явился один, хотя приглашались и родители. Но отец снова не ночевал дома,  явился под утро навеселе, а заплаканная мама сказала, что раз собрался идти в девятый класс, то ей на собрании делать нечего. Но причина, скорее всего, как показалось Марку, была в ином – мама хотела побыть одной. Иногда она сама говорила, что очень устала от жизни, от работы, от людей, и буквально жаждет уединения со своими мыслями.
В актовом зале школы собрались выпускники всех восьмых классов. Пришли и будущие музыканты – Ян, Стёпа и Коля. Не обращая внимания на шипение одноклассников, требующих всех рассесться согласно заранее распределённым местам по классам, друзья разместились вместе на галёрке.
- Слушай, Марик, а где ваш Градский, который Гриша? Давно его не видел, а разговоры разные ходят, - спросил Ян шёпотом.
- Разговоры имеют под собой почву, -  нехотя ответил Власов.
 - Значит, правду люди говорят?
- В каждой правде лишь половина правды. Суд определит степень Гришкиной вины, а не языки без костей.
- Понятно, - выдохнул Ян. – Ну, и классик у вас, Марик, не позавидуешь. Через одного можно в тюрьму сажать. И как ты восемь лет с ними учился?
- Зато мы в хоккей и футбол у вас выигрывали, - огрызнулся Марк.
- Не надо ля-ля, в хоккей выиграли мы, - уточнил Ян.
- Это в прошлом году было, а нынешней зимой мы победили.
-  Ой, со счётом четыре три… Еле-еле. А мы вас в том году десять три раздолбали.
- А мы вас в шахматы уделали, хоть и бандиты, как ты говоришь.
- А мы…Мы… Слушай, а чего мы спорим, кто круче? Тебя моё мнение вообще не касается. Мы теперь с тобой в одном классе. И вот с этими двумя, - Ян бросил лукавый взгляд на сидевших с серьёзными выражениями лиц Колю и Стёпу. – Ты рад?
- Радости нет предела. Я буду рад, если они играть на гитарах начнут, как следует. Пока особого прогресса не наблюдаю.
- Не скажи, Степан уже неплохо бас колупает, старается. А Коля подтянется, я думаю. Не век же ему свои четыре аккорда шкрябать.
- Да и Витька как клавишник меня пока не радует. Ты видел, как Женя в кабаке на двух ярусах поливает?
- Видел. Так он профессиональный музыкант.
- Кто тебе сказал? Женя вообще-то хирург. Он мне как-то об этом рассказал. И остальные мужики тоже работают. Один на заводе, другой инженером в горгазе, третий – связист. А игра в ресторане – это у них хобби.
- Ничего себе.
- Ага. И тоже, как и мы, когда-то не умели две ноты связать.
- М-да, нам бы так играть, как они…
- Будем не хуже. Поверь мне.
Ведущая торжественного собрания, она же завуч по воспитательной работе Василиса Александровна, долго терпела разговоры на галёрке, в конце концов, сделала многозначительную паузу и сказала в микрофон:
- Власов Марк, а не желаете ли вы рассказать всем своим товарищам, о чём это вы в такой торжественный, можно сказать, судьбоносный для всех час так громко беседуете? Может, нам это тоже будет интересно. Выйдите на сцену, пожалуйста, и расскажите.
Марк едва не провалился под пол актового зала, где на втором этаже располагалась учительская комната.   Но потом быстро взял себя в руки, легко  пробежался по шумному междурядью и вышел к микрофону.
- Хочу прочитать стих, - сказал он, вопросительно взглянув на Василису Александровну.
- Прочти, пожалуйста, - утвердительно кивнула завуч, в зале наступила тишина.
- На распутье дорог
Вещий камень стоит,
И народную мудрость
В себе он хранит. –
Кто направо пойдёт,
Тот во имя идей
Превзойдт миллионы
Утрат и смертей. –
Кто налево пойдёт,
Тот нехитрым путём
Наживёт себе дачу,
Машину и дом. –
А кто прямо
Лесною тропою пойдёт,
Своё счастье, любовь
И надежду найдёт.
Пусть то сказка,
Но в сказке есть
Правда и ложь –
Никуда не пойдёшь –
Ничего не найдёшь.
- Прекрасно!  - театрально  воскликнула Василиса Александровна. – Стих буквально  соответствует духу момента. Спа-си-бо!
- Пожалуйста, - поклонился Марк. -  А теперь о том, что духу момента не соответствует.  Друзья, с нами нет Гриши Градского, но я с ним виделся, и хотел бы передать его слова. Гриша просил, чтобы все простили его. За обиды и унижения, за ссоры и драки, за сорванные уроки. В общем, у меня всё…
Казалось, что в актовом зале создался некий грозящий взрывом вакуум. Сидящие в первом ряду учителя опустили глаза и как будто онемели. Выпускники молча переглядывались. Чтобы разрядить эту до предела накалившуюся атмосферу, Василиса Александровна объявила выход школьного ансамбля «Легенда». Спускаясь со сцены, боковым зрением Марк увидел широко шагающего с бас-гитарой на  плечах Сергея Крамских. Когда на сцену вышли все музыканты его ансамбля, зал действительно взорвался. Аплодисментами. А про Гришу и его просьбу прощения быстро забыли.

12
В гараже царило уныние – выступление «Легенды» если не повергло всех в шок, то обескуражило и подорвало веру в собственные возможности. Нет, конечно, группа Сергея Крамских была намного слабее ресторанного коллектива, но играла она слаженно, без сбоев,  ребята пели в два голоса, каждый из которых был по- своему хорош. Ещё и клавишница умело держала фон и обыгрывала образовывающиеся интервалы.
- Нам до них, как до Киева раком, - сказал Коля так, словно подвёл черту.
- И что? – машинально спросил Марк.
- То… - эхом отозвался Коля.
Всех ребят Марк знал давно. Класса примерно с пятого. Поводом для знакомства стал футбольный турнир на приз клуба «Кожаный мяч». Узнав о том, что инструктор-общественник детской комнаты «Смена» Михаил Борисович Татаринов набирает второй состав для участия в соревнованиях, сразу два десятка мальчишек записались в команду. Но Михаил Борисович отобрал не всех, а только самых рослых, он вообще считал футбол силовым видом спорта, где малышам делать нечего.
 Первый состав команды Татаринова назывался «Звезда». Выступали за неё ребята опытные, прошедшие многие баталии на разных уровнях, ещё и занимавшиеся у тренеров спортивной школы. Именно на «Звезду» делал ставку Михаил Борисович, считая, что эта звёздная команда выиграет городской турнир и поедет на областные соревнования. Второй состав – команду «Искра» - Татаринов выставил то ли забавы  ради, то ли для того, чтобы при случае могли нервы основным конкурентам первого состава потрепать. Отобранные ребята ни разу даже не играли вместе, ещё и оказалось, что у команды нет вратаря, лишь полевые игроки.
 - Борисыч, где ты набрал этих босяков? – посмеивались над «Искрой» приехавшие на соревнования со своими подопечными коллеги Татаринова – такие же спортивные инструкторы.
Михаил Борисович гордо покручивал тугой ус и загадочно отвечал:
- Игра покажет.
По капризной воле спортивной судьбы жеребьёвка свела в первом матче на выбывание именно «Звезду» и «Искру». Татаринов был вне себя от расстройства – надо же, в первом туре и уже одна из его команд покинет соревнования. Конечно, закончить соревнования обязана была «Искра», за которую вышли играть три полузащитника – Ян Стасов, Коля Михайлов и Стёпа Игошин, а Марк Власов стал в ворота. Но вопреки всем прогнозам «Искра» устояла.
И не просто устояла – уже на второй минуте матча Ян Стасов  протолкнул мяч мимо замешкавшегося вратаря «Звезды». Всей командой «звёзды» бросились отыгрываться. Михаил Борисович, гоня вперёд свой первый состав,  орал у кромки поля как разбуженный зимой медведь. Но мяч упёрто не шёл в ворота Марка Власова. Ближе к концу второго тайма «Звезда» получила право на одиннадцатиметровый штрафной удар. Разнервничавшийся от постоянных неудач, нападающий «Звезды» пробил носком правой ноги изо всех сил, чтоб наверняка, но  мяч пролетел не только выше прыгнувшего Власова, но и выше ворот. А уже в самом конце матча, когда, казалось, «Искра» не выдержит натиска, Марк подхватил мяч в своей штрафной площадке, в одиночку на высокой скорости довёл его до центрального круга, и коряво пнул куда-то в высоту, над головой давно покинувшего свою вратарскую площадку вратаря соперника. Мяч нехотя ударился несколько раз о неровный газон, и опустился за воротником у голкипера в дальнем углу ворот.
Такого поворота событий Татаринов перенести не мог. Он тут же переделал заявку на турнир, вычеркнув из неё всех «искровцев» и вписав вместо них фамилии проигравших «звёзд». Таким образом,  вопреки всем футбольным правилам,  из турнира выбыла победившая команда. Оппоненты могли подать протест, но никто этого не сделал – некому было просто заступиться за ребят из выигравшей «Искры». 
Так Марк, Ян, Коля и Стёпа стали друзьями. Иногда ходили друг к другу в гости, мечтали о футбольной карьере, обсуждали девочек, обменивались книгами и даже не представляли себя в роли музыкантов.
Ян жил с мамой, его отца Марк никогда не видел. Старшего брата тоже, хотя слышал о нём очень часто. У Стёпы была полная семья, добрый отец, строгая мать и неразговорчивый брат. Самым гостеприимным был Коля. Он занимался гирями, любил шутить, обожал компании,  у его отца была машина, поэтому многие девочки в школе всерьёз рассматривали Колю в качестве потенциального жениха.  Но он мечтал о военной карьере и совершенно не задумывался о серьёзных романах с кем бы то ни было.
- Ладно, у меня четвёрка по музыке, а вы-то отличники, пацаны. Я не понял, вы сейчас вот все серьёзно?  - удручённо спросил Марк, глядя поверх голов  товарищей.
- Что серьёзно? – переспросил Стёпа.
- Насчёт  Киева и рака…
- Это поговорка такая, - сумничал Стёпа. – Просто Коля считает, что мы полные шлпы в сравнении с «Легендой».
- Хорошо, Коля считает… - с обидой протянул Марк. – А ты как считаешь?
- Ну, я как бы…- Стёпа запнулся и бессильно опустил глаза.
- А ты, Ян?
- Да я-то что? Я простучу, главное, чтобы вы сыграли, - бодро отрапортовал Славин.
- Понятно, - хмыкнул Марк, резво пробежав пальцами по струнам, и ребята заметили, что скорость мудрёного пассажа была на порядок выше, чем это получалось пару дней назад. - А я считаю, что в сентябре мы будем играть круче!
- Подожди, Марик, ещё разок повтори то, что ты сейчас сыграл, - заметно посветлев лицом, улыбнулся Стёпа.- Ну, ни фига себе, вы это видели!? Знатно ты завернул!
- Скоро все будем заворачивать. А ещё знаете, чем мы будем круче «Легенды»? Мы будем играть свои песни!

13
Клавишник ресторана «Донбасс» Женя уже готовился к выходу в зал, как его остановил за руку  собравшийся домой Марк,  последним из друзей  покидавший репетиционную комнату. 
- Жень, удели пять минут внимания, пожалуйста.
- Что случилось?
- Хочу тебе свою песню показать. Ещё никто не слышал. Нужна критика со стороны, - взволнованно прошептал Власов.
- Эй, чувачки, ну-ка тормозните, - задержал музыкантов Женя. – Давай, играй, малой! Пусть весь коллектив послушает. Только быстро!
- Марк снял со стены репетиционной комнаты акустическую гитару, громко кашлянул и под ритмичный перебор запел:
- Весна проходит мимо нас,
Но от разлуки нет спасенья.
И вспоминается не раз
Безумной встречи день весенний.
Весной пора любви придёт,
Весной черемуха цветёт,
Под ней никто меня не ждёт,
Никто не ждёт…»
- Стоп! – скомандовал Женя. – Здесь остановимся. В принципе понятно, что материал совершенно сырой. Но изюминка есть. Нет, неправильно выразился, есть крепкий корень, теперь из него нужно вырастить здоровый цветок песни. Рифмы вполне годные, мотивчик шлягерный, надо аранжировку проработать, импровизы, ну, и припевчик разложить на три голоса.  Правильно я мыслю? – спросил Женя у музыкантов.
Все четверо одновременно подняли большие пальцы вверх.
- Молодец, малой, ещё играть не умеешь, а уже песни сочиняешь. А стихи тоже твои? – на ходу спросил басист.
- Мои, - покраснел Марк.
- Клёвенько.
- Ладно, все на сцену, - скомандовал Женя. – А ты, Марик, знаешь что? Иди домой и работай. Крепко работай, не жалей себя и береги время. И ещё запомни на всю жизнь мой совет: не будь вторичен! Играть чужое любой дурак при желании сможет, а создавать своё - не каждому дано. Ты сможешь, я уже вижу.
Из ресторана Марк выходил, сияя, как вчера отчеканенный юбилейный рубль.
- Ты где был? - спросил Ян.
- Песню мужикам показал. Свою песню, - гордо вздув грудь, ответил Власов.
- Свою-у? – расширился в радостной улыбке Ян. – А почему нам не говоришь и не показываешь?
- А вдруг засмеёте…
- Запомните эту дату, пацаны-ы! – подняв указательный палец вверх, нараспев протянул  Ян. – Первая песня Марка Власова-а-а!
- Вторая, - уточнил Марк. – Первую ещё надо доработать. Не хватает музыкальной грамотности. В припеве нужно какое-то усиление,  а я не пойму, как его сделать.
- Так пошли в гараж, вместе подумаем, - заторопил Стёпа. – У меня тоже сюрприз. В журнале «Радио» нашел схему приставки для электрогитары с эффектом фузз.  Спаял, вроде работает… Но нужно ещё поколдовать…
-   Чего? – переспросил Коля.
- Пошли, в гараже всё покажу.
Звучание гитары через приставку было поразительным и завораживающим. Одно дело, когда ты слушаешь ресторанных профессионалов, у которых есть и нужная для качественного исполнения аппаратура, и деньги на её приобретение. И совсем другие ощущения, когда какая-то отличительная новинка появляется у тебя лично. 
- Стёпа, ты гений, у «Легенды» такого нет, - радостно заёрзал на раскладном стуле Марк.
- Да там, в журнале, есть схемы и других эффектов – дисторшн, фэйзер, вибрато  и овер драйв, - похвастал Стёпа.
- Не знаю, что это такое, но думаю, не хуже твоего фузза. А ты сможешь их сделать?
- Попробую. Деталей не хватает. Три рубля надо где-то раздобыть, а батя не даёт, - недовольно вздохнул Стёпа, в этот момент Марк почувствовал, что не только он, Власов, болеет общим делом, но и Игошин загорелся им не на шутку.
- У меня есть мяч кожаный. Практически новый. Можно продать за трояк, - предложил Марк.
- Ты что? – запротестовал Ян, комично умостившийся на поролоновой подушке между двумя пионерскими барабанами. – Это же мяч! А в футбол? Я смотрю, ты ни чемпионат мира не смотришь, ни на стадион не приходишь…
- Футбол подождёт, музыка в приоритете, - парировал Марк.
- Ну, если так, то я во дворе предложу пацанам, - пообещал Ян.
Через неделю в гараже появились приставки с новыми гитарными эффектами, которые отчётливо просигнализировали Марку, что теперь он просто обязан сделать стремительный рывок в деле освоения гитарной техники. Просиживание часов за простыми упражнениями закончилось, наступило время подбора песен у магнитофона и поиска технических решений.   Энтузиазма друзьям добавило и появление в гараже настоящего хай-хэта и бронзовой тарелки на стойке, которые Яну подарили друзья из соседней школы. 

14
Обычно в июле мама Марка Ольга Афанасьевна брала отпуск, и вся семья ехала на море в Бердянск. Отдыхали дикарями, снимая квартиру где-нибудь поближе к остановкам, через которые шли автобусы на обдуваемую штормовыми ветрами песчаную косу. Но летом восемьдесят второго года никто никуда ехать не собирался. Ни пропадающий ночами отец, ни отказавшаяся от летнего отпуска мама.
«Ничего, на новый год возьму, зимние каникулы вместе проведём» - успокаивала сына мама, но умиротворения в тревожные мысли и подозрения Марка это не приносило.
Когда-то шумно и тесно было в доме Власовых, возвышавшемся над унылыми железными крышами соседних флигельков. Что ни месяц – мама собирала весёлые девичники – своих сотрудниц по работе, которые приходили вместе с мужьями, а там на запах свиного шашлыка, домашнего вина  и воспламеняющегося синим цветом шестидесятиградусного самогона подтягивались и чутливые да падкие на халяву соседи. Гуляли, считай, всей улицей.
- Маркуша, а ну-ка,  шморчок, дай нам музычку! – под гоготание компании кричал пьяный отец.
Марк вынимал из дубовой жёлтой тумбочки, над которой висела старинная деревенская икона и портрет Сталина,  собранные родителями виниловые пластинки, откапывал любимого батиного Высоцкого, выносил во двор громоздкую радиолу с четырьмя расходящимися во все стороны динамиками  и включал на всю позволенную ими мощность.
«Вдох глубокий, руки шире, не спешите, три-четыре», - под ритмичный топот танцующего девичника разносилось по округе.
- Человек! – неистово и искренне вскрикивал  отец. – Человек! – так он называл Высоцкого, и требовал крутануть песню ещё и ещё.
А теперь прошла весна, клонилось к знойной середине лето, а в доме - то гробовая тишина, то скандалы матери и отца, от которых прятался Марк в самую дальнюю спальню, закрывал форточку, брал в руки гитару и монотонно гонял подобранные у магнитофона пассажи, минорные и мажорные гаммы и  показанные кабачными гитаристами пентатоники.
Однажды, в поисках не являющегося домой отца, в очередной раз  проходя мимо здания почтового отделения, Марк встретил свою одноклассницу Таню Хрущ, с которой в четвёртом классе даже посидел за одной партой. Недолюбливал её Власов – неопрятная она была, одежда вечно мятая, пионерский галстук застиранный до дыр, не мытые неделями растрёпанные кудрявые волосы лоснились от липкого жира. Мама говорила,  что Хрущ – то ли дочка, то ли внучка отсидевших в лагерях и обосновавшихся на соседней улице бандеровцев. Кто такие бандеровцы, Марк не знал, лишь слышал от дважды контуженного где-то в Карпатах деда: «Самые жестокие и продажные, мы их от Гитлера освобождали, а они в спину стреляли, иуды!». Но Таня не была ни жестокой, ни продажной, Марка она раздражала только  своим внешним видом.
- Привет, Марик! – поздоровалась Таня, щурясь от висящего на столбе вечернего фонаря. – Чего это ты в наши края зачастил? Уже который раз тебя тут слоняющимся вижу.
- Привет! Отца ищу, - буркнул Власов. – Может, где-то тут, за почтой бухает. Или на Краснодонской у дяди Васи – собутыльника завис…
- А чего ты его тут ищешь? Я его тут сто лет не видела, но знаю, где он, - пролепетала Таня.
Словно разряд молнии, явившейся  среди сухого душного вечера, прошил тело Марка от головы до пят.
- И где же? – словно боящийся  спугнуть добычу охотник, спросил Власов.
- А ты не знал что ли? Спросил бы, - рассмеялась Таня.
- У кого спросил? У тебя?
- А я всё про всех на посёлке знаю. Я и про тебя всё знаю. Это только ты про меня ничего.
- И что ты про меня знаешь, любопытно будет услышать, - занервничал Марк.
- Что тебе Ленка Дёмина отказала.
- И всё?
- И ты решил в девятый класс идти.
- И что с того?
- Музыкой увлёкся.
- Есть такое.
- Спорт бросил.
- Ну, с этим я ещё до конца не определился, допустим…
- Что ещё знаешь?
- Что дурачок ты. Батя твой у тёти Светы Крамских зависает. Знаешь Крамских? – спросила Таня так, словно нанесла удар острой рапирой в самое сердце Власова.
Марк неожиданно затошнило, белая тягучая пелена появилась перед глазами, а в лёгких застыл крик. Отец, оказывается, все последние недели «зависает» у матери злейшего врага и необъявленного соперника – Сергея Крамских.
- И что он там делает? -  немного отдышавшись, машинально спросил Марк.
- А я откуда знаю? Я уже несколько раз видела, как он во двор к тёте Свете заходил, - сделала шаг назад Таня. – Ты это, Марик, ничего про меня не думай. Я в твоих семейных делах ничего не понимаю. Может, и зря тебе сказала…
- Может, и зря. Но всё, что ни делается…
- …Всё к лучшему, Марик. Ты не расстраивайся. Пьяный всё время твой батя там.
Не попрощавшись с Таней,   Марк что есть сил побежал к дому Крамских. Остановился, заглянул через забор. В сумерках двора за кроной широкой яблони  тускло светились два маленьких окна с крестообразными рамами. Из-за листвы никого рассмотреть в светящейся комнате было невозможно. Напрягая взор, Марк простоял у двора около получаса, но - ни движения, ни звука. Там ли, в этом ненавистном доме,  отец или нет – можно было только гадать.
«Сожгу к чертям эту хибару!- дёргая свои длинные волосы и ногтями раздирая до крови виски, в сердцах решил Марк.- А если и отец там, то сожгу  вместе с ним!»

15
Душный август беспощадно  комкал усыхающую садовую листву, заставляя уставшую природу раньше положенного срока плести осенние ковры. Марк ничего не сказал маме о том, что он узнал об отце. А узнал он не так уж и много, ведь словно по мановению волшебной палочки все оставшиеся дни лета батя приходил домой совершенно трезвым и вовремя, превратившись во вполне порядочного семьянина. Отцу Марк тоже ничего стал говорить, и ни о чём не спрашивал. Мало ли – а вдруг Тяня Хрущ просто принесла на хвосте ничего не значащую сплетню, коими и без неё мир полон под самую завязку.
В ресторан друзья стали приходить всё реже, пока, наконец, не определились - максимум, что они могли почерпнуть из этого знакомства с музыкантами, уже взяли. Главное – увидели изнутри, как делается музыка, как раскладываются на партии голоса и инструменты, как выдерживается ритм, и поняли, что ничего невозможного и непостижимого в этом искусстве нет. Оставалось только  работать над своим пока ещё скудным репертуаром и техническим оснащением. В начале сентября Марк подошёл к завучу Василисе Александровне и спросил:
- Можно, мы будем репетировать на школьной аппаратуре хотя бы один раз в неделю?
Школьная аппаратура в сравнении с ресторанной была достаточно жалкая,  но  это куда лучше, чем гаражные посиделки с одним усилителем и колонкой со старым хрюкающим динамиком.  В школе имелись усилители «Минор» и «Подолье» для подключения всех гитар, да ещё система «Электрон», через которую неплохо звучали приспособленные из школьного радиоузла микрофоны. Дабы не испытывать судьбу, Василиса Александровна хотела сразу же отказать – мало ли, ребята молодые, малоопытные, сожгут аппаратуру, и как потом проводить школьные мероприятия? Но какое-то  тайное чутьё снова сыграло свою роль в предполагающемся спектакле одного актёра, коим, конечно же, была она сама.
- Хм… Репетировать? – сурово, но любопытствующе  спросила завуч. – Что именно вы собрались репетировать?
- Музыкальную программу, - ответил Марк.
- В смысле кавээн? Или хор? Так подойдите к преподавателю пения Семёну Сергеевичу, он у нас хористами занимается, - отмахнулась Василиса Александровна.
- Вы не поняли. Не хористы мы, вы же ещё в июне сами нам гитары выдали списанные …
- А-а, так вы, Власов,  хотите сказать, что уже что-то там играете?
- Почему «что-то»? «Каскадёров» из «Землян» играем, «Музыку Невы» группы «Круиз», «Богатырскую силу» Стаса Намина,  песню из фильма «Вам и не снилось»… Вы смотрели «Вам и не снилось», Василиса Александровна? Понравился?
- Хорошее кино. Только вредное.   
- Почему?
- От учёбы молодёжь отвлекает. Ну, какая может быть любовь в пятнадцать лет, Власов?
- Как какая? Самая настоящая…- Марк опустил глаза, словно учительница это сказала лично ему, от кого-то услышав о его неудавшемся романе с Ленкой Дёминой.
- Не придумывай, Власов. Это не любовь, это химическая реакция. Видел, как шипят препараты на уроках химии? Вот то же самое и эта так называемая любовь. Ну, ладно, оставим эту тему. А что-нибудь серьёзное репетируете?
- Какое серьёзное? Еще три моих песни – «Черёмуху», «Последний танец» и «Маскарад»…
- Твои песни, Власов? Это даже не смешно. Какой ещё «Маскарад»? Я имею в виду песни из репертуара советских композиторов, - завуч просверлила Марка горячим требовательным взглядом.
- …Композиторов? Каких конкретно? – растерялся Марк.
- Ну, Пахмутова, например…  и вновь про-дол-жается бой, - баритоном пропела Василиса Александровна.
- Если нужно, то и Пахмутову можно, только не эту песню, а хотя бы «Трус не играет в хоккей», - моляще простонал Марк.
- Шучу я, Власов, - вдруг грубо, почти мужским голосом,  проговорила завуч. - Шучу. Сама «Землян» и Намина люблю. И твои песни  послушаю как-нибудь, если не врёшь. Но кто даст гарантию, что вы не испортите школьную аппаратуру? Это первое. И второе: как вы собираетесь делить территорию с ребятами из «Легенды»? Возникает конфликт интересов, конкуренция так сказать, что неприемлемо для   социалистического общества в целом и комсомольской организации, в частности.
- А мы с ними и не собираемся ничего делить, - рыкнул Марк, мысленно представив перед собой широкое лицо Сергея Крамских. -  Ну, пусть они будут основными, а мы, так уж и быть,  запасными. А дальше посмотрим. Нам хотя бы раз в недельку на нормальной аппаратуре себя пробовать. Это второе. А первое: наш Стёпа Игошин – радиолюбитель, он даже на кружок в станцию юных техников ходил - починит любую поломку. Да мы и не собираемся ничего ломать, мы даже те дрова, что вы нам выдали, починили за свой счет и вернули к нормальной жизни.
Василиса Александровна, будучи на голову ниже Марка, тем не менее, посмотрела на него свысока, словно убеждаясь, что её спектакль удался на славу: всё, что она хотела услышать, услышала, чем хотела – озадачила, должное впечатление произвела.   
  - Значит так, Власов, подойдёшь к старшей пионервожатой  Елене Алексеевне, скажешь, что я разрешила вашему новому, пока ещё формирующемуся коллективу, заниматься в актовом зале по воскресеньям. Но под её ответственность. В конце концов, через год «Легенда» покинет стены школы, глядишь, вы хоть что-нибудь к тому времени сможете сыграть, - сказал завуч с некоторым пренебрежением.
- А вы сомневаетесь, что сможем?- сморщился Марк.
- Положа руку на сердце, сомневаюсь, - ответила Василиса Александровна, приложив ладонь к груди. – Давайте проверим. Готовьте ваши песни на осенний бал шестого октября, перед днём конституции. Договорились. Но накануне бала я вас обязательно должна буду прослушать.   

16
Весь сентябрь друзья усердно готовились к прослушиванию. Как и условились, по воскресеньям им разрешили приходить в актовый зал и включать инструменты в школьную аппаратуру. Это были совершенно иные ощущения, чем те, что получали музыканты, собираясь в гараже. Другая мощь и качество звука, настоящие барабаны -  пусть и собранные из разных   ударных комплектов, длинные шнуры, позволявшие свободно передвигаться по широкой сцене.
Но однажды на репетицию нежданно ворвался Володя Шишкин – гитарист группы «Легенда». Он яростно пробежал по краю сцены, внимательно рассматривая каждый шнур и подключение, недовольно развёл руками, увидев, что Ян немного иначе расставил барабаны, затем провернулся к Марку и звонко рявкнул:
- Ты тут главный?
Ребята игриво переглянулись.
- Да у нас вообще-то коллектив, - ответил Марк, пожимая плечами.
- Ой, какой коллектив, чуханы? Кто разрешил вашему кол-лек-тиву брать наши шнуры и передвигать барабаны? – прохрипел Шишкин.
- Вова, это шнуры школьные, да и барабаны тоже. Чего ты взбесился-то? – с широкой улыбкой окликнул Шишкина Коля Михайлов - человек в школе уважаемый и, как правило, бесконфликтный.
- Не спорю, Коль, школьные, но перепаивали-то мы их.
- Кто вы?- без накала спросил Стёпа.
- Ну, я, Серёга Крамских паяли. А что? Мы их из магазина принесли и перепаивали разъёмы, - уже более сдержанно сказал Шишкин.
- Спасибо вам за это, - поблагодарил Ян. – Если нужно, то барабаны я на место верну, мне просто нужна немного более широкая расстановка, руки у меня длиннее, чем у вашего барабанщика.
- Конечно, верни. Можно же было как-то и с нами переговорить, а вы всё за спиной порешали, - с трудом проглатывая скопившуюся слюну, с обидой проговорил Шишкин.
- Можем считать, что мы уже разговариваем с вами, прямо сейчас. В твоём лице. Ты же у «Легенды» главный? -  поинтересовался Марк.
- Я…
- Ну, вот, и договорились, - улыбнулся Марк, подмигивая друзьям.
- Мужики, всё равно неправильно это как-то… - простонал Шишкин, совершенно растерявшись.
- Забыл предупредить, - перебил его Марк. – Шестого октября на осеннем  балу мы будем вместе с вами выступать.
- Кто решил?- вздрогнул Шишкин.
- Василиса.
- А директор что сказал? – не унимался Шишкин.
- Ещё не спрашивали, - ответил Марк. – Но, думаю, против костяка сборных школы по футболу, волейболу, гандболу и шахматам наш директор ничего не скажет. На недельке у нас волейбольная тренировка, директор тоже будет, он с нами поигрывает иногда. Загляни, спросим его мнение.
Шишкин недовольно сплюнул.  Хотел присесть, но, не обнаружив подходящего места, суетно обратился к Марку:
- Пойдём, выйдем, поговорить надо, - уже за дверью сцены актового зала, Шишкин бойко развернулся, и вплотную приставив своё лицо к лицу Власова, прорычал: - У тебя проблемы, чувак.
- Может быть, - спокойно сказал Марк, на его лице не дрогнула ни одна мышца. – А у кого их нет, проблем? И у тебя, уверен, они тоже имеются.
- Ты меня пугаешь что ли? – взъерошился Шишкин, вертя головой, словно выискивая где-то в стороне подмогу.
- Гнилой базар, Вова. Предъявляй сначала, а потом разводи понты, - всё так же невозмутимо произнёс Марк, воспользовавшись фразой, услышанной у кого-то из отсидевших уголовников.
- Ну, про твой подкат к Дёминой мы знаем, - злобно моргнул Шишкин. – Хоть Ленка и уехала, но Серый Крамских на её тему с тобой побазарить хотел. Это его дело. Я сюда не лезу.  А то, что вы переходите дорогу всей «Легенде», это зря. Это уже конкретная война. И не мы её начали.
- Принято, - холодно, но так же угрожающе кивнул Марк.
- Что принято?
- Объявление войны.
- Будешь ходить и оглядываться, я тебя предупреждаю, - ошалело протарахтел Шишкин.
- Собаки в отличие от волков тоже лаем предупреждают.
- А вот это ты зря меня собакой назвал, - возмутился Шишкин, но Марк уже развернулся, открыл дверь  и шагнул в актовый зал.
– А Ленка-то куда уехала? – спросил он, не поворачивая головы, словно с безразличием.
- Чёрт его знает. Может, учиться, может, навсегда. Я у Серого не спрашивал…- оторопело пролепетал Шишкин, Власову показалось, что в какое-то мгновение он сам пожалел о том, что наговорил наедине, но продолжать разговор и искать примирения, было бы шагом ошибочным, по обычаям Майского война – значит, война.
- Тогда привет Серому! - брезгливо бросил Марк и гулко закрыл за собой дверь.

17
Физическая культура с первого класса - любимый урок Марка Власова. Об этом знали все учителя, каждому из которых Марк поочерёдно заявлял, что не знает, пригодится ли ему в жизни преподаваемый ими предмет, а крепкое здоровье не просто пригодится, оно является основой нормального существования. Учителя спорили, доказывали обратное, но переубедить Власова не могли. И тихо ему мстили занижением оценок. Но по физической культуре у Марка всегда была убедительная «пятёрка».
Как-то в самом конце сентября, когда музыкальный коллектив всеми мыслями был занят подготовкой к финальному перед осенним  балом прослушиванию у Василисы Александровны, Марка окликнула преподаватель физкультуры Тамара Николаевна и попросила подняться к ней в раздевалку. Там Власова дожидался его тренер по лёгкой атлетике Иван  Игнатьевич.
- Так, Власов, я не понял, уже первая четверть катится к завершению, а ты не провёл ни одной тренировки, - медленно шевеля усами, сказал наставник. – В ноябре областные старты, как собираешься в них участвовать?
Марк никак не ожидал встретить в школе своего тренера.
- Я не знаю, Иван Игнатьевич, - сконфуженно опустил голову он.
- А кто знает? -   надул верхнюю губу тренер. - Пришлось, вот, специально за тобой ехать, делать мне больше нечего – всех уговаривать. Давай с тобой так договоримся: сегодня уже ладно, занимайся своими делами, а завтра жду тебя на стадионе.
- Я не могу завтра, - тяжело проговорил Марк.
- Как это не можешь? Что случилось?
- У меня музыка, прослушивание…
- Я ж и говорю, дурь какая-то в голову попала – музыкантом себя возомнил, - хлопнула ладонями по бёдрам стоящая рядом Тамара Николаевна.
Марк молчал, он надеялся найти в лице учительницы физкультуры свою союзницу, но, увы, в этот раз ошибся.
- Каким ещё музыкантом, Власов? У тебя же дан-ны-е, - возмущённым голосом пробубнил тренер.  Уже все юношеские рекорды города нервно напряглись в ожидании твоих забегов, а у него музыка… Ты серьёзно что ли?
- Очень серьёзно, Иван Игнатьевич, - не поднимая глаз, ответил Марк.
- Не понял… Ты в своём уме, Марк? Не заболел случаем? Твоё будущее – это спорт. Музыка приходит и проходит, а спорт – это на всю жизнь. Это победы, рекорды, слава, пресса, поездки по всей стране, а может и за границу! Это друзья, внимание девушек, это любимая работа, в конце концов! А что музыка? Побрынькать в подъезде разве что… Это пройдёт быстро, Власов. Жалеть потом будешь.
- Не буду…
Тамара Николаевна нервно охнула  и отвернулась в настежь открытое окно, где на военной полосе препятствий школьный военрук  учил десятиклассников бросать гранаты во вражескую цель – сваренный из металлических труб макет  танка.
- Ну, не знаю…Решать, конечно, тебе самому. Но ты делаешь большую ошибку в жизни. Поверь мне, а я знаю, что говорю. Думаешь, один ты такой выискался, со своим мнением? Были и до тебя умники. Потом все локти кусали, что бросили спорт. Вот твоё будущее,  - Иван Игнатьевич стремительно выбросил руку вперёд и показал пальцем в окно на военрука. – Злобный сержант, сапоги, вонючая баланда, тупые командиры и изнурительные наряды. Оно тебе надо?   Неужели это лучше, чем заниматься любимым делом?
- Иван Игнатьевич, почему вы считаете, что музыка не может быть любимым делом? – угрюмо спросил Марк.
- Ах, вот, оно как… - вздохнул тренер. – Ну, как знаешь. Больше я сюда не приду. Если передумаешь, жду на тренировках. Но имей в виду, обидел ты меня, Власов, обидел…
Иван Игнатьевич подавленно причмокнул, со скрипом приподнялся со стула, молча кивнул Тамаре Николаевне и медленно вышел из раздевалки. Не произнеся ни слова,  Марк прошагал вслед за ним, понимая, что в такие минуты никому не нужны  ни пустословие утешения, ни языкоблудие оправдания.
Марком последнее время двигали две стихии – буквальная одержимость на пути постижения музыкального ремесла доказать Ленке Дёминой, что он ничуть не хуже её избранника – Крамских, а ещё до боли в каждой клетке пламенное желание вернуть гармонию в отношения между родителями. Ведь из-за внешнего муляжа относительного лада и благополучия  - нет-нет, да и показывались ноющие червоточины семейного тлена.

18
На отбор  репертуара выступления на осеннем балу Василиса Александровна пришла не сама, а пригласила директора школы Леонида Эдуардовича и старшую пионервожатую Елену Алексеевну. Елена Алексеевна заочно училась на первом курсе пединститута, и уже успела  слегка прикоснуться к студенческим рок-движениям, во всяком случае, понимала, что это такое. Леонид же Эдуардович шёл на прослушивание в ожидании услышать знакомые мелодии продаваемых в магазинах советских пластинок с детскими песенками, и был сразу же ошарашен оглушительным рёвом электрогитар и отнюдь не юношескими голосами, рычащими в терцию: «Улыбнитесь, каскадёры, мы у случая прекрасного в гостях».  Директор раздражённо ёрзал в кресле в ожидании скорейшего окончания этого мучения его барабанных перепонок. Наконец, прозвучала кода, и появилась возможность высказаться.
- Ребята, извините, конечно, я такую музыку никогда не слушал и не понимаю её, - взял слово Леонид Эдуардович. – У меня сразу вопрос: а не входит ли данное произведение в список запрещённых?
Друзья впервые услышали, что оказывается, где-то
в кабинетах начальства существует такой список.
- Мы не знаем, - удивлённо сказал в микрофон Власов. – Но вообще это песня популярного советского композитора Владимира Мигули на стихи известного поэта Андрея Дементьева. Она даже на миньоне фирмы «Мелодия» выходила,  и на гибком диске журнала «Кругозор».
- Так-так-так, ребятки, я не совсем улавливаю то, что вы там говорите, миньоны какие-то... Не знаю матчасть, как говорится,  - печально сжав крупные губы бантом, признался директор. – Но против Мигули ничего против не имею, как и против Дементьева. Я против такого звучания в принципе неплохого произведения. Громко очень, ребятки…
- Так, Леонид Эдуардович, на концерте «Землян» ещё громче, в несколько раз бывает, - усмехнулся Власов.
- «Землян»? – нахмурился директор, покосившись на завуча.
- Да, это ансамбль такой, - уточнила Василиса Александровна.
- Ага, вот оно что. Ну, не знаю… Но громко, как по мне. Хорошо бы гитарки потише, чтоб скрипочка поиграла, может, труба какая-нибудь… У нас же в школе есть ребята, играющие на трубе?
- Леони-ид  Эдуа-ардович, - жалобно протянула Елена Алексеевна, - никто уже не играет на трубах, время другое. Это рок!
- Насколько мне известно, рок у нас в стране запрещён.
- Ничего подобного, - запротестовала пионервожатая.
- Да? А что скажет Василиса Александровна?
- Мне нравится. Я была на концерте «Землян» в Донецке. Очень понравилось. И ребята вполне достойно исполняют «Каскадёров». Думаю, что всем в школе понравится, - гордо отрапортовала завуч.
- Вы меня прям в тупик поставили, - закряхтел директор, почёсывая затылок. – Хм… Отстал я от жизни. Надо наверстывать. Вы меня хоть иногда просвещайте, чего там, в мире музыки, происходит. Ну, давайте, ребятки, что у вас там ещё в репертуаре?
- Песня «Маскарад», - объявил Власов.
- Кто композитор? – спросил директор.
- Я… Только я не композитор. Просто автор музыки. И слов тоже…
Леонид Эдуардович с изумлением посмотрел на своих коллег:
- А это допустимо?
- Почему нет? – пожала плечами завуч. – Творчество школьников никто не отменял. Что им, кукол из бумаги или фигурки из пластилина лепить? Пусть самовыражаются. Я так думаю.
- Ох, Василиса Александровна! – послабляя узел туго завязанного галстука, повысил голос директор. – Как бы нам потом боком не вышло это самовыражение. У меня там на рабочем столе лежит газетка со списком запрещённых самодеятельных ансамблей, в творчестве которых допускается искаженное отражение советской действительности и пропагандируются чуждые нашему обществу идеалы и настроения… Специально газетку сохранил для такого случая. Чего доброго – вот эти досамовыражаются и тоже попадут в список. И мы вместе с ними прогремим если не на всю страну, то на город – точно…
- А я бы не стала однозначно рубить инициативу, - не согласилась завуч. -  Сначала надо выслушать ребят, дать им возможность выступить. Мы тут для того и собрались. Может, они и не станут мигулями или пахмутовыми, но зато выступят где-нибудь когда-нибудь на Грушинском фестивале. У каждого человека должен быть шанс в жизни и мы, наставники …
- …Я вас понял, - перебил директор. – Давайте, ребятки, ваш «Маскарад».
- Это наша визитная карточка, - гордо уточнил уставший слушать перепалку учителей Марков.
- Любопытно… Любопытно… - задумался директор. – И как эта карточка с вами связана, интересно?
- Наша группа будет называться «Маскарад»…
- Ах, вот как… Прямо по Лермонтову… - улыбнулся Леонид Эдуардович, но его слов уже никто не услышал – на сцене актового зала завизжала гитара и под размеренный барабанный ритм зазвучало:
«В нашей жизни случайностей нет,
Но приходят они,
И приносит не только  рассвет
Жизни светлые дни.
Снег хрустит под ногами легко,
Тихо льдинки звенят
Наша встреча ещё далеко
Но настал маскарад…»
Не сводя глаз с лица изумлённого директора, Власов заметил, как  под накрытым скатертью столом танцевали его ноги. Обутые в плетёные кожаные туфли и синие нейлоновые носки, они ёлочкой двигались то вправо, то влево, потом останавливались, и просто выстукивали ритм вместе с барабанными палочками Яна Славина.
«А ведь хорошо играют! Вот, чертята, молодцы! - восторженно думалось Леониду Эдуардовичу, в этот миг забывшему и об утренней  ссоре с женой, и об  очередном увольнении из школы скандальной исторички,  и о завтрашнем вызове на ковёр в городской отдел образования. – Миньон какой-то… «Кругозор»… Грушинский фестиваль… Что за фестиваль? Все знают, а я как чурка деревянная… Не-ет, непременно надо вникать и навёрстывать всё, что в жизни мимо меня прошло… А ведь когда-то и сам на трубе в школьном ансамбле играл… Даже Утёсова…».

19
Как бы хотелось Марку рассказать отцу о своём маленьком успехе – ведь на осенний бал директор и завуч по воспитанию одобрили исполнение целых пяти песен, две из которых – авторского сочинения. Но отец снова не пришёл домой. Смешанные чувства обиды, полного одиночества и бессилия одолевали волю Марка.
«Неужели опять? Неужели снова эта окаянная тётя Света, которая по воле злого рока не Иванова, не Петрова, а именно - Крамских?»  - тревожился он, отказываясь выполнять просьбу мамы пойти поискать батю.
Как правило, мама выбирала для себя маршрут поиска, двигаясь в направлении поселковой столовой, а Марк шёл к почте. Только теперь никому и никуда не нужно было идти, ибо где находится ночью отец, сын прекрасно знал. А мама лишь могла предполагать. Он смотрел на свою маму – сорокатрёхлетнюю женщину с осунувшимся от переживаний лицом, и расстраивался,  ведь ещё со всем недавно, летом, играя со старшими ребятами в футбол, его матери давали не больше двадцати шести. И кто давал? Двадцатилетний Юрка Журин, только что вернувшийся из армии и находившийся в разгульном  поиске второй половинки.
«Маркел, познакомь с мамкой», - просил он.
«Замужем мамка», - смеялся Власов, внутренне радуясь  молодости своей родительницы.
Как пел Высоцкий, не прошло и полгода, как мама не то чтобы постарела – она стала выглядеть на свои годы – путанные морщинки вокруг карих глаз, поседевший пробор смольных волос, обмякшая фигура. И виной тому, думалось Марку, является исключительно его непутёвый отец. Как его наказать? С мыслями о сожжении дома Крамских Марк уже расстался. Как-то встретив Кубика – Лёньку Градских, он услышал от него рассказ о том, как сложно сидеть на зоне его брату Гришке.  Сжечь дом – это уголовная статья, а улик против Марка в случае чего будет предостаточно. Марк решил не разговаривать с отцом. Никогда. 
- Почему ты не хочешь с ним развестись, это же не так сложно? – просил Марк у мамы.
Мама поднимала свои измученные от недосыпания глаза и отвечала:
- А брат придёт из армии, что я ему скажу? Да и как развестись-то? Из-за пьянки? Так у всех мужья пьют, одна я, получается, самая умная и непримиримая противница  зелёного змея? Люди засмеют…Ты меня, сынок, не подбивай на развод, само как-то разрешится.
Обычно школьные балы проходили по субботам после уроков. Предпраздничный день  шестого октября выпал на среду. Мальчики-старшеклассники  надели в школу  костюмы, девочки – нарядные платья. Настроение в старших классах - оживлённое, все находились в предвкушении выступления молодой рок-группы «Маскарад», рукописную афишу которой вывесили прямо на доске объявлений.
- А кто-нибудь слышал, как они поют? – шумели в коридорах девчонки-восьмиклассницы.
- Я слышала, только с улицы. По воскресеньям, когда они репетируют, никого в школу не пускают.  А так интересно же.
- И как поют? Лучше «Легенды» или хуже?
- Не знаю. Сегодня услышим.
Когда закончились уроки, Марк, Ян, Стёпа и Коля с гитарами пришли в пионерскую комнату, следом подтянулся и клавишник Витя.
- Елена Алексеевна, можно мы здесь подождём начало мероприятия? – спросил Марк.
- Так идите сразу на сцену актового зала, - ответила пионервожатая. 
- А кто нас туда пустит? Там «Легенда» разминается.
- Ну, и вы разомнитесь…
- Легко сказать…
- Ладно. Пойдёмте, - бросила пионервожатая, поднявшись из-за украшенного пионерской атрибутикой стола.
Войдя в освобождённый от зрительских стульев зал, Марк сразу ощутил на себе каменный взгляд Сергея Крамских, который стоял на сцене с бас-гитарой, широко расставив свои иксобразные ноги.
- О, явились, - небрежно процедил сквозь зубы Вова Шишкин.
- Так, парни, начало бала у нас через двадцать минут, - командным голосом звонко изрекла Елена Алексеевна. – Попрошу «Легенду» освободить сцену, так как первыми у нас выходит группа «Маскарад».
- Груп-па, - съехидничал Шишкин.
- Ага, «Маскарад», которым никто не рад, - неохотно покидая сцену и косо поглядывая на Власова, прошипел Крамских. – Клоуны, блин…
Музыканты «Легенды» уселись в углу зала, демонстративно шумя и гогоча. Сначала это раздражало поднявшегося на помост Марка, и он задёрнул занавес сцены. Но вскоре шум стал ещё громче – это распахнулись двери зала и в него ворвался поток  старшеклассников. Из-за занавеса выглянула одноклассница Бурцева.
- Ребята, вы тут готовитесь? Ни пуха вам.
- К чёрту.
- Ага. А я тут вам сюрприз приготовила. 
- Какой ещё сюрприз?
- Смотрите, театральные маски. Во дворце культуры взяла, я туда на танцы хожу. Наденьте на выступление, прикольно будет – группа «Маскарад»  - в масках. А в конце снимете, и - коллективный поклон… А?
 - Хорошая идея, - крикнул из-за барабанов Ян.
- И мне нравится, - кивнул Коля и первым нацепил маску на глаза.
- Молодец, Ксюха, - поднял большой палец вверх Марк, блестящая красная маска скрыла половину его лица. – Ну, что? Поднимаем занавес! Поехали!

20
Когда после выступления ребята из группы «Маскарад» спускались со сцены, в ревущем от восторга скандирующем зале старшеклассники требовали продолжения. Выход же «Легенды» большинство собравшихся на бал встретили прохладно, а кое-кто, как это иногда бывает, демонстративно отвернувшись, негодующе мычал: «У-у-у-у!». Действительно, и школьники и пришедшие поглазеть на  осенний бал учителя, и даже сам директор отметили, что новый коллектив «Маскарад» и прозвучал лучше, и смотрелся на сцене куда выгоднее старших товарищей.
- Молодцы, чертята! – обращаясь к Василисе Александровне, перекрикивал громкий фон Леонид Эдуардович. – Надо было разрешить им весь свой репертуар петь. А гитары-то как у них звучат, как в телевизоре. Эй, Власов, - повернулся директор к одиноко стоящему Марку, - а что вы это там с гитарами сделали, что они у вас и квакают, и рычат, и пищат, как скрипки!?
- Это, Леонид Эдуардович, гитарные приставки. У музыкантов их примочками называют, - гордо пояснил Марк. – Это наш Стёпа Игошин сам сделал.
- То есть, сейчас на сцене этих ваших примочек нет!? – переспросил директор.
- У  нас есть, у «Легенды» нет! Потому они и  звучат так примитивно.
- Понятно! Молодцы! Придумали же, чертята. А я, Марк, отстал от жизни, хотя раньше тоже музыкой занимался. Эх, было дело. Ты мне, если вы там чего ещё технического придумаете, хоть приходи, рассказывай, чтоб я в курсе новинок был, - попросил Леонид Эдуардович. – А Игошин пусть заскочит, посмотрит школьный радиоузел, что-то он последнее время подводить начал. И ещё. Совет дам. Маски свои снимите. Один раз на старте ваше подражание мистеру Иксу сработало хорошо, второй раз будет уже комично смотреться. На новогодний бал готовьте полную программу, по времени на один час. Первое отделение будет играть «Легенда», а второе – вы. Договорились?
- Спасибо, Леонид Эдуардович! – радостно кивнул Марк.
Вечер подходил к концу. Зал пустел, в школе воцарялась привычная ночная тишина. Когда Марк стал упаковывать в старый дерматиновый чехол свою  гитару,  перед ним выросла фигура рослого Сергея Крамских.
- Ну, что, пошли,  выйдем? Разговор есть! – сказал он приказным тоном.
- Здесь говори! – сердито рявкнул подошедший сзади Ян.
- У меня с Марком свои дела, Ян. Не лезь, пожалуйста, - неожиданно для всех уважительным тоном проговорил Крамских.
- Нет у него никаких дел с тобой, - решительно напрягся Ян, рядом с ним вытянулись в полный рост Коля и Стёпа.
- Да чего ты закипятился, Ян? А вы, пацаны? Не пойму я, - пробубнил Крамских. – Вы были сегодня красавцами. Нет вопросов. Уделали нас по полной, после вас даже выходить было как-то стрёмно. Удивили. Но чего вы лезете все? Дайте с Марком потереть.
Власов уверенно подмигнул товарищам и первым вышел из зала. Догнавший его Крамских, дёрнул левый рукав пиджака и протянул свою правую руку.
- Что? – не понял этого жеста Власов.
- Дай пять,  в знак примирения.
- Примирения? Я войну никому не объявлял…
- Я тоже. Только ты на меня, как я понял, точишь зуб. За Ленку. Я всё знаю. И не говори, что нет, - как-то на удивление спокойно сказал Сергей. – Но я тебя обрадую, Марик. Спи крепко - Ленка всё – была и сплыла. Уехала она с родителями из города. Делить нам с тобой больше нечего. Да и неправильно это нормальным пацанам, музыкантам, из-за бабы камни за пазухой носить. Давай пять!
- А из-за отца? – угрюмо проговорил Марк, отдёрнув свою руку.
- Какого отца? – сморщился Сергей.
- Родного…
- У меня с детства нет отца. Убили его. Безотцовщина я, Марик.
- А я не о твоём, а своём отце. Его как делить  будем?
Крамских растерянно посмотрел по сторонам, как будто ожидал здесь увидеть кого-то третьего.
- А что с твоим отцом? Я не совсем в курсе. Ты загадками-то кончай базарить.
- Так у тебя и хотел спросить. У твоей же он матери ночует или как?
- Стоп, - задумался Сергей, налившись краской. – Так вот этот губатый мужичок – это твой батя что ли?
- Сам ты губатый! – вскрикнул Марк, машинально поджав свои губы.
- Марик, не усложняй, - отшатнулся от Власова Серёга. -  У моей мамаши этих мужиков поперебывало – в советской армии столько не служило. Я что, всех должен знать? Они во флигеле гужбанят сутками, я вообще у бабушки обитаю. А с матерью - «привет-пока». Я что, за неё отвечать должен, с кем она там шоркается, кто у неё муж, кто бывший, а кто жених очередной? Давай не будем усугублять. Я тебе протянул руку. Ты её не принял. Вчера вы с Шишкиным тоже повздорили, он уже бегает - армию зубодробильщиков собирает на твоих музыкантов. Так что, будем всерьёз крыситься? Мы, майские пацаны? У нас что, врагов других нет? Микрорайоновские совсем охамели, уже на шахтных танцах нашим пацанятам уши крутят. А мы между собой никак не умиримся.
- Я точно знаю, что мой отец бывает у твоей матери, - с печалью в голосе проговорил уже почти перегоревший от Серёгиных откровений Марк.
- Ну, бывает, возможно, я не знаю… Что от этого?
- Мать жалко.
- И  чем я могу помочь твоей матушке? Утешить её?
- Батю вернуть в семью…
- Ты дурак, Марик? Как ты себе это представляешь?
- Вообще никак не представляю.
- Вот и я тоже. Пусть предки сами в своих делах разбираются, а мы-то тут при чём? Согласен?
- Согласен, но…
- …Давай без «но». Всё выяснится и всё разрулится, Марик. А не разрешится, значит, так судьбе угодно.  А тебе дружеский совет: не бери дурного в голову, жизнь будет ещё столько дерьма преподносить, что никакой головы не хватит, хранить в ней всё это. А что твой батя у моей матери делает, спроси не у меня, а у него. Прямо и честно. На фига эти обвинения? Ну, так что? – всё ещё немного взвинченный беседой Крамских снова протянул руку примирения. Марк, сделав сознательную паузу, словно нехотя, но   пожал ладонь, внутренне понимая, что этот жест параллельно закрывает и наметившийся конфликт с Шишкиным.

21
 Мама прохладно выслушала рассказ Марка о триумфе его группы «Маскарад» на осеннем балу. Она пыталась делать заинтересованное лицо, понимающе кивала, но сын видел, что её разум занят совершенно иными мыслями.
- О чём ты думаешь, мам? – спросил он.
- Да вот, думаю, а тем ли делом ты в жизни занялся? – постно проговорила мама. - Кому она нужна, эта музыка твоя? Я ещё понимаю баян, на баяне можно по свадьбам ходить, деньги зарабатывать, а что гитара?
- Мам, ну ты честное слово, чушь несёшь, извини, конечно… Какой баян? Сто лет уже никто на этих баянах не играет. Ну, какие-нибудь деды по посёлкам. Если я возьму в руки баян, меня в школе засмеют…
 - А что гитара? В люди выбиваться надо, а не брынькать без толку…
- Вот и поговорили… А кто они, эти люди, к которым выбиваться надо? Горкомовские что ли? А остальные что, не люди?
- Поговорка такая. В люди – это значит, специальность надо получить, институт закончить, хорошую работу найти.
- Да я понимаю, мам. Ты это сто раз мне диктовала, скоро как басню Крылова наизусть выучу… Надоело…
Часы над кухонным столом пробили двенадцать ночи. На столе остыли фарфоровые чашки с  чаем, в раскрытую форточку ворвалась струя свежего октябрьского ветра.
- Ну, что, идём искать или как?- спросила мама, сделав глубокий вдох.
- А смысл?
- Да и то верно… - выдохнула мама. - Включи телевизор, сынок,  хоть новости какие глянем. Завтра ж праздник.
- Одно и то же изо дня в день.
- Включи.
 Марк воткнул электрическую вилку в розетку, тоскливо замычал стабилизатор, зашипел серый экран. Не успел нагреться кинескоп, как дверь дома распахнулась и в проёме появилась фигура отца, одетого в выпачканный грязью коричневый плащ и  пыльную чёрную шляпу. Хмельные глаза виновато смотрели то на мать, то на Марка.
- О, явился…
- Подожди, мама,
- А чё тут ждать, сынок? Посмотри на эту рожу, на эти глаза залитые… Опять где-то валялся, глянь, весь в грязюке! Муж называется… - маму снова понесло, и остановить этот бешеный поток материнского негодования Марк уже был не в состоянии.
Он вышел из дома и присел на сколоченную отцом длинную лавку. Это было в прошлом году, цветущей  весной, когда брата провожали в армию. Всё было тогда каким-то другим – и природа, и родители, и в целом атмосфера в мире. А сейчас словно всех подменили, наполнились изворотливостью, честолюбием, фальшью, злобой и агрессией – и всё это вываливается в пространство без каких-либо фильтров. Не зря как-то говорил дед, что чем взрослее человек, тем видней безумный век.
Раньше Марк не замечал этого – у мамы выработалась не самая хорошая привычка вступать в ссору с нетрезвым отцом. Чем пьянее батя, тем более истерично нападала на него мать.  Какой смысл что-то доказывать человеку, который тебя не слушает и слов твоих в силу своего состояния то ли не воспринимает, то ли не понимает. Марк говорил об этом маме, но она не менялась. И вот снова – на дворе полночь, тишина,  а в доме пронзительный крик и звон посуды. 
Утром родители долго не разговаривали. Это была привычная картина – игра в молчанку. Как правило, первым из неё выходил отец.
- Марик, иди сюда… - шепнул он, выглядывая  из холодного флигеля. – А что я там вчера натворил?
- Почему только вчера? А раньше разве не творил? – огрызнулся Марк, забыв о своей клятве не разговаривать с отцом.
- Ну, прости… А если серьёзно?
- Да куда уж серьёзней, - Марк вошёл во флигель и закрыл за собой дверь. – Скажи мне, папа, где ты пропадаешь ночами?
- Да пью с друзьями…- опешил отец, интенсивно захлопав ресницами.
- Может, с подругами? Или с подругой – так точнее…
- Ты на что намекаешь, я не понял?
- Да не намекаю, а прямо говорю, - к горлу Марка подкатил горячий комок. – Кто такая Света Крамских?
- Вот так вот… Ты следишь за мной что ли? – злобно рыкнул отец.
- Зачем мне следить? Хожу, ищу тебя по всему Майскому. Добрые люди говорят…
- И кто эти добрые люди?
- Да какая, собственно,  разница? Что изменится от того, что ты узнаешь фамилию человека с чувствительными ушами, зоркими глазами и длинным языком? Фамилия не имеет никакого значения. Значит, правду говорят?
- Какую правду?
- Правду о том, что ты… Как бы так мягче сказать, подживаешь у этой…у Крамских... Если честно, я хотел её дом сжечь. И сжёг бы, где взять канистру бензина, я знаю…
Отец подскочил со стула, выглянул в окно – не подслушивает ли мама, затем присел на диван, размеренно закурил «Приму». Его задумчивые глаза не выражали никаких эмоций, лоб стянулся в морщинах.

22
Редко откровенничал отец о своей прошлой жизни -   голодном детстве, послевоенном юношестве, службе в армии на строительстве военных объектов Арзамаса. А, может быть, и не расспрашивал его никто в семье об этом. Но года три назад, явившись как-то домой навеселе, разговорился батя с младшим сыном, и рассказал историю о том, как выслеживал он своего отца, подгулявшего было с совхозной бухгалтершей.
Дед Марка по отцовской линии  - Пётр Васильевич – родился и всю жизнь жил  в небольшом хуторке Екатеринославской губернии, неподалёку от Бердянска.  После Великой Отечественной пристроился счетоводом в колхозе. Здоровье имел слабое, зрение – ещё хуже, формул математических  не знал, но зато пришёлся по нраву овдовевшей в войну колхозной бухгалтерше Ольге Яковлевне.
Поначалу никаких отношений Пётр Васильевич не допускал. Был примерным многодетным отцом, а то, что знаки внимания ему бухгалтерша оказывала – так оно дело понятное – у скольких колхозных баб хозяйство загибалось без мужских рук. Так и заглянул Пётр Васильевич на свежий борщик с жирной сметаной к своей непосредственной начальнице. Слово по слову, а начальница была женщиной видной, фигуристой, хозяйственной, задержался Петро у неё сначала на один вечерок, потом на второй, а там в постельных утехах не заметил, как и ночь лунная минула.
На селе сарафанное радио разносит новости  куда быстрее, чем в городе электрический радиоузел. Не успел Пётр Васильевич сообразить, что это в его сердце и душе такое тяжёлое опрокинулось, как о хуторском романе счетовода прослышала местная малышня.
- Ванька! Власов! А чего это твой батяня у совхозной бухгалтерши ночует? Иль управу к ней домой перенесли, а он, бедолага, за трудодень с работой не справляется? – пошутил как-то соседский паренёк, на три года старше Ваньки.
Вспыхнул огонь внутри у Ивана, рассказал он старшему брату Андрею, чего отец их вытворяет. А тот и говорит:
- Знаю я, где эта Ольга Яковлевна живёт. Сегодня вечером пойдём и хату ей спалим.
Слово старшего брата для Ваньки – закон. Наступил вечер, брат отлил в пустую консервную банку немного керосина из лампы, взял на печке спички и позвал за собой Ваньку. Тот послушно тронулся, но в какой-то момент догнал его испуг.
- А что, если нас кто увидит и догадается, что мы поджог устроили? – пролепетал он почти в ухо Андрею.
- Так иди тогда и помалкивай. Никто на нас внимания и  не обратит. И вообще чтоб язык за зубами держал, даже если пытать будут так, как немцы нашего бывшего председателя пытали.
Шли вдоль речки долго, до самого села, где на самом его краю, возле церквушки, сверкали двумя жёлтыми глазами окна дома Ольги Яковлевны.  Залегли напротив окон, стали всматриваться в глубину освещённой комнаты. Но издали разобрать было ничего невозможно, а приближаться страшновато – вдруг во дворе собака имеется.
Здесь из дома вышел отец, важный и осанистый, сделал богатый вдох, закурил самокрутку. Следом словно выплыла из дома она – бухгалтерша, в одной ночной рубашке, русые волосы распущены, блестят в вечерних сумерках.
- Пётр Васильич, может, ещё по кваску? – хихикнула она.
- Не, Оль Яковлевна, домой, - выпустил сигаретный дымок отец.
- Так а чем тебе здесь не дом? – кошкой промурлыкала бухгалтерша.
Отец сочно поцеловал её в губы, отчаянно махнул рукой и рванул с места, как конь лихой. Долго смотрела в темноту Ольга Яковлевна, потом не спеша прошла к хлеву, открыла дверь, выпустила во двор собаку. Тут-то Ванька с Андреем себя и обнаружили – дали дёру так, что мерно шагающий вдоль реки отец еле остановил запыхавшихся сыновей.
- Чего тут делали, щенки! – грозно крикнул он. – Не скажете, убью обоих!
Врать было бесполезно. Опустив голову, первым признался в намерении сжечь дом Ольги Яковлевны брат Андрей. На вопрос отца: «Так всё было?» - кивнул и Иван. Отец молча привёл мальчишек к старой иве, клонящейся к реке прямо напротив родного домика. Сломал ивовую ветку потолще, очистил её от листвы, до боли ударил себя по колену - проверил. Потом приказал сесть и слушать.
- Бить будешь? – сопя носом, спросил Иван.
- Уму-разуму учить! - отрезал отец. – Вы что же, щенки, творите!? Хату спалить? А вы её строили, гадёныши? Вот скажи мне, Андрюша, ты ж постарше, мозгов чуть побольше: штаны у тебя хорошие, без дырок, новые? На базаре в районе купленные?
- Да-а-а… - промычал Андрей.
- А рубашка? А сандалии?
- Купленные…
- Новые?
- Новые.
- А ты, сорванец эдакий, думаешь, на какие деньги мы их купили?
- Не зна-а-аю…
- Та-ак… Хорошее дело – не знать. А теперь ты, Ваня, отвечай: варенье с водичкой пьёшь, сгущенное молоко с чайком, творожок и сырок кушаешь? Это когда вся страна недоедает!
- Да-а-а… - заморгал Иван.
- А ты думаешь, откуда оно у нас всё берётся?
- Не знаю.
- Так вот, сынки, чтобы знали! – отец похрипел гортанью и густо харкнул в речку. – С моим здоровьем меня уже ни на какую работу не возьмут. И счетоводом взяли только потому, что Ольга Яковлевна подсобила. И не будь её – ни штанов, ни рубашки, ни сандалий, ни сахара, ни сгущёнки с сыром вам не видать. Подоконники бы грызли, и я вместе с вами, и все ваши братья с сестрой. А вы дом спалить!? Ах, вы, гадёныши! Га –дё- ны- ши…
Ванька уже приготовился снимать штаны – почуял, что наступило время получать отцовской розги, но при свете отражающейся в тихой воде полной луны заметил, как трусятся батины плечи, и понял,  что это рыдает отец, роняя солёные слёзы в свежую темноту. Первый раз в своей жизни так вот рыдает…

23
Вспомнив эту рассказанную отцом историю, Марк ненароком подумал, что теперь и он поставил своего родителя в то же положение, в каком когда-то оказался умерший ещё в пятидесятые годы дед Пётр Васильевич. Но Иван Петрович не рыдал, не ломал розги,  и не пытался учить Марка уму-разуму, он разочарованно улыбался, как будто не угадал номер билета спортлото.
- Дурной ты, Марик, ой дурной… - тихо сказал он, медленно пуская к потолку сигаретные кольца. – Я даже фамилии этой Светы не знаю. Крамских, говоришь? Ну, может, и Крамских – какая разница. Уточню у брата.
- Чего это я дурной? – недоумённо запротестовал Марк, сжавшись в комок.
- А разве умный человек будет верить всему, чего по закоулкам болтают? – как-то неумолимо равнодушно, без сожаления и паники  продолжил отец. – Дядя твой двоюродный, Олег, с этой Светой живёт. Или не живёт – чёрт их разберёт.
- Дядя Олег? – спросил Марк, вспоминая растаявшие в памяти черты лица двоюродного дяди – отцовского брата, который жил где-то в центральной части города.
- Он самый. Дядя Олег.
- А ты там чего делаешь? В доме этой Светы?
- Пью я, сынок с ними. И домой к матери стыжусь идти. А как стыд проходит, то уже и сил нет, ноги не слушаются, и остаюсь до утра. Вот так вот…
- А зачем пьёшь? – возмутился Марк, чувствуя, что инициатива в словесной партии переходит к нему.
- Было бы не за что – не пил бы. А как оно на поверхности работать? Тут – доски с толью, там железо с цементом, кто-то из начальников дом строит, кто-то дачу. Да и людям всегда материал нужен. А деньгами ж за него никто не платит. Только водкой, или самогоном… Тут, Марик, вопрос не зачем пьёшь, а за что и почему?
 - За что и почему, я понял. Но всё-таки зачем?
- Вопрос хороший, в точку, актуальный, даже в некотором смысле злободневный для всей нашей необъятной родины. Только ответа на него у меня нет… Вот нет, и всё. Все, Марик, пьют, и я тоже с ними. Не пил бы, мы б, наверное, второй этаж у дома уже построили… Но… Слабый я человек, Марик… А вчера предпраздничный день был, повод, как говорится…
- Ну, ты и сделал всем нам праздник…
- Извини… - съёжился отец, словно ему стало холодно.
- Скажи, пап, ты маму любишь?
- Люблю.
- А почему так к ней относишься?
- Да и она ко мне остыла, если уж откровенно…
-Правда? Я не заметил.
- А чего мне тебе врать? Чувствую, что остыла.
- А что нужно сделать, чтобы у вас, ну, это… наладилось?
- Что ты можешь сделать?
- На гитаре вам песню сыграть, например, - сострил Марк.
- Шутишь? – отец протяжно зевнул. - Песню – это хорошо. Как там твои занятия музыкой?
- Осенний бал отыграли. Всем понравилось.
- Серьёзно что ли? Прям отыграли?
- Ну, серьёзно, пять песен.
- И не опозорились?
- А с чего мы должны были опозориться? Мы всё лето и весь сентябрь работали.
- Ну, молодцы, значит… Некоторые всю жизнь к чему-то готовятся, а до финального концерта дело так и не доходит,  - отец о чём-то глубоко задумался.
- Пап, если у тебя лишние деньги водятся, купи мне гитару, - прерывая думы отца, попросил Марк. – Мне нужна своя гитара, простая, акустическая.
- А где ты её купишь? В магазинах только по блату, а у меня блата нет.
- Говорят, в Москве можно купить свободно.
- Ух, скажешь… В Москве… Кто нас там ждёт, в той Москве? Ищи здесь. Может, у кого на руках возьмём. Или сверху продавцу накинем. Ищи.

Часть вторая. Музыкальная четвёрка

1
В конце ноября страна проводила в последний путь генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева.  Известие о смерти вождя застало класс Марка в раздевалке спортивного зала. В неё без предупреждения вся в слезах ворвалась классная руководительница Диана Леонтьевна и надрывно протянула:
- Ребята, умер Леонид Ильич…
Как только дверь за ней захлопнулась, в раздевалке раздалось дружное мальчишеское «Урр-а-а!». Уже ближе к новогоднему балу Марк многократно вспоминал сей отвратительный эпизод, участником которого он стал, и за который было стыдно перед собственной совестью. Ведь Брежнева вся семья Власовых не просто уважала, она любила его. Отец часто рассказывал политический анекдот про то, как на заседании Политбюро Брежнев просит похоронить его в открытом гробу лицом вниз. А на вопрос «для чего?»,  отвечает: «Чтобы народ, видя, что вы после моей смерти натворили, приходил и мог без труда мой зад целовать».
Иногда Марку обстоятельно казалось, что вместе с эпохой Леонида Ильича уйдёт в небытие что-то светлое, доброе и очень значимое. Как-то старый уличный сосед, участник боёв за Одессу дядя Миша, говорил, что вслед за хорошим руководителем страны всегда приходит не очень хороший. Ленин был хороший, за ним правил слабенький вождь Калинин, после пришёл Сталин, а за ним – Никитка Хрущёв, будь он неладен. Сам Бог, говорил дядя Миша, нам Брежнева послал, а после него наступят чёрные дни для страны. Вот их-то и боялся Марк, слушая басни дяди Миши. Чёрные дни никогда не пролетают незаметно…
После прихода к власти Юрия Андропова в городе стали поговаривать, что бывший чекист скоро «зажмёт гайки» так, что вся страна взвоет. Обещали в том числе, что дойдёт дело и до «патлатиков», которые вооружившись своими гитарами, походным маршем идут против партии и правительства, пропагандируя чуждые для народа идеи и ценности. Перед новогодним балом ребят из «Маскарада» позвал к себе в кабинет директор Леонид Эдуардович.
- Вы, ребятки, наверное, знаете, что существуют некоторые рекомендации относительно репертуаров вокально-инструментальных ансамблей, - сдвинув чёрные густые брови и пробежавшись угрожающим взглядом по лицам парней, сказал он. – Так вот, у меня просьба, нет, это даже требование – сформировать свой репертуар на новый год так, чтобы нам с вами потом не пришлось краснеть на  партийных и комсомольских собраниях.
- Так а что мы такого ужасного исполняем? – спросил Марк удивлённо.
- Ну, как тебе сказать, Власов? – недовольно заиграл желваками директор. – Приходила на днях ко мне учительница химии… Сказала, что буквально не может в кабинете находиться от вашего рока. Что прикажете – кабинет химии подальше от актового зала переносить или вас немного ограничить в децибелах и репертуаре?
- Химичка? А нам она ничего не говорила, - возмутился Ян Славин.
- А она вам и не обязана говорить, для этого есть я, руководитель учебного заведения. И как у руководителя у меня есть власть, в том числе и над вами,  - басом проговорил директор.
- Нам что, опять в гараж репетировать перебираться? – хмыкнул Стёпа Игошин.
- Зачем сразу в гараж, Степан? Я же сказал: ограничить децибелы, подобрать подобающий репертуар. Список произведений, которые будете готовить на новогодний бал, занесёте мне для согласования,  «Легенды» это тоже касается, - отрезал директор и рукой показал ребятам на выход.
- Чего делать будем, Марик? – спросил Стёпа, остановившись  в школьном коридоре.
- Пока не знаю, но идея есть, - задумался Власов.
- Какая идея? Что нам играть? «Круиз» теперь нельзя, «Карнавал» нельзя, «Машину» нельзя, «Воскресенье» нельзя, «Пикник» нельзя… Остаётся только: «музыка Александры Па-а-хмутовой, слова Николая Добронра-а-вова, «Магнитка», исполня-а-эт группа «Маскарад»… За- ши-бись!
- Ага, или Ян Френкель с Оскаром Фельцманом и Исааком Дунаевским…- почесав лоб, простонал Ян.
- Что вы паритесь? – засмеялся Марк. – Сказал же: у меня есть идея!

2
Чтобы не злить учителя химии жёсткими гитарными пассажами, Марк предложил музыкантам  «Маскарада» и «Легенды» провести общее собрание, на котором выработать новую стратегию перед новогодним балом. Никакой дружбы между двумя конкурирующими коллективами не намечалось даже в необозримой перспективе, но общая проблема жалобщицы химички и формирования репертуара для директорской цензуры должна была найти совместное решение. 
- Есть предложение, - деловито прокашлявшись, объявил Марк. – Переносим  часть аппаратуры, а именно усилительный комплект «Минор», в пионерскую  комнату, с вожатой я договорился. Вы, «Легенда», репетируете по чётным дням недели, мы по нечётным. Как такое предложение?
- А ты не оборзел, Марик, - крикнул Шишкин. – Получается, вы будете репетировать по понедельникам, средам, пятницам, ещё и воскресенье ваше. А нам только вторник, четверг и суббота? 
- А кто сказал, что воскресенье нечётный день? Нечётный – это понедельник, - парировал Власов.
- Ну-у… Так давай тогда и воскресенье разделим!
- А кто-то здесь против? Против никого. Тогда с утра занимаемся мы, а после обеда – вы. Годится?
- А почему это вы с утра? – подскочил и вытянулся Шишкин, пытаясь выглядеть выше рослого  Власова.
- Хорошо, вы будете с утра, мы после обеда, - согласился Марк.
- Слышь, Шиша, закрой ты уже рот! – осадил своего музыканта Крамских. – Достал  лезть в каждую дырку. Тебя тут забыли спросить…
- А что? Я за себя что ли? – взвизгнул Шишкин. – Я ж за всех нас стараюсь.
- Да есть тут и без тебя кому стараться, - шикнул Крамских. -  Марик по делу предложил. И что с репертуаром делать? Мы «Машину» с «Воскресеньем» рубим, пацаны тоже не Розу Рымбаеву поют. А директор требует на стол список песен, где мы должны исполнять оды партии и правительству… На новогоднем балу…
- У меня предложение, - Марк поднял вверх указательный палец, воцарилась интригующая тишина. – Смотрите, вы, «Легенда», берите в репертуар песни «Машины Времени», «Воскресенья», «Круиза»…
- Ни черта себе щедрость! А мы что будем играть? – раздосадовано крикнул Коля Михайлов.
- Я не закончил, Коль… У нас в репертуаре мы оставим, ну, допустим группы «Ялла», «Красные маки», «Аракс», Тыниса Мяги, ну, и остальное - будем играть свои песни.
- Ладно, разделились, - вмешался в разговор Ян. – А как исполнять свои песни и запрещёнку, если дрек не утвердит?   
- Очень просто, - хитро улыбнулся Марк. – А кто директору будет объяснять что запрещено, а что нет, где у нас свои песни, а где не свои?
- Не понял… - пожал плечами Ян.
- Мы директору кладём на стол список исполняемых произведений. Так?
- Ну-у…
- А кто нам мешает вслед за названиями песен написать других авторов? Тут тебе и Ян Френкель с Оскаром Фельцманом и Исааком Дунаевским. Кто проверять будет? Директор? Или Василиса? И как, интересно мне, они проверят, кто написал «Ветерок» или «Скачки»?  Да и названия можно изменить. Например, не «Ветерок», а «Время радости» или «Больше не забыть!». Как? То же самое и с нашими песняками…
- И тебе будет не обидно, что написанные тобой песни будут записаны за авторством Мигули или Мартынова?  - растерянно спросил Ян
- Да кому это нужно? Во всяком случае, сейчас. Ни-ко-му. Мы и так знаем, кто автор. А директор эту кашу заварил, пусть теперь в ней и варится, мы ему туда только соли с перцем подкинем, - весело резюмировал Марк, присев на лежащую горизонтально колонку.
Через неделю на стол Леонида Эдуардовича легло два отпечатанных на пишущей машинке листа с репертуарами двух школьных групп – «Легенда» и «Маскарад». Директор внимательно изучил известные в стране фамилии композиторов и поэтов и,  написав на уголках «Утверждаю», передал листы завучу по воспитательной работе.

3
Перед самым новогодним балом на репетицию «Маскарада» пришёл Сергей Крамских. Лицо удручённое, глаза грустные, нос заострённый, некогда опухшие щёки безжизненно впали и побледнели – было отчётливо заметно – что-то у человека случилось.
- Поговорить надо, - глядя в глаза Марку, тяжёлым голосом сказал Сергей. – Не здесь только.
Вышли из пионерской комнаты, присели на бетонные ступени, ведущие на третий этаж школы.
- Слушаю, - сказал Марк.
- Ты с отцом своим помирился?
- Как тебе сказать? В принципе, нашли общий язык. Да, спасибо  за совет, и извини, что предъявлял тебе не по делу…
- Да ерунда, забудь, - вздохнул Сергей, болезненно опустив голову. - Хорошо тебе. Завидую людям, у которых есть и мать и  отец.
- Чему завидовать-то?- не понял Марк.
- А ты бы попробовал без отца… Да ещё когда мать пьёт беспробудно…
- Ещё и с кем пьёт – с моим дядей двоюродным… Тем самым, которого ты губатым назвал, - участливо, словно оправдываясь,  поддержал Сергея Марк.
- О, как? Очередной мамашкин муженёк - твой родич? Так мы с тобой тогда, считай, тоже родственники. Только очень дальние. И надолго ли – одному Богу известно, - натянул некрасивую улыбку Сергей, не пояснив суть своего «надолго» - позже Власов понял, на что намекал Крамских.
- Говорить о чём будем? – нахмурил брови он.
- У меня бабушка умерла…- не поднимая глаз, сказал Крамских. – Только без соболезнований, никогда в них не верил,  тоже мне придумали -  не зная человека, слезки после кончины пускают. Всё это неискренне. Вообще какой-то замкнутый круг проблем, хоть в церковь иди. К матери мне вернуться - так, считай, и некуда. Не нужен я ей. И дом бабушкин не на кого оставить…
- А зачем оставлять, ты куда-то уезжаешь? К Ленке что ли? – взволнованным голосом спросил Марк, зачем-то вспомнив про Дёмину.
- Ты всё чахнешь за ней? – равнодушно фыркнул Сергей. - Забудь! Она себя любит. Да и далеко она теперь. Тут другое. Меня от военкомата в больницу направляют, прямо на медкомиссии плохо стало. У меня с детства порок сердца, врождённый. Слышал, что это такое? Ничего хорошего. Ласты склеить в любой момент могу. А тут – военкомат… Блин, всё не слава Богу...
- За домом присмотреть надо что ли? – заторопил Марк.
- Да этот вопрос уже почти решил. Есть другая проблема - кто вместо меня на новый год сыграет? Хотел попросить вашего басиста Стёпу, так он в позу стал – я, мол,  только со своей группой выступаю. Вы там клятву друг другу дали что ли? Может, ты отыграешь? Песни наши ты, в принципе, знаешь, с гитары на бас перейти, думаю, для тебя вообще не проблема, прорепетируете пару дней и - вперёд. Хотя не знаю, как к  этому Шиша отнесётся. Не любит он ваших, а тебя особенно.
Марк вздрогнул, неловко отшатнулся от Сергея.
- Тогда зачем тын городить с моим участием в вашей банде? Пусть Шиша и расхлёбывает.
- Да группа распадётся. Жалко. Если не сыграем на новый год, считай, всё. Потом не соберёмся. Последний шанс. У нас уже и так раздор за раздором, - признался Сергей.
- Трудно новую группу собрать что ли? Музыкантов на посёлке полно, – поднял брови Марк.
- Такую, как у тебя, мне не собрать, Марик. Если честно, уделали вы нас лихо. Потому и раздоры. Вроде, как и тянемся за вами, чтобы не отстать, а вы семимильными шагами топаете. Вся школа о вас только и говорит. А наши придут на репетицию - покурят, анекдоты потравят, вам кости перемоют, поскулят о жизни никудышней – вот и вся работа над собой. Надоело. Бросать надо это дело бесперспективное…- с неподдельной болью в голосе сказал Сергей.
- Да ладно тебе…- не поверил Марк.
- Чего ладно? Всё, как есть – вы лучшие. У вас рост. У вас репертуар. У вас свои песни. У вас три вокалиста. И технически вы уже на голову выше наших. Непонятно только, как вы умудрились за каких-то полгода так прогрессировать?
- Не знаю.
- Не знаешь? Всё ты знаешь! Как ты, например, научился так играть?
- Задним местом, - улыбнулся Марк.
- То есть?
- Сутками с гитарой у магнитофона сидел, вот и научился. И пацанов подстёгивал. А иначе – никак.
- Я сутками сидеть не буду. Бросать надо, - Сергей втянул в лёгкие пахнущий половой тряпкой коридорный воздух, потом со свистом выпустил его, молча поднялся и, не протянув на прощание руку, спустился по лестнице вниз. 
В этот момент Марку стало немного жаль Сергея – человека,  которому он совсем недавно, питая глубокую обиду, мечтал отомстить. Причём без особой причины, не виноват же Крамских, что Дёмина выбрала когда-то его. Ну, вот, сбылось желание, удовлетворена сумасбродная страсть - Крамских сам признал музыкальное превосходство Власова и над собой, и над всей его группой, а почему-то нет никакой внутренней эйфории и ощущения долгожданной победы. Нет ни восторженности, ни воодушевления от того, что минуту назад  на его глазах фактически прекратила своё существование группа «Легенда», ещё летом являвшая собой эталон, к которому нужно было стремиться, с которым нужно было бороться. Оказывается, что всё в этом мире так зыбко и непостоянно.
Марк пришёл домой и первым делом спросил у мамы, что такое порок сердца. Мама работала в больнице медсестрой хирургического отделения, поэтому должна была знать об этой болезни хоть что-то. Но мама обескуражено пожала плечами, лишь скупо спросила:
- Зачем тебе?
- Да парень один знакомый болеет с рождения, - пояснил Марк.
- Я не кардиолог. Но знаю, что пороки разные бывают.
- А от них можно умереть?
- Можно…

4
Не успев получить аттестат зрелости, несколько месяцев хандривший Сергей Крамских умер в начале мая следующего года, когда о группе «Маскарад» уже знали не только в школе, но и на многих городских танцплощадках.  Послушать выступления поющей  свои песни группы посёлка Майского мечтали юноши и девушки соседних школ, училищ, культурных и спортивных клубов, с которыми музыканты «Маскарада» поддерживали добрые дружеские отношения. Но друзья приняли решение до  окончания учебного года никаких концертов и балов не устраивать, и таким образом почтить память, как стал считать Марк, своего друга, и как при жизни шутил Сергей, очень дальнего родственника.
В конце мая, отслужив свои положенные два года,  из далёкого Владивостока вернулся брат Дмитрий. Приехал негромко, без предупреждения. Марк сидел в доме с гитарой и сочинял посвящённую Сергею Крамских медленную песню-реквием, представляя, как привыкшие не слушать слова  произведений зрители летнего бала, будут под неё танцевать. Откладывал листок со стихотворением в сторону, потом брал снова, пытаясь привнести в музыкальное сопровождение что-то такое, что заставит толпу остановиться, замереть и услышать трепетный текст, уловить крик, почувствовать боль.  Но ничего путного из этой идеи не выходило – мысль всё равно рисовала совершенно безразличные лица ровесников, которые пришли повеселиться, и нет им дела до настроения автора исполняемой песни.
- Чего тут нос повесил!? – громко спросил ворвавшийся в спальню Дима – на его плечах сверкали золотыми лычками голубые погоны младшего сержанта военно-воздушных сил, а спереди на кителе отвисали многочисленные знаки отличия  - Ну, вот, вернулся я…
- Братик! – Марк бросился в объятия, уронив гитару на застеленный зелёной дорожкой деревянный пол.
- Родители, как я понял, на работе… Ну, рассказывай, как ты тут? Смотрю, прям музыкантом стал, а я думал, что в письмах трепался мне про гитару, - радостно прогоготал брат.
- Да почему ж трепался? Играю уже более-менее, - скромно усмехнулся Марк.
- А патлы такие зачем отрастил? – нахмурился брат, подёргав Марка за кончики длинных буйных волос.
- А сам какие носил до армии? Ага! То-то!
- Ладно, было дело. Какие планы? 
 – Готовимся к летнему балу, последнему в этом году. Программа на полтора часа.
- О, как! Круто! В смысле заводите шарманку и играете без перерыва?
- Не шарманку, Дим, не пользуйся дореволюционными штампами. Играем живьём, поём живьём, сами сочиняем, аранжируем композиции. Перерыв, конечно, есть, минут на десять магнитофон включаем, да и самим же поплясать охота…
- Плясуны…- расслаблено, как и подобает дембелю, растянулся в довольной улыбке брат. – Ну, и кто-нибудь ходит на ваши танцы?
- Да, практически все старшеклассники, да и выпускники прошлых лет тоже. А вот с ребятами других районов города – беда…- едва не всхлипнул Марк. – Ну, как беда? Приглашали на свои мероприятия старшеклассников других школ, так наша майская шпана проходу им не дала. Пацанов избили, девчонок обматерили. Теперь никто к нам на посёлок ни ногой. Летний бал – опять будут только местные.
- Непорядок… - прокомментировал Дима, снимая китель и аккуратно вешая его на спинку пустого стула. – С этим надо что-то делать.
- А что делать, Дим? – с робкой надеждой, что заматеревший брат в состоянии изменить сложившуюся ситуацию, промямлил Марк. - Мы как-то с пацанами из нашей группы поехали на танцы в Дом строителй, там какой-то новый ансамбль объявился. Вроде, играют неплохо, хотели послушать, познакомиться. Только в зал вошли, к нам сразу местные подруливают, спрашивают, мол, кто такие и откуда. Мы без задней мысли представились, так от нас как от прокажённых все отхлынули. А через пару минут мент нас под руки и - вывел из зала для проверки документов. Понимаешь, что происходит: если ты с Майского, то значит – вооружён и очень опасен. Наши придурки же кругом то с ножами, то с кастетами бродят по городу, то изобьют кого-то, а то и вообще покалечат. Вот и несётся слава дурная.
- Ну и ну! Вернулся домой, как на войну, - хмыкнул брат. – Ладно, с этим вы и сами разберётесь. Лично-то тебя никто не гоняет?
- Да, вроде, ровно со всеми.
Дима поднял большой палец вверх, широко расселся на диване  и предложил попить чайку – устал от перелётов с Дальнего Востока. Рассказал, что в планах долго дома не отсиживаться, а поступать в институт. После службы в армии есть если не льготы, то существенные поблажки. Дважды поступал брат в высшие учебные заведения, поэтому в третий раз даже ничтожной мысли не допускал, что не поступит. Начал, было, Дима рассказывать о своей службе в далёких краях, о незаметных простому обывателю подвигах, каждодневных трудностях, необычайных солдатских приключениях, да так и уснул с открытым ртом на диване.

5
После летнего бала, на который явившиеся на пришкольную площадь майские отморозки снова не пустили приглашённых ребят из других учебных заведений, Марку хотелось всё в отчаянии бросить.
- Какого беса мы пашем, как проклятые, стараемся, делаем для людей, а эти тупорылые приходят и своей ложкой дёгтя портят всё, что создаётся во благо? А так ведь хотелось, чтобы нас услышали, чтобы о «Маскараде» заговорили везде»! А тут только  упрёки, что район у нас бандитский!   – едва ли не в истерике кричал Марк.
Его никто не успокаивал, так как весь коллектив переживал те же многогранные чувства негодования и отчаяния.
- Менты нам не помощники. Ну, не драться же с отмороженными, - сжимая кулаки, недовольно сопел Ян. – Они все боксёры, друг за друга стоят. Нам их криминальную философию не понять.
- Какая там философия? Гонор это непомерный, непонятно чем точенный, - говорил Стёпа. – Мозгов нет, так хоть кулаками помашем, себя покажем, фот и вся философия.
- А в итоге показывают и наше лицо, мажут его своим звериным помётом, к себе равняют, - вздыхал Коля.
 Но сколько бы ни размышляли друзья, как им преодолеть это воинствующее сопротивление молодёжному единению  со стороны майского хулиганья, никакого коллективного решения не показывалось даже из-за самой дальней линии горизонта. Волна переживаний вскоре отхлынула, ибо в последний месяц летних каникул новоиспеченные десятиклассники и ещё несколько парней и девушек из младших классов поехали в соседнее село Орловку, в лагерь труда и отдыха. 
Никакого лагеря, конечно, в Орловке не было – одноэтажный барак бывшего совхозного общежития, без туалета, зато с водой, рукомойниками, и расположенным неподалёку заросшим бурьяном футбольным полем. Поле одноклассники расчистили уже в первый день пребывания, получился вполне себе сносный для сельской местности газон. Рядом с бараком размещалось Г-образное здание уже давно не эксплуатируемой школы, яблочный сад, а через асфальтированную дорогу, на перекрёстке, -  совхозная столовая, напротив которой размещался странной архитектуры двухэтажный деревянный клуб, скорее напоминавший дореволюционную церковь без купола.
Подкрепившись в столовой, друзья сразу же решили заглянуть в этот храм сельской культуры. Невысокая полная говорливая заведующая, работавшая здесь одновременно на нескольких ставках – сторожем, кочегаром, дискжокеем и киномехаником, услышав, что заглянувшие в клуб парни – музыканты, сразу же предложила им организовать концерт для местных тружеников и молодёжи.
- Вот только не знаю, как к этому наши мальчики отнесутся, не любят они, когда залётные на их территорию являются, - посетовала заведующая.
- Да какие ж мы залётные? – удивился Марк. – Мы ж совхозу помогать приехали, работать будем вместе с вашими тружениками.
- Да знаю я... Но не всё так просто, ребятки… Вы городские, а у нас тут нравы дикие, не хочется чтоб хорошее дело поножовщиной закончилось. В прошлом году тут тоже старшеклассники приезжали, так их в первый день наши парни побили… Милиция дело заводила… Теперь местные ещё злее стали на городских. И это… вы на девочек местных не заглядывайтесь, совет вам такой. И на дискотеки в клуб не приходите, это чревато… В общем, я посоветуюсь с директором и участковым, подумаю, как мне тут всё это безболезненно организовать.
 Вечером первого дня пребывания в лагере, друзья решили не испытывать судьбу – организовали музыкальный творческий вечер прямо у одноступенчатого порога своего жилого барака. Выставили усилители и колонки на небольшую бетонную площадку, ограниченную двумя высокими скамейками, протянули электрический удлинитель, подключили гитары и негромко запели свои лирические баллады. Пасмурный августовский вечер словно ждал этого момента, сквозь густую сетку тёмных туч выглянула замлевшая луна и как будто улыбнулась.

6
 Кроме классной руководительницы в Орловку приехали учителя музыки Семён Сергеевич и физической культуры Тамара Николаевна. Она села на скамью вместе с девочками из класса, которые даже  не пытались организоваться на танцы, и просто слушала. Пока не возникла идея немного развлечься.
- Ну, что девчонки, давайте загадаем, кто из них первым женится, - показывая властным взглядом на четвёрку музыкантов, предложила Тамара Николаевна.
- А как? – воспряла духом немного загрустившая Оксана Бурцева.
- Сначала сделаем коллективное описание каждого музыканта, а потом проголосуем, ну а потом торжественно объявим результаты голосования самим виновникам – музыкантам, - сказала Тамара Николаевна – Ну, например, давайте начнём с барабанщика Яна. Он красив лицом, у него длинные волнистые волосы с ровным пробором, голубые глаза, тонкие губы, он воспитан, хоть и без отца, всегда приветлив, учтив, неплохо учится, исполнителен, трудолюбив…
- Его мама работает бухгалтером в шахтной конторе… - добавила коротковолосая блондинка Света Злобина.
- У него красивое имя. И фамилия тоже, - включилась в игру кучерявая шатенка  Оля Зайцева.
- Да у них у всех фамилии ничего так, хоть замуж выходи, - усмехнулась маленькая худышка  Марина Макарова.
- …Но не у всех с учёбой хорошо, - неожиданно отозвалась с противоположной скамейки услышавшая суть разговора Диана Леонтьевна. – Коля практически по всем предметам имеет пятёрки, Стёпа немного от него отстаёт, Ян середнячок, надо подтянуть тройки по некоторым предметам. Ну, а что делать с Марком, я не знаю. Половина предметов – тройки. Такое ощущение, что он вообще в школу ходит только ради того, чтобы поиграть на гитаре.
- Зато он чемпион по лёгкой атлетике, по шахматам, а ещё капитан сборных школы по всем игровым видам спорта, - вступилась за Власова Тамара Николаевна.
- Так если, как вы говорите,  он капитан, то должен хотя бы вступить в комсомол, - возразила Диана Леонтьевна. – Представляете, он до сих пор не член комсомольской организации. Позор всему классу.
- И он же не один играет за сборную школы, - поддержала классную руководительницу Света Злобина. – Стёпа тоже в команде не последний человек. Он умён, начитан, занимается радиотехникой, у него очень порядочные родители – и мама, и папа – передовики производства. Сам он вполне хорош собой – коренастый,  кареглазый, причём обратите внимание – какие у него большие глаза и длинные ресницы. И поёт он лучше Марка.
- А я бы поспорила, - воскликнула сидящая прямо на бетоне в позе лотоса Ира Кукина. – Мне больше нравится, как поёт Коля Михайлов. У Стёпы какой-то голос писклявый, Марк иногда в ноты не попадает, я, между прочим, музыкальную школу по классу домры закончила, поэтому понимаю кое-что. А у Коли голос ровный, бархатный, мужской. К тому же Коля – будущий военный. Посмотрите, какой он всегда подтянутый, строгий, с чувством юмора. Хоть сейчас генеральские погоны надевай! С ним ведь никто даже поссориться не может, потому что он всегда любой тупой наезд сводит к шутке.
- И родители у Коли очень ответственные, - заметила Диана Леонтьевна. – С любым вопросом обратишься – краска, мел, какой-нибудь ремонт в кабинете – Колин папа тут как тут. Как руководитель класса я очень ценю это родительское участие.
- А кто у него папа? – спросила Тамара Николаевна.
- Он в магазине работает…
- О, берите на заметку, девочки, - засмеялась Тамара Николаевна. - Торговые работник нынче в цене. Я своей дочери никак джинсы не могу достать. Надо как-то Колю подключить к этому вопросу…
- Его папа в продуктовом магазине работает, - покосившись на коллегу, уточнила Диана Леонтьевна.
- Тоже неплохо, девчонки. Жених хоть куда! – хлопнула в ладоши физкультурница
- Ну, и что, что у Марика отец простой шахтёр? – возмущённо пробормотала Бурцева. – Хи!  Замуж-то выходят не за свёкра. А у Марика сила воли - сказал, что научится играть на гитаре, и научился. Ещё и всех остальных ребят за собой потянул.
- Ой, Ксюш, ты за своего Марика прям раздулась вся, лопнешь ненароком! – взорвалась Оля Зайцева.
- Чего это я лопну, Оля?- покраснев лицом, разъярилась Бурцева. – Я просто не люблю, когда неправду говорят.
- …Так договаривай тогда всю правду, - приподнялась со скамейки Зайцева, - что он в Ленку Дёмину втюрился, а та ему отказала, и он назло ей придумал этот «Маскарад».
- И что с того? Дёминой уже давно в городе нет, а ребята играют. Всё? Обломалась? – крикнула Бурцева, тоже вскочив со скамейки.
- Девчонки, ну-ка, прекратите ссориться! – приказным тоном сказала Диана Леонтьевна. – Лучше гляньте, кто это к нам идёт. Кажется, непрошенные гости… или гостьи…
Со стороны совхозной столовой нестройным рядом  к бараку приблизились несколько ярко разодетых девушек, пристроившихся под развесистой липой рядом с площадкой. В полумраке лунной ночи их было трудно рассмотреть, но парни сразу обратили внимание, что девушки были навеселе, громко смеялись, махали руками, делая знаки приглашения к разговору.
- Может, потанцуем!? – крикнула из темноты одна из незнакомок. – У вас тут  ансамбль клёвый. А в прошлом году такого не было.
 Пятеро десятиклассников с улыбками на устах покорно отозвались на зов и оторвались от коллектива,  подойдя к девушкам. Завязалась ненавязчивая тихая беседа с шутками и жеманными жестами. Лишь играющие музыканты испуганно поглядывали по сторонам, понимая, чем  это знакомство может закончиться. И они не ошиблись, издали заметив, как через несколько минут из здания клуба выскочили местные парни с фонариками. Сначала они беспорядочно светили по сторонам, потом собрались в кучу и, развернув лучи в сторону барака, стали быстро приближаться.

7
Накануне заезда десятиклассников в Орловку на передовице  газеты «Правда» было опубликовано  июльское постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об укреплении социалистической трудовой дисциплины». По всем промышленным предприятиям, колхозам, совхозам, вузам, госучреждениям и кооперативам пошла разнарядка: провести собрания трудовых коллективов с обсуждением положений опубликованного постановления.  Именно этим и занимались местные жители Орловки, по указанию председателя совхоза собранные вечером в клубе.
О чём говорить на собрании – никто толком не знал, поэтому прослушав текст на тот момент не совсем понятного постановления, по привычке обсуждали свои наболевшие вопросы. Спорили, ругались, мирились, предлагали и критиковали, задержав почти на целый час начало молодёжной дискотеки. Первые пришедшие на танцы девушки немного поскучали в вестибюле,  потом распили принесённую с собой бутылку вина, а услышав у бывшего общежития музыку, не дожидаясь с собрания своих более взрослых парней, пошли на её клич.
Стоявший у микрофона Марк, посчитал, что молодых людей  было человек десять. Они шли молча,  стремительно, словно рвались в атаку и, похоже, с явно агрессивным настроением. Когда свет висевшей над крыльцом барака одинокой лампы, осветил лица непрошенных гостей, стало понятно – это отнюдь не школьники и даже не учащиеся ПТУ, а уже, как минимум, отслужившие в армии взрослые мужчины.
- Я не понял, а что мы здесь делаем!?- грубо обратился к девушкам самый коренастый и смуглый из подошедших молодых людей. – Вы где должны были нас ждать? В клубе! А вы где оказались?
- Саш, ну, чё ты? Музыку пришли послушать. У ребят аппаратура, они поют классно, - виновато запричитали девчонки.
- Какую музыку! Вам что, музыки в клубе мало, что вы сюда припёрлись? – завопил смуглый. – Кто тут у вас старший!? – повернувшись к школьникам,  вызывающе спросил он.
- В чём дело, ребята? – раздался хриплый оцепеневший голос преподавателя музыки Семёна Сергеевича. – Я школьный учитель, Ясенев моя фамилия. Это мои коллеги, Диана Леонтьевна и Тамара Николаевна. Мы здесь старшие и ответственные за пребывание детей в трудовом лагере.
- Трудовые лагеря у немцев были! – рявкнул смуглый, казалось, его рычание заполнило всё вечернее пространство до самых краёв Вселенной. – А у нас это общага. И где ты здесь детей увидел, музыкант? Эти дети сами за себя ответить могут. Кто у них старший? Ну? Чего молчите?
Марку показалось, что никто из ребят старшим себя не назовёт ни при каких обстоятельствах. Ситуация немного напомнила ему эпизоды из советских военных фильмов, когда фашистские оккупанты перед пленными солдатами или партизанами требовали выйти из строя коммунистов и офицеров. Выдержав немую паузу, Власов  положил на бетон гитару и несмело пробормотал:
- В ансамбле у нас все равны, старших нет. А на футбольном поле, вроде,  я капитан.
- Футболист что ли? – пренебрежительно сплюнул сквозь кривые передние зубы смуглый, и вплотную приблизился  к Власову. – Ну, давай сыграем что ли… Морды вам бить – только руки марать, хлипкие вы слишком. Завтра в шесть вечера на школьном поле! Вижу, что вы его почистили, и это правильно. Вас что было одиннадцать, и мы команду соберём. Вничью хотя бы сыграете, будете здесь как у Бога за пазухой. А проиграете – не обижайтесь – в столовой, в клубе, в магазине, вообще где-то за пределами общаги мы вас не видим до самого отъезда. Увидим – убьём. Понятно!? Это будет ваш Освенцим – трудовой лагерь, всё, как вы и хотели. Как, вон, ваш, ха-ха, музыкант сказал… Без опозданий, футболист, в шесть! Я сказал!
Когда-то в детстве Марк брал в библиотеке и читал книгу «Последний поединок»  - старое потрёпанное издание пятидесятых годов. Это была повесть о знаменитом футбольном матче смерти в оккупированном Киеве, где местное  «Динамо» вышло биться против немецкой команды «Люфтваффе». Германское командование требовало от  советских футболистов, чтобы они уступили немцам, но те отказались и выиграли матч, который стоил им жизни и свободы. Некоторые участники мачта смерти были расстреляны или угнаны в концлагеря. Намеченный матч с командой Орловки, конечно, не был смертельным, но на кон ставилось многое. И прежде всего – честь класса, родной школы, да и самого Марка Власова.
- Ну, что повесили носы? – спросил он у одноклассников после того, когда местные парни, подхватив под руки своих девушек, покинули площадку и ушли в клуб.
-  Это тебе в темноте кажется, что у нас носы висят, на самом деле они заострились в предвкушении отличной футбольной зарубы, - бодро пошутил Ян, хитро выглянув  из-за своих барабанов. 
- Да-а, придётся завтра потрещать костями, - решительно согласился Стёпа, в его глазах блестели искры жажды борьбы.
- Ребят, может, не нужно идти на эту провокацию? – тихо  и как-то неубедительно засомневался Семён Сергеевич. – Вы же видели, мужики вас сознательно подбили, как бы вызвали на поединок. Перчатку бросили якобы на честную дуэль. А что будет завтра и как они себя поведут - не известно. Я бы не стал даже прогнозировать. Может, давайте я съезжу в город и сообщу об инциденте куда следует?
 - А о чём вы сообщите, Семён Сергеевич? – спросил Марк серьёзным тоном капитана команды. – О том, что нам предложили поиграть в футбол? Так это не преступление. А менты работают по факту. Факта преступления нет. В чём проблема? Плохо, что бодаться придётся после работы. Да и состав у нас неполный. Сколько у нас реально играющих? Раз, два, три… Девять человек. Остальные нам в игре – не помощники, только помеха. Придётся вам, Семён Сергеевич, в обороне стоять. И ещё бы нам одного игрочка раздобыть…

8
Утром совхозным автобусом класс вывезли в поле на уборку кормовых кабачков.  Размерами эти разноцветные гиганты были с добрую дыню, потому и весили немало. Прибывший бригадир велел все сорванные кабачки аккуратно укладывать в расположенные в один ряд небольшие кучи, чтобы потом легче было грузить в кузов грузовой машины.
- У меня есть предложение, - сказал Марк загадочно и воодушевлённо. – Чтобы всем не бить ноги зря, ходя с парой кабачков туда-сюда, давайте поступим так, как делал Антон Кандидов. Помните книгу «Вратарь республики» Кассиля?
Никто в классе не вспомнил, лишь пожали плечами.  Тогда Власов рассказал, что герой повести Кандидов ловил брошенные ему с берега арбузы и складывал их на палубе пришвартованной баржи. Это существенно экономило и время и силы грузчиков, нежели переносить бахчевые по трапу. Предложение одноклассникам понравилось. «Вратарями» стали трое ребят, принявших позицию у кабачковых куч. Со всех сторон в них летели крупные овощи, и нужно было изрядно постараться, чтобы кабачок не угодил по спине или чего хуже по голове. Через несколько десятков метров, «вратарей» ждала замена, на формирование куч подключались другие ребята.
За пару часов интенсивной работы кабачковое поле стало напоминать египетскую пустыню с пирамидами. Подъехавший к отдыхающим ребятам совхозный бригадир только развёл руками:
- Ну, что я могу сказать? План выполнен и перевыполнен. Так держать! А в том году приезжали школьники – никакого толку от них, только морока…
Марку была приятна эта похвала, но больше его всё же беспокоили не трудовые успехи на совхозных полях, а предстоящий матч на поле футбольном. Надо было максимально сэкономить силы партнёров по команде. А ещё – определиться с одиннадцатым игроком.  Из приехавших в Орловку четырнадцати одноклассников более или менее в футбол играли девятеро. Семён Сергеевич, конечно, большим спортсменом никогда не был, но иногда Власов наблюдал, как он в школьном спортзале вполне сносно играл в волейбол.
Присоединившихся к трудовому отряду младших ребят Марк знал неплохо. Кроме одного – новенького Юры Лёвина, который приехал откуда-то с Севера.  Был Юра невысок, худощав, кудряв и отличался от всех  коричневого цвета загорелой кожей. В какой-то момент во время работы на кабачковом поле Коля Михайлов в шутку спросил его:
- Ты же с Севера приехал, в Воркуте загорал что ли?
- Не-е, пальцем в небо. У меня мать краснокожая, как индейцы в книгах Фенимора Купера. И я в неё пошёл, - подмигнул Юра. – А Воркута это совсем далеко от нас, я из Красноярского края, из деревни Подкаменная Тунгуска. Может, слышал?
- Так ты тунгус? – добродушно рассмеялся Коля.
- Не-е,  я русский. Мать эвенкийка, - поддержал доброе настроение Юра, он говорил как-то несобранно, немного потешно и громко.
- Ну, даёшь! – совсем расхохотался Коля. – Я вообще ничего этого не знаю, как будто другая планета. Слышал только про Тунгусский метеорит. Ты часом не оттуда, где он упал?
- Почти оттуда.
- Серьёзно что ли?
- По сибирским расстояниям до места падения метеорита километров семьсот – это вообще рядом, - просиял необычно белыми зубами Юра.
- В общем, ты у нас Тунгусом будешь, - определил Коля, и, как оказалось, попал в точку – прозвище Тунгус надолго закрепилось за Юрой в школе.
После обеда к Лёвину подошёл Марк. Глаза Юры смотрели в подбородок Власова – низковат для игрока обороны – сразу определил для себя капитан. Щупленький – один скелет, обтянутый коричневой кожей.
- Слушай, Тунгус,  ты в футбол играть умеешь? Хоть немного? – умоляюще спросил Марк. - Ну, не могу я в состав ставить ни Кулагина, ни Лисицкого, ни Шкурко – они совсем нулевые, лучше в меньшинстве играть, чем с таким балластом. Им только в балете плясать.
- На лыжах катаюсь, на коньках по Енисею гасал, футбол только по телевизору…
- А в школе?
- Да у нас нет школы…
- Как это? А учился ты где?
- В Бору. Это на другом берегу Енисея.
- Ничего себе… Енисей – это ж  не ручей. А как туда добирался?
- Нас лодками возили. Когда река замерзает  – на лыжах. А когда ледоход – дома сидели.
- Вот это да! Жаль, что у нас школа не на другом берегу Енисея, - посетовал Власов, закатив глаза вверх.-  Так бы пока ледоход, мы бы свежую программу накатали с новыми песнями. Но хоть немного можешь играть?
- Немного могу.
- Пошли на поле.
Марк взял у Тамары Николаевны футбольный мяч и  подвёл Тунгуса к поржавевшим футбольным воротам, расположенным ближе к жилому бараку. Сам стал в рамку, а Лёвину приказал сделать несколько ударов с условной линии штрафной площади. Юра выполнил задание. Удары были слабые, но вполне точные. По разбегу Марк также определил, что парень достаточно быстр и подвижен.
- Ну, что? – спросил Лёвин.
- Подходишь, - уверенно кивнул Власов. - Будешь центрфорварда играть. В защиту тебя нельзя – сомнут. В полузащите упаришься. А в атаке – чёрт его знает – хоть какое-то движение будешь у их ворот на пару с Яном создавать. Мы лучше ближе к обороне Стёпу оттянем, нам бы ничейку с ними укатать и, как сказал их пахан, будем у Бога за пазухой.
- Чего это ничейку? Надо побеждать, - с детской наивностью во взгляде пролепетал Тунгус.
- Ты их видел? Мужики! Тиранозавры. Это тебе не на лыжах через Енисей, - озабоченно пробурчал Марк и, взяв мяч под мышку, пошёл в барак.

9
До начала матча оставалось ещё полчаса, а у футбольного поля уже собрались болельщики и болельщицы. С одной стороны вдоль поля выстроились городские девочки - одноклассницы, с другой – местные жители. Последних больше раза в три. Это были и молодые люди, и поморщенные жизнью кривые старички, то и дело вспоминавшие свои юные годы, когда они рвали кеды на ныне заброшенном пришкольном стадионе. Прибыл и уже знакомый десятиклассникам бригадир, который пообещал, что сегодня сельские «сделают» городских, ведь у них в составе целых три профессионала.
Так называемых профессионалов Марк узнал сразу по разминке. Это были подтянутые парни лет восемнадцати, одетые в трусы, гетры и настоящие футбольные бутсы. В отличие от остальных игроков сборной Орловки они интенсивно разминались у бровки, выполняли правильные растяжки, работали с дыханием, жонглировали принесённым с собой мячом.
«Скорее всего, за сборную какого-нибудь института или техникума играют, вполне неплохо, но ничего выдающегося», - внимательно понаблюдав за оппонентами, воодушевлённо подумал Власов.
Судьёй матча вызвался быть совхозный бригадир. Он бросил жребий, кто первым начнёт матч,  и кто в какой форме выйдет на поле. Выбор  был небольшой – либо играть одетыми в футболки, либо с голыми торсами. Голые торсы выпали местным. Десятиклассники с неподдельным испугом глянули на мускулистые руки и накачанные груди своих загорелых соперников, самый молодой из которых был всё равно старше школьников, а самый возрастной, вышедший на поле в ботинках, оказался тридцатилетним  мужчиной со шрамом на лбу и порванным, как у литературного героя Виктора Гюго – Гуинплена -   уголком рта.
«Да, сопернички у нас сегодня, конечно, ещё те…», - подумалось Марку, но, как его учили тренеры, на поле борются не с соперником, а с самим собой – это первое правило настоящего победителя.
Школьники начали игру от обороны, так скомандовал капитал команды Власов.  Необходимо было понять, что представляет собой эта сельская команда. Насколько она сыграна между собой, какова их функциональная подготовка, каков волевой настрой, хватит ли у более возрастных игроков дыхания на игру в высоком темпе оба тайма, где у команды сильные места и слабые стороны.
Сельские же бросились атаковать с первых минут. Сразу стало понято, что разминавшаяся троица, названная бригадиром профессионалами,  это и есть ударный костяк в составе оппонента. Ребята прочно обосновались в центре поля, неплохо держали мяч, перепасовывая его  друг другу в поиске открывающихся на свободных местах нападающих. Но почти всем составом оттянувшиеся в оборону школьники надёжно закрыли все свои тылы. Лишь Ян и Тунгус скучали на чужой половине поля в ожидании передачи от партнёров.
Но длинные пасы не получались, скоростной прессинг сельских футболистов держал в колоссальном напряжении оборону школьной команды. Так продолжалось минут пятнадцать, пока у хозяев поля не иссяк запас сил и не пропала уверенность в своей быстрой победе. Постепенно  школьники стали чаще перехватывать поперечные и диагональные передачи, которые в свою очередь становились всё более неточными. На порядок острее стали получаться глубокие проходы крайних защитников на половину поля соперника. Один из таких визитов закончился корявым ударом по воротам, который без труда отбил за линию ворот высокорослый вратарь сельской команды. 
Угловые удары в команде всегда подавал Стёпа Игошин, у него был поставлен хлёсткий «сухой лист» - это подкрутка мяча в воздухе, направление и траекторию которого трудно определить даже опытному футболисту. Иногда Стёпа резаной подсечкой попросту «завинчивал» мяч в ворота соперника, и нападающим нужно было только не прозевать свой момент, чтобы при случае замкнуть низкий замысловатый прострел Игошина. Но, лихорадочно схватив мяч,  к углу поля вдруг устремился Ян Славин. Стёпа и Марк, улыбнувшись,  переглянулись  и заняли позиции у края штрафной площадки. Ян подал угловой удар, высоким навесом необычно закрутив мяч над штрафной площадью. Вратарь соперника хоть и был на голову выше Марка, остался на линии ворот, что позволило  Власову в прыжке взлететь над защитниками и правым виском срезать мяч в нижний угол.
Не имея никакого преимущества по игре, школьная команда, тем не менее, повела в счёте. Марк всегда говорил товарищам по команде, что если соперник не обладает высоким классом, то достаточно просто играть максимально надежно, и он сделает больше ошибок, чем ты. Сельские футболисты решили срочно отыграться и всем составом снова бросились вперёд. Но, оголив тылы, не учли, что против них играют очень скоростные и выносливые ребята. В очередной раз завладев мячом, в три точных диагональных  паса школьники отрезали всю атакующую группу сельчан, Ян на скорости обыграл растерявшегося защитника, вышел один на один с вратарём, обманным движением уложил его на траву и небрежно закатил мяч в пустые ворота.
При счёте 2:0 совхозный бригадир объявил десятиминутный перерыв, после которого на поле у сельских парней вышли не футболисты, а в буквальном смысле разъярённые буйволы. Игра приняла иной характер – уступавшие в скорости и комбинационной игре селяне, решили навязать жёсткую силовую борьбу. Нарушения  правил с подножками, толчками, коварными захватами  пошли одно за другим. Но стоявший на бровке судья, он же бригадир, только разводил руками: « Всё в рамках правил! Нарушения нет! Силовая борьба!». Играть стало тяжело и неприятно. Никакие апелляции на судью не имели действия. Вскоре такая тактика принесла и первый результат – нападающий сельской команды выбил мяч из рук лежащего вратаря школьников и затолкал его в ворота.
- Марик, надо завязывать с таким футболом! – крикнул изрядно уморившийся Ясенев. – Ты посмотри, что они творят, это же каратэ какое-то…
- Семён Сергеевич, давайте без паники!- огрызнулся Власов, хотя у самого внутри свербила мысль - а не остановить ли игру и потребовать отменить гол, забитый с нарушением и заменить допускающего грубую игру судью. Одних кровоподтёков, болезненных ссадин и синяков у команды накопилось столько, что хватило бы на целый городской турнир. Но требовать было не у кого, а остановить матч означало проиграть его.
 Марк оттянул в оборону и Яна Славина, которому пришлось лихорадочно вертеться в подкатах между троицей поймавших кураж сельских «профессионалов». Всё шло к тому, что  сельские парни вот-вот дожмут школьников и сравняют счёт, а до конца игры оставалось ещё минут десять.
Но фортуна  неожиданно улыбнулась Тунгусу. Весь второй тайм одиноко проскучав на половине поля соперника, Юра Лёвин кошачьей походкой тихо подкрался к центру, где каким-то ветром судьбы к нему вдруг принесло отскочивший от чьей-то головы  мяч. Не долго размышляя, Лёвин наклонил корпус влево, и в одно касание изо всех сил пнул его вверх в сторону ворот соперника. Мяч бабочкой завис над лысой головой далеко вышедшего из ворот вратаря, ударился о траву у него за спиной и, сделав несколько коротких отскоков от земли, благополучно допрыгал до рамки ворот.
 После третьего гола сельские парни, словно сорвавшиеся с цепи бешеные псы, попытались запугать своих визави. На поле послышалась нецензурная брань, а нарушения правил приняли беспрецедентно жестокий характер. Доставалось всем, особенно вратарю, которого нападающие стали буквально забивать в ворота вместе с мячом, особенно старался обутый в ботинки возрастной мужчина со шрамом. Отбросил все рамки приличия и судья, в самой концовке матча на ровном месте придумавший пенальти в ворота городских, причём за нарушение против них же.
Штрафной  пробил смуглый переговорщик Саша, ещё вчера пренебрежительно и горделиво предложивший городским юношам сыграть матч чести, а уже спустя сутки утративший былую уверенность и мечтавший хотя бы свести игру вничью. Голкипер школьников, насыщенно разукрашенный гематомами и шишками, после сильного удара поймал мяч, но неожиданно для всех разжал пальцы и тут же выпустил его  в собственные ворота. Впрочем,  этот подарок не помог команде Орловки уйти от поражения – после розыгрыша мяча в центре поля Марк пробил в сторону ворот соперника с такой неистовой яростью и силой, что мяч, перелетев через перекладину, укатился куда-то в лесонасаждение, где его лихорадочно искали несколько минут. А нашли уже лопнувшим… Судья был вынужден дать сигнал об окончании матча.

10
Победу и успешный дебют Тунгуса ребята решили отметить танцами – на площадку снова вынесли аппаратуру. На всю Орловку зазвучали знакомые одноклассникам песни, на клич которых к бараку подтянулась и местная молодёжь, в том числе и накануне отчитанные своими женихами девушки. А к концу вечера   явился и сам инициатор футбольного матча Саша.
- Чего пришёл, Саш? – язвительно засмеялись местные девчонки.  - Проиграл, так нечего по селу бродить, лицом позориться, ха-ха-ха!
- Заткнитесь, куры! -  не поднимая глаз, бросил смуглый,  присел на скамейку, томно достал из кармана старых джинсов пачку «Ватры».
- Э, нет-нет, молодой человек! У нас не курят! – воскликнул как будто на несколько лет помолодевший и слегка раздавшийся вширь Ясенев, он принял душ, но, не переодевшись,  остался в своём неизменном спортивном костюме.
- Брошу! Точняк  - брошу, – сказал Саша удручённо, засунув сигареты обратно в карман. – Перебегали вы нас сегодня, не хватило нам дыхалки.
- Тренируйтесь! – благодушно подмигнул Семён Сергеевич. – Могу на полставочки взять вашу команду под опеку. Хоть правилам честного футбола вас обучу.
- Ой, ладно, музыкант, шутишь тут… Ну, выиграли. Что с того? Бывает. К вам вопросов больше нет – работайте и отдыхайте спокойно, никто вас здесь не тронет.  Я сказал! – Саша оскалился и клацнул жёлтыми зубами с золотой фиксой посередине.
- Саш, а, Саш, к нам вопросов тоже не будет, если мы сюда на танцы будем приходить? – весело спросили местные девушки. – Нам тут больше нравится, музыка настоящая, парни непьющие, не то, что на нашей клубной дискотеке.
- Моё слово – закон, а закон – он для всех!
И действительно  слово Саши сыграло свою роль - почти до самого конца августа пребывание трудового десанта в Орловке сопровождалось только самыми положительными эмоциями. Отыграли  концерт для сельских тружеников в клубе, выступили на ферме и даже поставили музыкальный спектакль для воспитанников местного детсада, переманили на свои вечера под барак всю местную молодёжь, ну, и, конечно же, здорово потрудились на совхозных полях, коллективно заработав целую тысячу и восемьсот рублей. Деньги поступили на счёт школы и, как объявил директор Леонид Эдуардович,  израсходовать их можно было только по решению общешкольного комсомольского собрания.
- Власов, один ты у нас в классе не комсомолец. Я настаиваю на твоём вступлении в организацию! – в один из первых дней сентября без лишних аллегорий и снисхождения прямо сказала Диана Леонтьевна. – Через неделю у нас будет комсомольское собрание класса, настоятельно прошу тебя присутствовать на нём. Тем более, что и один из вопросов будет касаться тебя лично.
В конце седьмого класса Марк уже имел опыт вступления в комсомол. В числе лучших представителей школы, которым исполнилось на тот момент четырнадцать лет, Власов гордо явился в здание городского комитета партии, где в одном из крыльев первого этажа размещался аппарат  комсомольской организации. Дождавшись вызова в кабинет первого секретаря, Марк трепетно шагнул на красную дорожку и предстал перед высокой комиссией, состоящей из сидевших за длинным лакированным столом в один ряд нескольких молодых и не очень людей.
- Власов Марк Иванович? – спросил некрасивый мужчина солидного возраста, в очках, чёрном пиджаке и красном галстуке поверх белой рубашки.
- Да, Власов, Марк Иванович, - церемониально кивнул Марк.
- В чём заключается принцип демократического централизма? – строго задал вопрос мужчина.
-Ну…  принцип демократического централизма… заключается в  выборности и отчетности всех руководящих органов снизу доверху… предусматривает строгую дисциплину и подчинение меньшинства большинству, - повторил заученную фразу Марк.
- Зубрить, товарищ Власов, как я вижу, вы можете. А своими словами как вы лично понимаете демократический централизм? – с надменной улыбкой спросил мужчина, поочерёдно покосившись в обе стороны на членов высокой комиссии.
- Своими словами? – Власова охватило оцепенение – ничего по сути он ответить не мог, ибо никогда ничего о политике не читал и даже не интересовался. – Если своими словами, то централизм – это…  безусловная обязательность решений высших органов для низших, осуществление внутрипартийной демократии, критики и самокритики, - лихорадочно вспомнил ещё одну заученную фразу Марк.
- Серьёзно-о? – завывая, протянул мужчина. – И как же, по-вашему, должна осуществляться эта критика и самокритика?
Марк потерял дар голоса. Он суетливо перебирал в голове какие-то прочитанные им словесные штампы из брошюры для поступающих в ВЛКСМ, но из-за волнения всё в голове перепуталось, остатки воли истекли куда-то под красную дорожку, и лишь набатом стучащее сердце подсказывало решение: «Выходи отсюда!». И Власов молча вышел, оставив высокую комиссию в замешательстве и недоумении.
В комсомол, конечно, его не приняли. И даже больше не предлагали. Но сейчас, в десятом классе, эта процедура приобрела пустяковую формальность – достаточно было подойти к комсоргу школы и написать заявление на вступление. А через пару дней расписаться в получении комсомольского билета и заплатить двухкопеечный членский взнос. После этого можно было величаво прицепить на лацкан пиджака комсомольский значок с изображением Ульянова-Ленина, но можно было и не цеплять, мотивируя это банальным объяснением: «Ещё не купил» или «Да вот, потерял».

11
В формируемую повестку дня предстоящего собрания комсомольской организации десятого класса в последний момент был внесён пункт «О поведении комсомольца Власова М.И.», который предложила вписать получившая подтверждение  о вручении Марку комсомольского билета классная руководительница Диана Леонтьевна. Так, не успев даже вкусить манящую сладость пребывания во всесоюзной молодёжной организации, Власов сразу же очутился под прессом её иной раз необъяснимых условий. Вот оно какое - осуществление внутрипартийной демократии, критики и самокритики.
Комсомольское собрание ничем не отличалось от обычного классного часа, с той лишь разницей, что к каждому выступлению присовокуплялся неуместный политический пафос. Но Марку это даже понравилось – всё как-то по-взрослому, очень серьёзно, как в советских кинофильмах. А ещё ему было интересно, чем его поведение вредит комсомолу, что его зачем-то решили рассмотреть на собрании, поэтому  Марк с нетерпением ждал последний вопрос повестки дня, наблюдая за общей процедурой с последней парты кабинета русского языка.
Когда перечень рассматриваемых пунктов повестки исчерпался, комсорг класса Света Злобина, вышла к доске и, повернувшись в сторону сидящей за учительским столом Дианы Леонтьевны, первой взяла слово по вопросу о поведении комсомольца Власова.
- Уважаемые члены организации. Уже не первый раз комсомольцу Власову делаются замечания по поводу его внешнего вида, - Света читала текст с написанного собственной рукой листа, говорила аномально тихо, быстро и неразборчиво, то и дело погладывая на учительский стол. – Когда вся страна строит коммунизм, школа воспитывает нового человека, отдельные комсомольцы позволяют себе в угоду западным ценностям пренебрегать устоявшимися советскими социалистическими традициями и правилами. Настоящий патриот родины, своего народа, своей школы не будет носить причёску в подражание артистам запрещённых в Советском Союзе ансамблей, играющих в запрещённом стиле рок и поющих песни, прославляющие Запад и подрывающие основы нашей страны. Классный руководитель неоднократно делала замечания комсомольцу Власову, но он в категорической форме отказывался идти в парикмахерскую и приводить свою причёску в порядок. В связи с этим, как комсорг класса, вношу предложение потребовать от комсомольца Власова привести себя в должный порядок и проинформировать о решении комсомольского собрания его родителей на ближайшем родительском собрании. У меня всё…
- А что, уже и какое-то решение готово? – дослушав до конца тираду Светы, возбудился Марк, и медленно, словно нехотя, встал из-за парты.
Никак он не ожидал обсуждать свою причёску  на комсомольском собрании. Ведь всегда считал комсомол организацией, занимающейся вопросами  серьёзными и даже, возможно, глобальными, но никак не длиной волос какого-то далёкого от политических процессов страны  рядового плательщика двухкопеечных взносов. Перед глазами всплыли кадры из кинофильма «Как закалялась сталь», где главный герой Павел Корчагин, сыгранный актёром Конкиным,  тоже ведь носил причёску, не похожую на  полубокс.
- Подожди, Власов, присядь, ещё не все высказались, - парировала выпад Марка Диана Леонтьевна.- И, кстати, можешь выйти к доске и посмотреть в глаза своим товарищам, и мы на тебя тоже посмотрим.
- А чего тут смотреть? - недовольно ухмыльнулся Марк, но  подчинился воле классухи, с широко расставленными ногами заняв место у доски.
После Светы Злобиной с места выступили ещё две одноклассницы. Отвернувшись куда-то в окно, где младшие дети из группы продлённого дня играли на асфальте в классики, девушки монотонно, как молитвы,  отчитали свои идентичные злобинскому выступления, в которых, как оказалось, Власов не просто не уважает своих товарищей, но и является позором комсомольской организации.
- Теперь слово предоставляется тебе, Власов, - холодно сказала Диана Леонтьевна.
Марк потоптался на месте, словно виновато пожал плечами, глянул исподлобья на свой класс и обнаружил, что никто не смотрит ему в глаза. Странное, скорее даже жалкое зрелище представлял собой коллектив, с которым Власов ещё совсем недавно трудился на полях совхоза, бился на футбольном поле и отдыхал на сельских вечерах.
- Слушай, Света, а чего ты на собрании затронула мою причёску, а сама никогда мне даже намёков не давала, что ты возмущена ею? Что она - это неуважение ко всем вам … Что это позор…- сжав челюсти до скрипа зубов, процедил Марк. – Ну, скажите мне в лицо, кого из вас я не уважаю? Ну, скажите, друзья мои…
Класс молчал, лишь из открытой форточки доносилось детское и птичье щебетанье.
- Марк, тебе дали слово не для того, чтобы ты задавал вопросы. Вопрос задан тебе. Ты должен ответить коллективу по существу, пообещать исправиться, - звонко приказала из-за стола Диана Леонтьевна.
- Да это я понял, что это игра такая. В одни ворота называется. Только не понял, зачем придумали её, и кто установил в ней правила? Тогда скажите мне по существу: чего такого непатриотичного в моей причёске, если вы сами отплясываете под играемую мной непатриотичную музыку? Скажи, Оля! Скажи, Ира!   Скажи ты, Оксана!
- Марик, ты всегда знаешь, что я за тебя! – едва не закричала прослезившаяся Оксана Бурцева. – Но тут… тут…
- Что, тут?..
- Власов, ты на нас не дави. Мы постриглись, как было сказано перед первым сентября. И ты должен… - раздался голос сидящего у окна хорошиста и сына директора швейной фабрики Кулагина.
- Кулагин, ты  настолько мелок, что нырять в тебя - о дно шею сломать! Постригся он… - грубо огрызнулся Марк, даже не повернувшись на голос директорского сына.
- Зачем грубишь, Марк? Ты не прав! Здесь все только добра тебе желают, – просопел товарищ Кулагина тихий троечник Шкурко.
- А не ты ли, коротконожка очкастая, желающая мне добра, моей помощи просил, когда у тебя братья Градские отцовские часы отобрали в прошлом году? Или когда тебе физручка Тамара двойку за последнюю четверть хотела влепить? – злобно бросил Марк в сторону съёжившегося Шкурко. – Да и не только эти случаи – вся твоя жалкая жизнь подхалима - как на витрине. Всего десять минут и несколько слов стало достаточно для моих абсолютно объективных выводов о  рядящихся под приличных товарищей засранцах. Вы же все сейчас выйдете и будете мне в глаза говорить совсем другое. А что происходит сейчас? Почему никто не может отказаться играть в эту игру?
Марк с отчаянной болью зажмурился, поднял воротник пиджака, опустил голову и, нервно забросив на плечо свою спортивную сумку, громко хлопнул дверью кабинета со стороны коридора. В этот момент он мысленно снял со своей руки капитанскую повязку всех сборных команд школы и бросил музыку...

12
- Власов, Марик! Ты куда летишь, как угорелый? - остановил Марка поднимавшийся по школьной лестнице директор.
- В никуда, Леонид Эдуардович. Как у Грина – дорога в никуда! – надрывным голосом ответил Марк, пытаясь обойти директора, но лёгким движением руки тот прижал его к перилам.
- Подожди-ка, Власов. Что случилось, быстренько докладывай? – приказал директор.
- Не важно, - пытаясь освободиться от твёрдой директорской руки, хлюпнул Марк.
- Ещё как важно. Пошли в кабинет. Быстренько. Давай-давай, следуй за мной.
Марк нехотя приплёлся за директором в его кабинет и повесил сумку на стоящий у стены стул. На жёлтом приставном столе лежала шахматная доска, на которой в исходной позиции стояли фигуры.
- Ходи! – сказал директор, присев у доски.
Марк, недоумевая, сделал ход d4. Леонид Эдуардович ответил ходом d5. Через несколько минут на доске сложилась не совсем типичная расстановка так именуемого дебюта ферзевых пешек, разработанного когда-то бельгийским мастером Колле. Марк знал её неплохо, так как неоднократно применял, играя против имеющего первый шахматный разряд брата. Леонид Эдуардович эту систему не знал совершенно, движение ферзевых пешек белыми фигурами у него вообще вызывало лёгкую панику, так как  директор больше любил Испанскую или Итальянскую партии. Ещё через несколько минут директор сдался и немигающе заглянул в грустные глаза Марка.
- Что? – спросил раздавленный этим взглядом Власов.
- Я слушаю, - сосредоточенно отозвался директор.
- На комсомольском собрании получил взбучку, - сказал Марк сморщившись.
- Причина?
- Причёска, не соответствующая образу строителя коммунизма.
- Хм… Лет пять назад такие причёски не носил только ленивый.
- Да-а?
- Да. Хиппи были в моде. Это уже после московской олимпиады ребята перекроили волосы под спортивную моду, - откинулся на стуле директор.- Но ты понимаешь, что Диана Леонтьевна – парторг школы и я не могу оказывать на неё давление и указывать, что ей делать по  общественно-политической работе?
-  Я вообще ничего не понимаю в этом, - дёрнул плечами Власов. – После такого хочется всё бросить. Даже одноклассники – никто не поддержал. Даже лучшие друзья, музыканты, и те промолчали в тряпочку...
- Значит, у них были свои причины на то, - спокойно сказал Леонид Эдуардович, хаотично двигая по доске фигуру чёрного короля. - Не каждый молодой человек бунтарь по природе. Кому-то нужен хороший аттестат, кому-то просто спокойная бесконфликтная жизнь. То, что они тебя не поддержали в эту минуту, ещё не значит, что не поддержат в другую. Так иногда бывает. Ты хотел, чтобы они стали рядом с тобой, а они просто проплыли по течению, так было проще и комфортней. Стать с тобой – это противопоставить себя совсем даже не Диане Леонтьевне, как тебе показалось, наверное,  а всей системе. Это идти против бури. Это рисковать и что-то терять. Не все этого желают. Даже ты, наверное. Вот, играя за белых в шахматы, ты тоже разыгрываешь достаточно закрытые дебюты, без особых авантюр. Почему ты это делаешь? Наверное, чтобы достичь результата. Ты в своей жизни какого хочешь добиться результата? Ну, хотя бы осязаемого в ближайшей перспективе?
- Не знаю.
- А они, друзья твои, возможно, знают.  И всё, что мешает достижению этого результата, они будут избегать.   
 - Всё равно это как-то не по-товарищески…
- С твоей точки зрения. А с их точки зрения ничего ужасного не произошло.
- Не хочу играть в одном коллективе с ними. Уйду куда-нибудь в другую группу. В двадцать первую школу к ребятам.
- Думаешь, там мёдом мазано?
- Во дворец культуры уйду. На танцы пойду играть при какой-нибудь шахте или заводе…
- Этого никто не возбраняет, лишь бы потом не жалел. Обида пройдёт, а отношения с ребятами наладить будет сложно. Пока ещё ничего между вами катастрофического не случилось, это только бурлят твои эмоции, - директор вернул ферзя на свою позицию и пересел за свой стол. – У меня, Марик, к тебе предложение. Хотел реализовать идею сам, но не потяну, работы слишком много. А ты, на мой взгляд,  кандидатура подходящая. Я хочу создать в школе шахматный клуб и предлагаю тебе его возглавить. Директор совхоза, где вы работали, подарил школе десять комплектов шахмат, кабинет я уже присмотрел, есть у нас здесь на третьем этаже комната, на уроках труда сделаем демонстрационную доску и вырежем фанерные фигурки с магнитиками, остаётся только повесить объявление о наборе желающих заниматься, ну,  и получить твоё согласие.
- Да я как-то не готов, наверное… - промямлил Марк, от неожиданности едва не кувыркнувшись со стула.
- Почему не готов? Готов. Я же вижу. Играешь сильно. Ребята за тобой тянутся. Моя поддержка тебе обеспечена. В конце учебного года сделаем тебе направление в пединститут, чтобы ты по окончанию вернулся в родную школу учителем. Вот тебе и цель в жизни, о которой ты не знаешь. Как тебе ещё такое предложение?
- Надо подумать… - невольно  закатил глаза Марк, но, учитывая некоторое внутренне охлаждение ко всем остальным своим увлечениям, перспектива ему вполне понравилась.
- Подумай. И насчёт причёски подумай, я не настаиваю, но всё же рекомендую не конфликтовать с Римовой. Подрежь хоть чуть-чуть концы, - растянул широкую улыбку Леонид Эдуардович.
…Причёску свою Марк так и не изменил. Ни в этот сложный период тяготящей  обиды и обострённой печали, ни потом, даже когда на родительское собрание классная руководительница пригласила не, как обычно,  маму Ольгу Афанасьевну, а отца Власова – Ивана Петровича.

13
Дом у Власовых небольшой – чисто выбеленные шлакоблочные стены с крашеными фронтонами, шиферная крыша с покатами на четыре стороны, рядом длинный флигель, заплетенный густыми ветвями столового винограда. Марк часто заострял внимание на том, что вся жизнь его больше проходила именно во флигеле, где  суетилась у газового таганка мама, мурчал на диване кот, гулко тарахтел старенький холодильник, шипел отвратительно ловящий сигнал и давно просящийся на свалку черно-белый телевизор «Верховина», пахло жареной картошкой и говяжьими котлетами.
Здесь, в комнате с двумя узкими окнами и выходом во двор часто собирались гости, сюда приходил дедушка и тётки – материны сёстры,  и здесь происходили самые откровенные семейные разговоры между всеми членами семьи. В этот вечер говорили двое – мама и Марк. Брат Дима, поступив в институт, снял в областном центре квартиру и, чтобы не просить деньги у родителей,  дал себе зарок выйти по успеваемости на Ленинскую стипендию – целых сто рублей. А отец, обильно забрызгавшись одеколоном «Шипр» и надев свой самый новый костюм, впервые в своей жизни ушёл  на родительское собрание.
- Такого у нас ещё не было, чтобы в школу позвали отца. Чего натворил, признавайся честно? – требовала мама.
- Причёска у меня плохая, - искренне отвечал Марк, но мать не верила.
- Обманываешь. Не может вот так просто классная руководительница настоять на вызове  в школу  отца. Значит, что-то там у тебя неладное, считает, что я справиться не в состоянии.
- Да всё у меня ладно, мам. Приклепалась она к причёске, говорю, как есть. И весь класс, даже мои друзья на её стороне.
- А на какой им стороне быть? И я тебе говорю, состриги волосы, сынок. А ты их распустил  - дальше некуда.
- Не буду я ничего стричь. Не дождётесь! Мне нравится, а  все остальные меня не волнуют.
- Так ты и с друзьями поругался?
- Не ругался я ни с кем. Просто изменил своё отношение ко всем в классе. Все одинаковые, все подхалимы.
- Не бывает так, сынок, что все плохие, один ты хороший. Поковыряйся в своей голове, может, тоже где-то не правый ты?
- Может, и я. Только какое это теперь имеет значение? Уйду играть в какую-нибудь другую группу. К нам в школу как-то музыканты приходили, послушали, сказали, что меня бы свободно могли куда-нибудь пристроить. Да и в Орловке мы летом были, заведующая клубом сказала, что у них есть аппаратура, а музыкантов нет. Предлагала приезжать и играть.
- В Орловку? Ближний свет. Нет, Марик, нельзя с друзьями просто так рвать на ровном месте. Неправильно это. Это коллектив, а в коллективе всегда трудно. А если беда какая коснётся, к кому обращаться будешь? У тебя брат далеко, учится,  и отвыкли вы друг от друга за два года армии. Здесь остались только я и отец.
- Да и с вами тоже не всё в порядке, никак в своих отношениях не разберётесь и не поладите, - с укоризной проворчал Марк.
- Никак не разберёмся, - согласилась мама, вздыхая глубоко и протяжно. - Пьёт твой отец, а я никак не могу с этим смириться. Иногда кажется, что или он от нас уйдёт или я всё-таки рискну…
- Что рискнёшь?
- Развестись. Ты же сам когда-то просил об этом.
- Глупости говорил. Теперь поумнел. А отец никуда от тебя не уйдёт, я это точно знаю,  – Марк надул щёки, почесал затылок, вытянулся на диване во весь свой рост. -  Знаешь, мама, что такое водка?
- Знаю, - прыснула мама. – Знаток водки мне тут выискался…
- Не знаешь, мам, - нахмурил брови Марк и махнул на родительницу рукой. – Водка для бати – это как музыка для меня. Вот я влюбился в девушку…
- …Ты мне ничего об этом не рассказывал, - заинтересованно перебила мама.
-…Да и не надо тебе ничего знать, - продолжил Марк. – Так, неудавшийся роман, ничего особенного, у многих так первый раз случается. Только каждый по-своему переносит эту боль, эту обиду, это нахлынувшее одиночество. Кто-то идёт в спорт, кто-то погружается в технику, кто-то в музыку, как я, а кто-то пьёт водку. 
- От одиночества, значит, батя твой пьёт? Так он уж целых надцать лет женат на мне, сынок! Какое ж тут одиночество? – засмеялась мама.
- Ну, женат, да. И что? А разве женатый человек не может чувствовать себя одиноким? – поднял брови Марк. - Ты книги почитай – там сплошь и рядом такие случаи описываются.  Мне кажется, тебе надо изменить своё отношение к отцу. Вот если бы эта… Ну, та девушка, которая мне нравилась, не отказала тогда, то я бы никогда не взял в руки гитару, а был бы с ней и всё время тратил на неё. Так и с водкой у отца. Усекаешь?
- Усекаю, сынок. А как её зовут, ту девушку?
- Да не важно. Ленка зовут.
- Ленка, значит. Красивая?
- Ну, да, красивая, в общем-то…
- А сейчас ты с ней как-то видишься? Нравится она тебе?
…За окнами флигеля звякнула калитка и радостно заскулил дворовой пёс по кличке Сокол. С родительского собрания вернулся отец. Он зашёл в комнату молча, лицо воскового цвета говорило о том, что отец нервничает. Шляпу положил на полку, повесил на спинку стула пиджак, сел за столом напротив матери.
- Что, Иван Петрович? Что там, на собрании-то? – замерла в ожидании мама.
- Ничего. Всё собрание пыталась мне доказать, какой у меня плохой сын, - баском, словно продолжая спор с классной руководительницей, хмуро ответил отец.
Марк привстал с дивана и сжался в комок – впервые в жизни ему было страшно слышать отца. Что он там себе надумает, какие решения примет?
- И что? – заторопила мама. – Что ты ей сказал?
- А что я? – хмыкнул батя. – Я ей ответил: «Что вы мне тут сказки рассказываете, как мальчику детсадовскому? Я что, не знаю своего сына? Или, может быть,  вы тут его лучше меня знаете?» На том тема и закрылась. Больше она про Марика и слова не произнесла».

14
На следующий день после уроков Марк равнодушно отказался от предложения Яна пойти на репетицию и, не заходя домой, направился в ресторан «Донбасс». Ему нужно было срочно успокоить свой кипящий рассудок обнадёживающим известием, что где-то в широком музыкальном  поле города он кому-то может быть  нужен, востребован, необходим - даже с такой некомсомольской причёской.
По дороге в ушах застыла фраза Дианы Леонтьевны: «Я и не думала, Власов, что у тебя такой грубый отец, так вот, в кого ты пошёл!»  Грубый, значит, грубый, какой есть – успокаивал себя Марк. Зато теперь в лице отца приобрёл союзника, а это значит куда больше, чем союз с классным руководителем. Учитель сегодня есть, а завтра нет, а отец – это на всю жизнь. Отец даже если умрёт – он всё равно останется самым родным человеком. Да и предложение директора тоже ласково грело душу Марка. Руководить целым шахматным клубом, будучи всего лишь десятиклассником  – это же мечта!
Отношения с одноклассниками у Власова не то, чтобы натянулись, но претерпели весомых изменений. Своим суровым взглядом и короткими однозначными репликами Марк дал понять всем, что его расположение к коллективу и каждому отдельному его члену закончилось и возвращать его нет никого желания. Не в своей тарелке почувствовали себя и друзья-музыканты: Марк остался с ними вежлив и благожелателен, но до  колик в подреберье малоразговорчив и безразличен к темам о музыке. На любой вопрос, предложение или настойчивую просьбу друзей из ансамбля о подготовке к осеннему балу ответ был один и тот же: «Мамка не разрешает на гитаре играть».
В ресторане всё было без изменений, даже репертуар, лишь клавишник Женя отпустил бороду и чёрные очки-капельки сменил на большие квадратные хамелеоны. Марка приняли тепло, уже не  наставнически, а почти дружески.
- С какой бедой на этот раз, сэр? – бравурно спросил Женя.
- Ищу группу, где поиграть можно, - немного сутулясь от колючего  стеснения, сказал Марк.
 - А как же твои товарищи?
- Пройденный этап… - пытаясь выглядеть взрослее и солидней, ответил Власов.
- Быстро ты этапы проходишь. Акселерация что ли так влияет? – задумчиво постучал по крышке своего «Корга» Женя. – Ну, если так, то слышал, что нужен гитарист в клубе «Октябрьском». Далековато, конечно, но  зато там пацаны на полставочки работают, денюжку небольшую получают, на приличные струны, на медиаторы, на джинсики можно подсобрать. Тебе бы тоже не мешало твой костюмчик на джинсы сменить, а то патлы отпустил, а выглядишь, как пионерский активист.
- А как туда добраться? – инстинктивно подскочил с кушетки  Марк.
- Автобусом номер двести три до конечной остановки. Только пацаны там через день собираются, будут завтра, если чего, - пояснил Женя.
- Понял, - благодарно закивал Марк, словно от ответа зависела вся его жизнь.
- Ну, раз понял, дерзай, сэр! -  Женя победоносно поднял кулак над головой.
Марк вышел из ресторана радостным, как будто какой-то груз свалился с души и тела.  Появилась перспектива бросить свой «Маскарад» и с комсомольским задором  перейти в другой ансамбль. В более взрослый, почти профессиональный. А это как в футболе – уже другая лига, другой уровень, высокие требования, иной зритель. А друзья пусть плывут по течению, не рискуют, ничего не теряют на пути к достижению своих личных важных для них результатов, как сказал директор школы.  Это ведь не он, Власов, сделал за друзей выбор, это их комсомольская сознательность его за них сделала. Так что никто никому ничего не должен.

15
Ян Славин, Коля Михайлов, Стёпа Игошин и клавишник из девятого класса Витя Юрин на репетицию всё же собрались. И даже попробовали что-то сыграть из славно накатанного в Орловке репертуара. Но какого-то задора, мощной энергии, должного качества исполнения  и импровизации в игре коллектива не хватало, словно выпал не просто винтик механизма, а целый двигатель перегорел. Чувствуя это, первым нарушил табу на тему  обсуждения Марка Власова бас-гитарист Стёпа:
- Я не понял, Ян, ты с ним сидишь за одной партой, вижу, что общаешься… Что вообще происходит? Его как подменили… Это Марик или не Марик?
Ян неприступно глянул на Стёпу:
- А ты не понимаешь, да? Или делаешь вид, что не понимаешь?
- А что я должен тут понимать? Власов сошёл с ума, наплевал на интересы коллектива, гонит волну, что мама ему запрещает на гитаре играть. Что за детский сад?
- Ты того, Стёп, не перекручивай кран, - вспылил Коля. – Никто ни с какого ума не сходил. Обиделся на нас Марик.
- За что обиделся? – блеснул глазами Стёпа.
- Ты придуриваешься, Степан!? – рявкнул Славин. – За собрание комсомольское.
- А что, мы его придумали, это собрание? Ну, ляпнули девки лишнего, бывает. Их Диана заставила. Но мы-то тут при чём?
- А у Марка сложилось мнение, что мы тоже при чём-то.
- Ян, если бы каждый из нас обижался на каждое слово или действие, мы бы врагами были.
- А на молчание и бездействие?  - глядя на Стёпу, склонил голову на бок Славин. - Мы ведь выставили Марика полным идиотом. На фига было вообще этот вопрос на собрание выносить? Можно было взять и проголосовать против внесения вопроса в повестку дня и потребовать пояснений от Злобиной - чего это там в поведении Власова не так? А мы по приказу Дианы оболванили свои шевелюры и сидим, хихикаем. А Марк вообще-то ранимый человек.
- Тоже мне, рана…- прошептал Стёпа.
- Я тебе больше скажу, - недовольно, даже угрожающе заскрежетал Славин. – Нет, я всем вам скажу, чтобы потом не удивлялись. Марк реально хочет уйти из группы.  Не знаю, куда, но  намекнул он мне на последнем уроке: «Поискать другой коллектив что ли, кому моё поведение и причёска придутся по нраву?» Однозначно так намекнул. А ещё дрек предложил Марику шахматный кружок в школе вести. И он согласился. Так что будет не до музыки ему, если ещё и шахматы на себя повесит.
- Вот, блин… - всхлипнул Коля. – Плохо дело. Надо ситуацию спасать.
- Как? – спросил Ян.
- Мысль есть, точнее предложение, - ответил Коля, постучав пальцами по коленям. - Но клюнет ли на него Марк – вопрос. Мне он вообще последнее время не нравится.
- Он всем не нравится, - согласился Ян. - Так что за предложение?
- Надо переговорить с комсоргом школы, - важно подмигнул Коля. – Есть одна тема. Завтра же общешкольное комсомольское собрание.
- Ну…
- Не могу сказать. Боюсь, что сглажу. Не всё так просто, мужички, тут надо всё обмозговать.

16
С самого утра  Коля вёл себя немного неестественно. Обычно весёлый и разговорчивый, он был сосредоточенным, угрюмым, и на переменках между уроками убегал то в пионерскую комнату, то в кабинет директора. Потом долго о  чём-то разговаривал с завучем Василисой Александровной, махал руками, убеждал её в чём-то. А затем вернулся в класс и шепнул друзьям-музыкантам:
- Сегодня буду выступать на собрании. Дали слово, поэтому готовлю предложение. Прошу поддержать его.
- Что ты темнишь? Предложение-то какое?- спросил Ян.
- Услышите. Сейчас не скажу. Вам понравится. Но надо, чтобы весь класс поддержал. Переговорите со всеми, только без шума. И в младшие классы надо гонцов заслать, чтобы довели обязательность голосования за моё предложение.
Марк не слышал, о чём говорил Коля, выйдя в это время из кабинета в школьный коридор. Марк и не хотел ничего видеть и слышать, пренебрегал общением, стал замкнутым даже с друзьями. В его разговорном словаре появились короткие фразы «не знаю», «я подумаю», «скорее, да», «наверно, нет» -  поведение Власова ясно и отчётливо всем говорило, что ему нет дела до классной и  школьной суеты, от которой он отгородился остекленевшим безразличным взглядом и каменным лицом.
Но внутри у Марка происходили другие процессы. Мысленно он готовился стать гитаристом другого коллектива. Ещё вчера вечером он убедил себя, что в его ситуации это будет наилучшим решением. В самом деле – он сделал всё, чтобы создать «Маскарад», он отдал ему все силы, время и способности, но «Маскарад» не сделал ничего, чтобы оградить Марка от унижения, которым он стал считать злополучное комсомольское, а вслед за ним -  родительское собрания, осудившие его внутренний мир и личную свободу.
Но это было вчера. А сегодня под загорелую от полевых работ кожу Марка вполз ядовитый червь сомнения. И когда все школьные комсомольцы собрались в актовом зале на собрание, а Марк, проигнорировав его, вышел на остановку в ожидании автобуса №203, этот червь активно заворочался, пробуждая невыносимую боль.  Всей глубиной своей души Марк вдруг осознал, что именно «Маскарад» раскрасил его жизнь в цвета счастья и дал вдохнуть на полную грудь запах бесконечности. Что нет у него ни морального, ни ещё какого-либо придумываемого им права, а тем более  оправдания бросить своих ребят, воздвигнув на вершину отношений с ними своё собственное «я». 
«Куда я собрался ехать и зачем? Кто меня там ждёт и ждёт ли вообще? Здесь, в школе, в этой тесной репетиционной комнате, веет необъятным простором, свободой и радостью. А что там, в «Октябрьском»? Найду ли я то, что ищу? И ищу ли я вообще что-то, а не пытаюсь изобразить публичную демонстрацию отрицательных черт своего противоречивого характера? Пусть на меня взъелась Диана Леонтьевна, у неё свои жизненные убеждения и застарелые заблуждения, а возможно и причины. Хороший она человек или нет – не мне судить. Люди говорят, что самые лучшие люди – это те, которых мы не знаем. Но зачем я конфликтую с друзьями только на том основании, что увидел в их апатии, откопал в их созерцательности  то, чего, возможно, на самом деле и не было? И кто знает, а вдруг каждый из моих друзей просто не воспринял всерьёз этот пресловутый поведенческий вопрос комсомольского собрания,  и пропустил его мимо ушей как ничего не значащий шум, как детскую игру, результат которой забывается на следующий день?» - размышлял Марк, стоя на автобусной остановке.
Шумно скрипя тормозами, подкатила жёлтая «гармошка». С потрескивающим шипением распахнулись двери, приглашая задумчивого Власова пройти в просторный салон, но, мгновенно превратившись в ватные, ноги не подчинялись.  В барабанных перепонках ритмично отстукивала дилемма – ехать или не ехать. Устало глянув в зеркало заднего обзора, и не обнаружив какого-либо движения, водитель автобуса равнодушно нажал кнопки закрывания дверей…

17
 - Марик, ты где был? Тебя всем классом разыскивали, – возбуждённо прогремел Ян, хватая опешившего Власова за руку. – Пошли, пошли быстрей. Только что общешкольное комсомольское собрание закончилось. Ты же ничего не знаешь! Пошли!
- Куда это пошли? – строго спросила из-за спины Яна, вышедшая из помещения актового зала Диана Леонтьевна. – Мне Власов ещё не объяснил своё отсутствие на важнейшем для школы мероприятии – комсомольском собрании. Попрошу пройти за мной, Власов.
Ян разочарованно взмахнул руками и знаком показал Марку, что после разговора с Римовой друзья его ждут в репетиционной.
- Итак, я попрошу указать причину, Власов, по которой ты позволил себе этот акт неуважения к коллективу школы и ко мне лично, - повышая тон с каждым словом, потребовала Диана Леонтьевна.
- Интересное дело получается, - замялся Марк, натянув на лице нелепую улыбку. – Когда об меня вытирают ноги – это уважение, а когда я не хочу, чтобы об меня вытирали ноги, это неуважение. А в чём моё неуважение, как  оно выразилось? В том, что я не хотел участвовать в этом фарсе повторно?
- Ну, почему же фарс, Власов? – возмутилась Римова,  присев за учительский стол. - Это было достойное мероприятие, на котором, между прочим, твоя уважаемая личность была продекламирована в самом благоприятном свете. У тебя хорошие друзья, Власов, как мушкетёры в романе Дюма – один за всех, все за одного. Устроили бардак на собрании, еле их угомонили. Точнее, ублажили принятием выдвинутого ими ультиматума. Но это не отменяет осуждения твоего проступка. Как ты мог пренебречь интересами коллектива, интересами комсомола? Даже не удосужившись отпроситься. И даже сейчас - не снизойдя до банального объяснения твоих действий.
- Диана Леонтьевна, по-моему, я слишком незначительная  величина, да и не величина вовсе, чтобы на мне сосредотачивать внимание целой всесоюзной организации, - глядя в глаза Римовой, наклонился над учительским столом Марк. -  Я не знаю… Может, для вас это будет открытием, но у каждого, даже у молодого человека, могут быть какие-то личные мотивы, если хотите, то капризы, делать так, как хочется ему, как подсказывает сердце.
- Сердце не может подсказывать, в нём нет разума. А в голове есть. Почему твоя голова не подсказывает тебе идти в ногу с коллективом? Почему твои ноги управляют головой?
-  А, может, я неколлективный человек. Ведь может же так быть, Диана Леонтьевна?
- Не может.
- Почему? Взять хотя бы писателей русских. Они ведь не хором свои стихи и романы писали, а каждый работал сам по себе.
- Но они трудились, творили свои произведения на благо общества.
- А я разве не сочиняю на благо общества? Разве наш ансамбль не играет на благо общества?
- Ты слишком высокого мнения о себе, Власов, и о вашем ансамбле тоже. Не мне, конечно, судить, но всё это временно. А вот постоянного в тебе не замечаю.
- А вдруг  когда-нибудь заметите? Ещё и гордиться мной будете.
- Я тебя умоляю, Власов. Гордиться… - звонко рассмеялась Римова. – Ты, проигнорировав требования коллектива, даже причёску так и не привёл в порядок. Успеваемость – хуже некуда. И родители, как я вижу, не имеют на тебя никакого влияния. Что ж, время покажет, как оно дальше будет, но мне кажется, что гордиться будет нечем…
 - Время не телевизор, оно не показывает, оно расставляет всё по местам. Вы не знаете, где окажусь я, где вы, - подняв дугами брови, мотнул головой Марк.
- В отличии от тебя, Власов, я человек уже состоявшийся, - топнула под столом ногой Римова. -  А тебе есть, над чем поразмыслить. Иди и подумай, пожалуйста. Хорошенько подумай, мой тебе добрый совет.

18
В репетиционной комнате все ждали Марка, были чудно воодушевлены, смеялись и шутили. Коля наигрывал мотив предлагаемой им новой песни в репертуар «Маскарада» - «Ливень» из концерта новой столичной рок-группы «Динамик».
- О, Марик! – воскликнул Ян, выскочив из-за ударной установки и похлопав Власова по плечу. – Поздравляем тебя!
 - С чем? Вы хоть поясните…- смутился Марк.
- Скоро у тебя будет новая гитара и приставка с компрессором и квакером! Ты рад? – подмигнул Стёпа.
- Это как? – удивлённо помотал головой Марк.
- А у меня будут новые барабаны и медь. Ну, не вся, конечно, но  кое-что в установке усилю, - гордо похвалился Ян.
- Кроме этого будет ещё новый усилительный комплект, микрофоны и десятиметровые витые шнуры. По сцене будем мотаться, как угорелые, не рискуя выдернуть шнуры из гнёзд, - радостно объявил Коля Михайлов.
- Ну, нормально, если так. Только давайте ближе к телу. Рассказывайте, - нетерпеливо захныкал  Марк.
- Ты помнишь, как мы мечтали в музыкальном отделе универмага о гитарах, барабанах, усилителе? Ходили, облизывались, стонали, завывали от бессилия стать обладателями всего этого счастья… Помнишь? – спросил Стёпа и тут же продолжил: - Мечты сбываются! Сегодня на комсомольском собрании подавляющим большинством голосов принято решение – все заработанные нами в совхозе деньги пустить на приобретение аппаратуры и инструментов. Как тебе такая новость?
- Сногсшибательная… Но как это случилось?
- Рассказывай, Коль!
Михайлов растёкся в важной улыбке.
- В общем, долго ли умеючи? Сходил к комсоргу школы, высказал свои соображения, объяснил её перспективы, пообещал нашу ей постоянную поддержку и участие в предлагаемых комсомолом мероприятиях. Ну, и сама аппаратуру ведь не с нами после окончания школы уйдёт, а останется при комитете комсомола. Может, другой ансамбль появится, а нет – так собрания, дискотеки, спектакли, вечера озвучивать надо. Директор, конечно, свои виды на наши деньги имел. Но тоже согласился, когда его Василиса обработала. Естественно, с Василисой я тоже беседовал обстоятельно, - Коля громко выдохнул, как будто повторно пережил все те перипетии, которые ему пришлось пройти накануне собрания. – А потом всем классом без шума и пыли намекнули девятиклассникам и малышне из восьмых классов, что хотим сделать подарок, в том числе и для них. Им вообще всё фиолетово – проголосовали бы и за закупку скворечников для школьного сада. А тут  - аппаратура, танцы- мансы, да ещё их целые музыканты «Маскарада» просят о поддержке. А нас они уважают. В общем, все звёзды сошлись в нужном порядке. И речуху я толкнул как Ленин на броневике – зажигательно.
Марк очарованно смотрел на шевелящиеся толстые губы Коли, на ублаготворённые лица Яна, Стёпы и Вити и с немой укоризной к самому себе думал: «Какие, оказывается, замечательные у меня друзья, а я завёлся из-за пустяка и чуть было не бросил их…».
- Марк, - вдруг серьёзно заговорил Ян. – Тут друг из Москвы привёз несколько бобин с новыми концертами, я их переписал на компакт. Группы «Круг», «Динамик»,  «Примус» и несколько песен с закрытых концертов «Весёлых ребят». Надо, чтобы ты послушал. Вещи есть очень крутые, но там тебе попотеть придётся – всё это на гитаре подобрать. Если сможешь сыграть, то на осеннем балу удивим всех.
- Заинтриговал, - интенсивно заморгав, сказал Власов с удовлетворённой миной. – Ну, поставь хоть парочку, чтобы получить представление. 
Ян с барственным достоинством нажал кнопку «Пуск» на  стареньком магнитофоне «Карпаты», из динамика которого зазвучали острые гитарные рифы и приятный голос запел:
«Как из заколдованного круга
Нам вырваться мне и ей?
 Мы не может друг без друга,
А вместе ещё трудней.
Дай мне день прожить без тебя,
А дальше всё будет просто…
Только память встреч будем в сердце беречь.
День без тебя бесконечно тянется,
В том, что случилось винить нам некого,
 Наша любовь сиротой останется,
Только она не умрёт от этого…»
- Ну, как тебе? – нажав клавишу паузы, сосредоточенно спросил Ян.
- Достойно! – качнул головой Марк. – Есть, над чем поработать. И слова хорошие, уговорил, учу.  Что ещё?
- Не знаю, как песня называется, мы её со Стёпиком назвали «Капюшон». Поёт Кузьмин, тот, что с Барыкиным в «Карнавале» играл, он же на гитаре чешет. Слушай.
По репетиционной разлился гитарный перебор и голос солиста группы «Динамик»:
«Раскрой же зонт,
Надвинь свой серый капюшон
И подойди поближе,
Я слегка продрог.
Какой смешной сегодня день,
И в нём я сам себе смешон,
Но это лучше,
Чем быть жалким, как листок.
Года, что дым, ещё один,
А мы все ждём, пока живём,
И, как ни странно,
Мы по-прежнему вдвоём… »
- Мужики! В точечку! – радостно воскликнул Марк. – Блин, я ведь где-то слышал эту песню, всё думал, где бы её раздобыть. А тут вы с таким подарком – да ещё целый концерт. Ян, перепиши мне на завтра на бобину всё, буду снимать…- Власов отрешённо напряг взгляд и таинственно улыбнулся. -  Мужики, а про квакер и компрессор – вы не шутите?
Друзья хитро переглянулись и скопом засмеялись, пообещав, что завтра Марк лично пойдёт в универмаг выписывать счета на приобретение аппаратуры. И это расписанное цветами мечты предложение ему очень понравилось.

19
По вторникам десятый класс ходил на занятия  в учебно-производственный комбинат. Так называлось специальное учреждение, где старшеклассники могли получить азы какой-нибудь рабочей профессии. Не всем ведь по жизни быть инженерами, учителями или врачами, кто-то должен в стране и за станками стоять, баранки крутить, стены штукатурить.  Ян и Марк учились на токарей. Так им выпал жребий, который разыграли мальчишки класса, выбирая  направления обучения.
В комбинате обучались школьники всего города, поэтому сделать общегородское объявление о намеченном на шестое октября традиционном осеннем бале музыкантам «Маскарада» не составляло никакого труда. Но идти на вечер никто не хотел.
- Пацаны, нет, мы вас, конечно, уважаем, но ваш Майский у всех поперёк горла, - кисло сказал Марку десятиклассник Олег Чапин из соседней двадцать первой школы. – Ну, правда, плавали уже, знаем, больше желания нет. Вам хорошо, вы наверху в актовом зале с гитарками и девочками, а на улице  дурачьё майское прохода не даёт,  ножичками машет: «Вы какого тут на нашем районе бродите?»
Марк понимал, что Олег говорит вполне искренне. Да и не он один –  многие жаловались,  сколько их уже было – пострадавших городских простаков, не знающих, что такое посёлок Майский для тех, кто в нём не проживает. И как решить эту проблему - никто в классе не представлял. Перед каждым балом возле школы объявлялись следившие за сообщениями сарафанного радио Майского местные  хулиганы, и устанавливали на улице свои жестокие правила.
Однажды побороть поселковых отморозков попытался директор Леонид Эдуардович – он пригласил подежурить возле школы представителей городского отдела милиции. После этого случая все окна первого этажа школы были разбиты камнями, а в кабинет самого директора влетела бутылка с зажигательной смесью, при  этом на стене была сделана надпись краской «Смерть ментам. Мы здесь закон». Инцидент пошатнул веру директора в силу правоохранительной системы  и и после частичного ремонта кабинета Леонид Эдуардович с бандитами больше не конфликтовал. Понял, что бесполезно.
- Что-то надо делать, - с грустью недоумевал Марк.
- А что ты сделаешь?- переспрашивали друзья.
- Пойду, переговорю с ними.
- С кем конкретно? У них сегодня одни богуют, завтра - другие. С кем конкретно разговаривать собрался? И стоит ли с дураками связываться? Самого ещё изобьют. Они ж толпой все храбрые.
- Надо, ребята. Хотя бы попробовать как-то договориться.
- А я не представляю, что ты им будешь чухать? Там же лбы на два пальца, Марик. И головы на рингах отбиты. Кто тебя слушать будет? – возмущался Коля.
- Пойду. Всё равно пойду.
- Тогда и мы с тобой.
- Нет, я сам.
У Марка возникла одна призрачная идея – обратиться к Кубику – брату отбывающего наказание в тюрьме для малолетних - бывшего одноклассника Гришки Градского. Тем более, что перед судом Гришка сам говорил, что к Лёньке можно обращаться, если что. Марк Лёньку не уважал, считал примитивным пигмеем, разговаривать с которым – только тратить время и нервы. У человека было своё представление о жизни, свой мирок, нормальному человеку для понимания недоступный. Но других замочных скважин, через которую можно было бы просочиться в криминальную среду Майского, Власов не видел. Поэтому решил попробовать подобрать ключик к Градскому.
Тёплый сентябрь задождил, заставив Власова надеть болоньевый плащ с кепкой. Градский жил неподалёку от школы, был нелюдимым,  и с самого детства из-за родовой травмы немного глуховатым. Но стук Марка в окно он услышал и вышел во двор.
- Заходи, чего тогцис, как вегтухай на выске? – в семье Лёньки в тюрьме сидели все – и отец, и старший брат, и брат-близнец, поэтому и жаргон у него был весь казематный, а речь малоразборчива.
Марк прошёл в заросший бурьяном двор, присел на широкий фундамент дома рядом с Лёнькой.
- Дело есть, Лёнь… Как там Гришка? – проговорил скупо, без эмоций.
- Цялится, - нехотя промычал Лёнька.
- Привет ему.
- Угу. Сто надо?
- От музыкантов нашей школьной группы пришёл. Не знаю, к кому обратиться, но думаю, что ты имеешь вес среди своих, - бросил леща Марк, хотя знал, что Кубик не  являлся большим авторитетом среди местной шантрапы.
- А ты там цего, стагсак в этой гьюппе?
- Можно сказать, что и старшак, - ответил Марк.
- Увазуха, - почесал белобрысую угловатую голову Лёнька. - Ну, так сто за кипес?
- Если уважуха, то помоги, -  У нас шестого октября в школе осенний бал. Приглашаем много ребят из других школ, из училищ, техникумов. Все хотят придти, но есть проблема. Наши майские босяки постоянно нападают на пацанов из других районов. Ты же тоже там бываешь. Можешь как-то переговорить с людьми, что нельзя так делать? – Марк подбирал слова  аккуратно, чтобы не разгневать психованного Лёньку неосторожным высказываем.
- Если ты в сколе афтогитет, то и газгуливай. Я тут при цём?
- Как я могу разрулить? Ты можешь, я – нет. Это твоё общество, моё – это музыканты.
- Усекаес, Мгак, гогод должен знать, сто мы дегзим Майский, это нас гайон. Так было всегда. И наси стагсие его дегзали, и нам завесяли дегзать.  Цюзым тут делать нецего. Всё. Я сказал. 
 - Слушай, Лёнь, ну, не быкуй ты не по  гороскопу, - грозно пробурчал Марк, заставив неподвижно сидящего Градского удивлённо повернуть голову. - Ну, можешь же ты потолковать с мужиками. Посуди сам. Вы гордитесь тем, что держите Майский. Вы тут хозяева, ваш закон. Никто не возражает. Хотя большинству вообще пофиг на вас, живут своей жизнью и радуются ей. А почему вы не хотите гордиться своей группой, в которой играю я, твой одноклассник? Почему наш «Маскарад» не может быть предметом гордости? Весь город мечтает к нам на вечера приходить – пацаны, девки, а вы вместо того, чтобы радоваться этому, гоняете ребят. Вам старшие завещали, чтоб наш Майский вечно был пугалом для города? Это они вам завещали, или вы сами себе придумали, раздувшись от собственной значимости? Так вот я тебе как одноклассник скажу: то, что нормальные городские ребята вас боятся, ещё не значит, что уважают. Так и передай своим.  Вы сами себя лишаете уважения, устраивая эти побоища возле школы. А не пробовали почесать бестолковки   и пойти от обратного – помочь своей, и вашей в том числе, рок-группе «Маскарад» приобрести зрителей всего города? Или мы не ваши, не майские? Так мы можем всё бросить, не вопрос. Зато вы держите Майский.  Ага! Герои, блин! Гордитесь дальше этим... И до чего догордитесь? Какая конечная цель вашего держания Майского, а?
- Пьедъявляес сто ли?
- Почему предъявляю? Зачем сразу всё переводить в язык придуманных кем-то понятий? – спросил Марк с упрёком. – Ну, если ты Лёнь, не хочешь слышать язык эмоций, давай языком физики или биологии поясню. Ты ж ещё что-то помнишь из курса школьной программы? Человек – это белок, на восемьдесят процентов состоящий из воды. Слизь одним словом, чуть гуще медузы. Скажи, какой толк, что один сосуд с жидкостью лупит другой сосуд, вышибая из него белок? Как это делаете вы с другими людьми. Что от этого в мире меняется? Что хорошего в нём происходит? Ну, езжайте на ставок и бейте кулаками воду, тычьте в неё своими финками. Эффект для Вселенной тот же.
- Ладно, Мгак, не надо мне тут втигать свой гон, я вкугиваю быстго, - досадливо перебил Марка Градский. – Так ты сто, пгедлагаес мне впьягаться за васу гьюппу? Типа кгысевать вас?   
- Ну, можно и так сказать, - выдохнул Власов.
- Головняк, конесно, но если гьямотно поговогить с людьми, то мозем всё погесать в натуге, - улыбнулся квадратным ртом Лёнька.
- В натуре – это как?
- Это сегьёзно, Мгак.
- Ты ж умеешь говорить грамотно. Поговори. Прошу, Лёнь. Чисто по-людски прошу, - Марк протянул Лёньке раскрытую ладонь, тот небрежно по ней хлопнул своей, на том и расстались.
Через пару дней в школе к Марку подошёл незнакомый ученик начального класса и передал слова  Кубика, что пусть молодёжь из других школ приходит на осенний бал без боязни. Никто не тронет пальцем.

20
В то время, как большинство одноклассников ходили в школу с портфелями или модными пластиковыми дипломатами, Марк предпочитал спортивную сумку, в которой у него всегда хранилась пара одних и тех же никогда не выкладываемых учебников, несколько тетрадей и спортивная форма. Мама отчитывала Марка за это: «Как так можно учиться?  Другие дети хоть книжки в портфелях меняют, а ты свою сумку почти и не открываешь? Вам хоть домашние задания задают?». Марк огрызался, говорил, что задают, но он успевает их делать ещё во время уроков. И это было правдой – Власов переписывал решения задач по алгебре или физике у своих более продвинутых  в учёбе одноклассников, сознательно делая какие-нибудь незначительные ошибки. Чтобы въедливые учителя не догадались, что списал.
В конце сентября Марк всё же расстегнул свою сумку и обнаружил в ней записку, подписанную Оксаной Бурцевой, которая предлагала пойти в кино. «Ты мне очень нравишься», - дописала Оксана мелким почерком после подписи.
«Ох, Бурцева, ты Бурцева! – озадаченно подумал Марк, перечитав записку несколько раз. – Вот и ты, товарищ Власов Марк Иванович, попал в ту же ситуацию, как когда-то не любящая меня Ленка. И что мне ответить Бурцевой? Что люблю другую какую-нибудь музыкантшу? Нет, ни в коем случае! Как отказать Бурцевой  тонко и тактично, чтобы не обидеть, не причинить ту глубокую боль, которую пережил сам из-за Дёминой?»
Власов согласился пойти в кинотеатр, и написал Оксане ответ: «Поговорим на сеансе». Сразу после уроков Марк, зная, где живёт Бурцева, зашёл за  ней домой.  Впервые в жизни он увидел её с наведёнными над глазами  тенями и ярко накрашенными в малиновый цвет губами. От Бурцевой приятно веяло свежестью цветочных духов.  Марк сделал ей комплимент, Оксана ловко вытянула шею и поцеловала Власова в правую щёку. Это был первый поцелуй девушки в жизни Марка и про он себя отметил, что он довольно-таки приятен, хотя Бурцева не вызвала в нём никаких чувств, кроме дружеских.
В кинотеатре «Россия» с большим портретом Ленина на фасаде – аншлаг – казалось, что весь город пришёл посмотреть уже успевшую нашуметь в других городах новую комедию с музыкальным названием «Мы из джаза». Марк, чувствуя себя джентльменом,  купил билеты  и вежливым движением рук пригласил Оксану в зал.
- Как ты относишься к джазу? – спросил Власов шутливым тоном.
- Если честно, никак. Не понимаю я эту музыку. Мне итальянцы нравятся, - пролепетала Оксана, пытаясь заглянуть Марку в глаза.
- Я если честно, тоже джаз не очень. Сложный он какой-то, - поддержал разговор Марк.
- А к итальянцам ты как?
- Смотря к каким. Челентано нормально. Кутуньо тоже. А остальные  - так себе.
- А как же Аль Бано? А Рикки э Повери? А Пупо? А Матиа Базар?
- Не-ет, - протянул Марк. – Слушал эти  пупы и базары – не моё.
- Да? – с обидой спросила Оксана. – А я думала ты музыкант, значит, тебе вся музыка хорошая нравится.
- Хорошая нравится. Но не вся. И не вся хорошая, - путано пробормотал Марк, задумавшись над смыслом собой же сказанного.
В зрительском зале медленно погасли лампы, на экране появились титры киножурнала…
- А ты «Вокзал для двоих» смотрел? – шёпотом спросила  Бурцева.
- Ещё нет.
- Жаль… Я думала, ты ходишь на хорошие фильмы…
- Некогда мне, Ксюш.  Музыкой занимаюсь. С  директором шахматный клуб запускаем. Городская межшкольная спартакиада стартовала, надо и в футбол, и в волейбол, и на легкоатлетические старты. Некогда, честно говорю, ты даже представить не можешь мою занятость.
- Понятно… А ты когда-нибудь с девушкой целовался? – таинственно спросила Оксана.
- Я?
- Я ж у тебя спрашиваю, а не у соседа.
- Не-е.
- Понятно… А хотел бы?
- Странный вопрос…
- Странный потому, что естественно хотел бы? Или потому, что вопрос не естественный?
- Ксюш, мы в кино пришли или про мои желания болтать? – с хрипотцой пробормотал Марк, показывая, что ему неприятна тема разговора.
- А что, в кинотеатр только кино смотреть ходят? – не унималась Бурцева. – Скажи, а если б Дёмина тебе не отказала, ты бы хотел с ней поцеловаться?
- Опять ты про эту Дёмину, - повысив голос, занервничал Марк. – Что вы все её вспоминаете? Уже год, нет,  даже больше,  её нет ни в школе, ни в городе. А вы чуть что – Дёмина. Не надоело?
- Ну, красивая же девушка?
- Ну, красивая, и что?
- И то… - замолчала Бурцева, о чём-то задумавшись, потом неожиданно повернулась к Марку лицом, приблизила близко своё, и буйным ветром выдохнула на него: - А ты её любишь?
- Ксюш-ш… - Марк не знал, что ответить Бурцевой, настолько её вопросы были прямолинейны и неотесанны, он просто прошипел последнюю букву имени и замолк.
- Понятно… А я вот, например, тебя бы всю жизнь любить могла.
Из- за шума в зрительском зале Марк не услышал последней фразы, зрители, забавно хохоча,  начали топать ногами и подпевать «А я не уберу свой чемоданчик».
- Слушай, а ничего так песня, можно в школе её сделать, повеселить народ, - воодушевленно воскликнул Марк.
- Ага, сделай… - отвернулась Оксана.
Песня закончилась, но шум в зале не унимался, наоборот – он стал нарастать. Через несколько секунд демонстрацию фильма остановили, в зале загорелось освещение.
- Уважаемые товарищи! – послышался звонкий голос ставшего перед белым краном молодого человека в милицейской форме. – Приносим свои извинения за некоторые неудобства. Городским отделом милиции совместно с народной дружиной на данном сеансе проводится   проверка соблюдения трудовой дисциплины согласно постановлению правительства об укреплении социалистической трудовой дисциплины. Прошу всех оставаться на местах и приготовить удостоверения личности. После проверки документов кино будет продолжено.
Ни у Марка, ни у Оксаны  документов при себе не было, да и не носят учащиеся паспорта в школу.
- Что будем делать? – обречённо спросила Оксана. – Мне страшно.
- Может, выскочим как-то? – оглянулся назад Марк, увидев, что на входе в зал кинотеатра выстроились четыре высокорослых дружинника с красными повязками на руках. – Слушай, мы школьники, нас это вообще не касается, - заключил Власов.
- А где написано, что мы школьники? Ты выглядишь, как по мне,  старше твоих лет. Может, ты студент, и должен быть на занятиях, а не в кино, - чуть не плача простонала Оксана. – Мне папа рассказывал, что у них на работе сотрудника уволили за то, что в рабочее время сидел на просмотре фильма.
- Так то в рабочее время…
- И без документов был…
- Вот же влипли…
- Ага, это я тебя потянула. Зря вообще всё это затеяла. Не любишь ты меня, Марик, - тяжело дыша, опустила голову Оксана.
- Но мы можем просто быть друзьями, - попытался поднять её душевное расположение Марк.
- И что нам с этой дружбой делать?
- Не знаю. Разве с ней что-то делают?
- У тебя хватает друзей и без меня, - отрезала Бурцева.
Милиционер приблизился к Марку, вежливо представился и попросил предъявить документ личности.
 - У меня нет документа, я в школе учусь. Мы после уроков в кино пришли, - дрожащим голосом выговорил Марк.
-  Девушка вижу, что ученица. Ну, а ты  на школьника никак не тянешь, будем протоколировать, - усмехнулся милиционер, бросив взор на протискивающегося по притихшему ряду широкого дружинника.
- … Подождите, у меня с собой сумка с тетрадями и учебниками,-  вспомнил Марк и расстегнул сумку, достав из неё книгу с надписью «Биология. 10 класс». – Вот, посмотрите.
Приблизившийся дружинник брезгливо заглянул в сумку, вынул из неё обтянутую прозрачной обложкой тетрадь.
- Как, говоришь, твоя фамилия и имя? – спросил грудным голосом, прочитав титульный лист.
- Власов. Марк. А это моя одноклассница.
- Добре, отдыхайте, - дружинник вернул тетрадь Марку и продолжил неспешное движение за милиционером.
- Сходили в кино, называется …- пустила скупую слезу Оксана. – Проведи меня домой, Марик. Прошу тебя, пошли отсюда.

21
Необычайно тёплая осень выдалась в восемьдесят третьем году. Затянувшееся бабье лето ленивыми лучами игриво баловало буйно распустившуюся природу, и казалось, что холода в этом зелёном мире не наступят никогда.
Неудачное, оставившее неприятный осадок, свидание с Оксаной Бурцевой Марк попытался забыть, но удавалось это только на репетициях, тренировках, занятиях шахматного клуба и дома. А шесть раз в неделю встречаясь с Оксаной на уроках, Власов испытывал чувство неловкости и стыда, сам не зная, по какой причине. Ведь он лично ничего Бурцевой не обещал, никому не рассказывал о её записке и о совместном посещении кинотеатра, даже своим лучшим друзьям. Приходя в класс, Марк за руку здоровался с мальчишками, и молча кивал девочкам, стараясь в этот миг не посмотреть на Бурцеву.
Ему одновременно хотелось и поговорить с Оксаной, попытавшись её утешить, и в то же время не видеть её никогда, чтобы не ставить себя в неловкое положение бессмысленными объяснениями перед девушкой, к которой он не испытывает никаких особенных чувств. Странная штука – человеческие отношения, заставляющие искать свою половинку с болью и разочарованиями порою всю жизнь, а иногда так и не найти её. Почему опыт взаимности между противоположными полами  всегда сопровождается какими-то неприютными перипетиями?
Перед осенним балом в школе объявили сокращённые уроки.  Актовый зал жадно ждал беспокойных посетителей, среди которых впервые за год выступлений группы «Маскарад» должны были присутствовать и гости из других учебных  заведений города. А Марк Власов впервые в своей личной истории готовился к выступлению в новеньких коттоновых джинсах, которые  накануне родители купили на руках у шныряющих по центральному рынку местных фарцовщиков.
- Что там? – тревожно спросил Марк у Стёпы, проверившего обстановку на центральном входе школы.
- Шпана прибыла, гостей нет, - уныло ответил Игошин.
- Печально.
- Нам не привыкать, - вздохнул Стёпа.
Коля Михайлов сидел у журнального столика за кулисой сцены и усердно переписывал текст новой песни, которую ему сегодня предстояло исполнить. Ян впервые в истории выступлений группы устанавливал между барабанами микрофоны, подзвучивая ударную установку.
- Пацаны, сегодня прозвучим, как никогда, - довольно мурлыкнул Витя Юрин, поглаживая взятый его отцом напрокат новенький итальянский синтезатор «Crumar».
- Прозвучать-то прозвучим, только новая аудитория нужна, а её нет, - волновался Марк.
- Да успокойся ты. Какая разница – придут гости или нет. Нам от этого не прибавится, -  пробухтел Стёпа.
- Мне было обещано, что всё пройдёт как по маслу, - развёл руками Марк. – Может некоторым и всё равно, а для меня это важно.
- Марик, хватит стонать, пошли вниз, разведаем обстановку, - предложил отстроивший ударную Ян. – Где, кстати, джинсы брал?
- Родители у спекулянтов купили.
- Где именно?
- На центральном.
- Так там цыгане цены заоблачные ломят.
- Да они, вроде, не цыгане, а ассирийцы.
- Откуда у нас сирийцы?
- Ассирийцы  я сказал.
- Ещё лучше. А эти откуда взялись, если никакой Ассирии уже с древних веков не существует?
- Ян, мне это вообще не интересно. Я за что купил, за то и продал.
- И за сколько джинсы купил?
- Не знаю. Предки не говорят, наверно, дорого. Брат двоюродный года четыре назад джинсы «лишки» у них брал, за двести пятьдесят рублей.
- Ни фига себе! Это ж целая гитара!
- Согласен. Но сценический образ весит не меньше, чем хороший инструмент.
- Да, надо бы и себе джинсами обзавестись… - задумчиво произнёс Ян, открывая дверь, ведущую на ступени центрального школьного входа.
Здесь взору парней открывалась панорама на окружённую пирамидальными тополями пришкольную площадь размером с футбольное поле. В восторженных толпах  местных старшеклассников Марк рассмотрел несколько знакомых фигур учащихся других школ. Перед ними на ступенях стояли майские хулиганы и в позах «милости просим» настойчиво приглашали всех гостей в актовый зал. О таком развитии событий Марк даже не мечтал. Всё-таки сдержал слово Кубик, уж с кем он переговаривал, какими аргументами жонглировал – не понятно, но фокус удался.
- Ребята, чего не заходите? – крикнул гостям Марк.
- Ждём остальных, у нас к вам полшколы собиралось сегодня, - радостно ответили из толпы.
Марк благодарно подмигнул местным отморозкам и, подняв кулак с оттопыренным вверх большим пальцем, вернулся на сцену. По ней взволнованно ходил то вперёд, то взад директор Леонид Эдуардович и причитал:
- Ох, чертята, и придумали же вы нам всем головную боль. Боюсь, выдержит ли пол нашего зала такую нагрузку. Это же человек пятьсот сюда набьётся. А если они все вместе скакать начнут?
- А мы их попросим скакать по очереди, сначала мальчики, потом девочки, - пошутил Марк, его задорно распирало от предвкушения потрясающего вечера, после которого откроются захватывающие перспективы  гастрольных выездов по другим школам и училищам.

22
Осень подарила Марку много позитивных эмоций. Во-первых, сбылась его маленькая, но вожделенная  мечта – майские босяки оставили в покое школьные вечера, поэтому они становились всё более массовыми и популярными. В городе даже стали поговаривать, что «Маскарад» обезлюдил другие танцплощадки, где играли взрослые, почти профессиональные коллективы профсоюзных организаций предприятий. Во-вторых, посыпались приглашения  на выступления, причём не только в учебных заведениях, но и в городских и профсоюзных учреждениях культуры. Пришлось спешно составлять гастрольный график и перекраивать свои учебные, репетиционные и спортивные планы. И, в-третьих, играть на обновлённой аппаратуре стало заметно интересней и приятней, а звучание композиций «Маскарада» приобрело ранее не ощущаемую солидность.
Перед новогодними праздниками мама сказала Марку, что они с отцом хотят поехать к родственникам в Саратов.
- Летом никуда не ездили, а так хочется отдохнуть. Хоть где-нибудь. А тут дядя Толя письмо прислал, приглашает к себе – лыжи, зимняя рыбалка, новый год за городом на даче, - мечтательно и с какой-то просящей интонацией сказала мама. – Мы с отцом твоим так давно вдвоём ничего не праздновали. Как только тебя самого дома бросить – ума не приложу.
- А что я вам? – удивился Марк, по голосу мамы понявший, что вопрос уже решён. – Езжайте, я уже взрослый.
- Конечно, взрослый, - скептически отвернулась мама. -  Димка на пару дней приедет отпраздновать, проследит за тобой. А потом? Увьёшься   на свою музыку, печки в доме прогорят, вода перемёрзнет, собака с котом с голоду помрут.
- Ну, допустим, печки я и без вас топил и чистил, - возмутился Марк. – Как-нибудь несколько дней справлюсь, тем более, что каникулы будут. Ну, а про собаку и кота ты, мам, обижаешь. Я их люблю не меньше, чем ты. Езжайте, я только рад за вас. Если надо, то целый кошачий приют прокормлю.
- Когда у тебя новогодний бал, ты говоришь? – вдруг спросила мама, никогда не интересовавшаяся  музыкальной жизнью сына.
- Завтра. А что?
- Да так… Надо еды тебе наготовить. А во сколько?
- В пять вечера. А что?
- Да говорю же – ничего. Планы свои мудрю, нам же с отцом завтра в ночь ехать на станцию, - сосредоточенно ответила мама. – Ты ещё, наверное, на выступлении будешь, не успеешь нас дома застать.
- Ключи, как обычно, в почтовом ящике. Какие проблемы, мам? Езжайте спокойно, - Марк прижался к плечу мамы и виском коснулся её тёплой щеки.
- Мы ровно на семь дней.
- Хоть на восемь.
Марк обратил внимание, что в последние дни что-то чудесное произошло между родителями.  Отец стал приходить домой вовремя, из его лексикона исчезли грубые слова. По выходным родители вместе ездили по магазинам, стали ходить в кинотеатры, преимущественно на индийские картины которые обожала мама. И джинсы Марку настоял купить отец.
- Так надо! Сейчас все в джинсах ходят… А наш Марик что, хуже всех? – говорил он, отметая причитания мамы о высокой цене.
Новогодний бал собрал в актовом зале школы столько людей, что на глазах теряющему в весе директору пришлось проталкиваться между молодыми людьми и просить: «Ребятки, вы не сильно танцуйте! Понемногу. И перерывчики делайте, выходите из зала на воздух подышать».
Но в целом в карих глазах  Леонида Эдуардовича убедительно читалось его удовлетворение происходящим в возглавляемой им школе. Ведь общегородской успех «Маскарада» - это был и его успех, как руководителя.
После бала ребята отключили аппаратуру, допили чай из своих домашних термосов и вышли на ярко освещённую заснеженную пришкольную площадь. Здесь ещё было много не разошедшейся молодёжи, которой не терпелось пообщаться с музыкантами, поздравить их с наступающим новым годом, пострелять из картонных хлопушек, одним словом продлить этот добрый предпраздничный вечер.
- Ма-рик! – откуда-то из-за угла школы послышался знакомый голос Женьки – соседа и лучшего друга, с которым учились  до окончания восьмого класса.
- Жека, и ты приехал? Я тебя не видел,- обрадовано воскликнул Марк, обняв бывшего одноклассника.- Как ты?
- Да так же, в железнодорожном учусь. Нормально. А ты, вижу, тут такую деятельность развёл – не узнать! – тормоша плечо Власова, задорно крикнул Женька.
- Ты в зале-то был или только подошёл? – спросил Марк.
- Я на улице был, с твоими мамкой и папкой тут слушали ваши песни. В зал не протолкнёшься. Но тут нормально было слышно, даже танцевали некоторые. И играете отлично. Не ожидал, старик. Просто восторгаюсь тобой!
- Подожди, Жень, - легко оттолкнул друга Власов, - с моими родителями? А что они здесь делали?
- Да я шёл на ваш концерт, а они топали на станцию с сумками, так я помог поднести. Постояли немного под школой, поговорили о том, о сём. Они тебе, вот, записку написали, ручка на морозе застывала, я её им ртом отогревал, поэтому плохо видно, - Женька достал из внутреннего кармана лёгкого пальто записку и протянул её Власову.
Слова еле читались, но почерк мамы был узнаваем: «Марик, мы поехали! Слышали, как ты поёшь. Гордимся тобой! Не забывай про печки. Мама, папа»
Из саратовской поездки родители привезли Марку купленную в центральном универмаге такую желанную и долгожданную гитару Куйбышевской фабрики щипковых музыкальных инструментов.

23
Насыщенные спортивными событиями зимние каникулы пролетели быстро. Третья четверть – самая длинная и наиболее ответственная для тех, кто готовится к выпуску из школы. В десятом классе - только и разговоров, что  об успеваемости, оценках, аттестате зрелости и о поступлении в институты. Лишь Марка Власова эта проблема волновала в последнюю очередь. Его больше заботило участие группы «Маскарад» в городском смотре вокально-инструментальных ансамблей учебных заведений.
- Власов, ты понимаешь, что своим безразличным отношением к учёбе ломаешь свою же собственную судьбу? – спросила как-то на уроке литературы Диана Леонтьевна.
- А как судьбу можно поломать, если она и есть судьба. Моя бабушка говорила, что на роду написано, того не избежать, - попытался отшутиться Марк.
- Интересно было бы почитать, что на твоём роду написано конкретно сегодня, - поправляя очки, строго сказала Римова. - Иди к доске, будем испытывать судьбу. Вам задавалось на дом выучить стихотворение Владимира Владимировича Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». Слушаю вас, Власов…
- Я его не учил, - спокойно проговорил Власов, медленно двигаясь по проходу между партами.
- То есть как это, не учил? – взорвалась Диана Леонтьевна.
- Просто не учил. Мне не нравится этот стих. Абсолютно не нравится. Странный он какой-то…
- Потрудитесь объяснить, в чём странность стихотворения великого советского поэта?
- Труд небольшой. Вот, смотрите, берём название  - «Товарищу Нетте, пароходу…». Человека пока оставим в покое. Как я понял, ко времени написания стиха Маяковским этот Нетте уже давно почил в бозе. Но почему тогда товарищ Нетте является пароходом? Разве может пароход быть товарищем? В названии я не вижу, что сочетание слов товарищ и Нетте взято в кавычки. Значит, пароход у Маяковского является товарищем. Ерунда ведь?
- Мы же на прошлом уроке делали разбор стихотворения. Чем ты слушал, Власов? – томно прикрыла лицо рукой Диана Леонтьевна.
- Извините, может быть, я что-то пропустил. Или задумался. Или в уме свой стих сочинял, новую песню, кстати, - отстраненно ответил Марк. - Но вы не думайте, Маяковский нормальный поэт, я к нему нормально отношусь. Просто этот Нетте…
- Серьёзно-о? – вытянула шею Римова. – А что из творчества Маяковского, если не Нетте,  вы смогли бы нам сегодня прочитать?
- Ну, например, стихотворение «Ничего не понимают», - не растерялся Власов. – Читали?
- Ну, ну, мы вас слушаем, - под лёгкий смешок в классе кивнула Римова.
Марк широко расставил ноги, подкатил повыше правый рукав пиджака, набрал в лёгкие воздуха и, мерно размахивая кулаком, басовитым тембром ритмично зачитал:
- Вошел к парикмахеру, сказал — спокойный:
«Будьте добры, причешите мне уши».
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
лицо вытянулось, как у груши.
«Сумасшедший!
Рыжий!» —
запрыгали слова.
Ругань металась от писка до писка,
и до-о-о-о-лго
хихикала чья-то голова,
выдергиваясь из толпы, как старая редиска.
- Недурно, - горько вздохнула Диана Леонтьевна, успокаивая хохочущий класс. – Где вы нашли этот стих?
- В собрании сочинений Владимира Владимировича, год тысяча девятьсот тринадцатый, - гордо распрямив грудь и опустив рукав, сказал Марк. 
- Это футуристическое увлечение Маяковского. Как я понимаю, настоящего пролетарского творчества вы не знаете?
- Ой, Диана Леонтьевна, приходится столько песен запоминать, что на пролетарские произведения времени не остаётся. Кстати, на этот футуристический стих Маяковского я хотел написать музыку, потому и запомнил его.
- Музыку на стихи советского классика? Издевательство какое-то, честно слово…- отвернулась в окно Римова.
- Почему же издевательство, Диана Леонтьевна?  Вы смотрели фильм «Не могу сказать прощай?», - захлёбываясь от азарта, с помпезностью пролепетал Власов в затылок учительнице. -  Нет? Посмотрите обязательно. Там звучит песня на стих Маковского «Ты» в исполнении рок-группы «Город». Вот, послушайте: «Пришла — деловито, за рыком, за ростом, взглянув, разглядела просто мальчика. Взяла, отобрала сердце и просто пошла играть — как девочка мячиком…» Как вам?
- Странно, Власов, - повернувшись к Марку, с грустью в голосе перебила Римова. – Очень странно, что два года, целых два года золотого времени, которые вам даны на учёбу, вы размениваете непонятно на что. На увлечение, которое, собственно, в жизни, возможно, вам никогда и не понадобится. Не судьба вам сегодня получить положительную оценку, Власов, не судьба. Очень жаль, но неуд. 

24
На школу пришла разнарядка из городского отдела образования – участвующим в смотре ВИА коллективам необходимо подготовить по две композиции – одну патриотическую, вторую лирическую. Но обязательное условие – это должны быть песни членов Союза композиторов СССР. Директор расписал документ из гороно на учителя музыки Ясенева. Семён Сергеевич пришёл на репетицию «Маскарада» с горящими от энтузиазма глазами.
- Мальчики, я знаю, что мы с вами будем исполнять, - заявил он, забежав в репетиционную, от волнения забыв пожать руки музыкантам. – Первая песня «Баллада о солдате». Беспроигрышный вариант!
- Кто поёт? – хмуро спросил Коля.
- Ну, вы даёте, ребятки! – вытянулся от возмущения Ясенев. – Это же Эдуард Хиль. Ну, помните, полем, вдоль берега крутого, мимо хат... Барабан – тра-та-та-та! В серой шинели рядового шёл солдат...тра-та-та-та! Шёл солдат, преград не зная…
- …Хватит, Семён Сергеевич, слышали. В фильме каком-то военном.
- Ну-у, отлично! Это же шедевр, согласитесь! И очень простая в исполнении. Темпик маршика, щёточки по барабанчику отстукивают, как метрономчик, сначала один голосочек, потом подключается второй в квинточку… или в кварточку… или в терцию… Тут варианты есть, мы подумаем, как будет лучше. Аранжировочку я проработаю… 
- Семён Сергеевич, вам не кажется, что песня, ну, как бы это сказать… немного устарела? Да и грустная она слишком, – надавил на учителя Стёпа.
- Что вы, ребятки? – не согласился Ясенев. – Всё новое – это хорошо забытое старое. Мы придадим иное, более современное звучание этому военному шлягеру.
- Семён Серге-евич…- вяло промычал Марк.
- Что, Марик? Вы сомневаетесь?
- Да нет, не сомневаемся, что это можно сделать. Но нужно ли – вот, в чём вопрос. Почему если песня патриотическая, то обязательно должна быть военная? Откуда этот стереотип?  А разве освоение космоса и тоска по родной земле – не патриотизм? - замялся Власов.-  А вторую песню, которую вы предлагаете?
- Есть варианты…
- Давайте только что-нибудь посовременнее?
- Если посовременнее, то «Крыша дома твоего» Юрия Антонова…
- Ну, эта годится. Только её – сто процентов -  будет половина школьных ансамблей петь, и мы туда же, - с сомнением в голосе заговорил Ян.
- Это почему  ты так считаешь?
- Да она же на «Песне года» прозвучала, пластинки по всем магазинам продаются пачками, из каждого окна «Мы все спешим за чудесами…».
- И что?
- Песня очень простая, как раз для исполнения школьными коллективами. Надо что-то более сложное, такое, чтобы если не удивить репертурно, то поразить исполнительски, - закончил Ян.
- Давайте думать вместе, - сосредоточенно предложил Ясенев. – Смотр в первый день весенних каникул, времени у нас для размышлений достаточно.
- У вас, может быть, достаточно, а у нас вся четверть расписана выступлениями, Семён Сергеевич, - погруженно заметил Марк. – Представляете, каждую субботу или воскресенье либо играем в школе, либо выезжаем в другие залы города. Да и успеваемость ни к чёрту. Что с алгеброй делать – ума не приложу, математичка рашпилем мозги стачивает. Диана поедом ест на каждом уроке… А у меня ещё шахматный клуб, малыши приходят. Как их бросить? Они ведь маленькие, они нам, взрослым, верят…
- Какие тогда будут предложения? – потускнев взором, спросил Ясенев?
- А почему бы не выбрать песни из тех, что мы уже играем? Только дошлифовать их достойно.
- Хорошо. Давайте пойдём по пути наименьшего сопротивления, - согласился Ясенев, окончательно растратив свой былой энтузиазм.  - Вы мне набросайте варианты, я подумаю…
Сергей Семёнович вышел из репетиционной комнаты с видом крайне подавленного человека.
- И что будем предлагать? - спросил Ян.
- Давайте проголосуем, – отозвался из-за ионики Витя.
- Да чего голосовать? – дёрнувшись, вскипел  Коля. – Надо играть то, что популярно на данный момент. Предлагаю остановиться на «Траве у дома» и «Дворике». У меня всё.
- «Земляне» и Тынис  Мяги? – задумался Марк. – А что, патриотично, лирично, интернационально, и не запрещёнка. Я – за! Сергеич нам аранжировочку с квинточками и кварточками только проработает, мы ж без него – никак, - прыснул добрым смехом Власов. 

25
Накануне перед смотром ансамблей Власова остановила в коридоре учительница математики Мария Григорьевна. Она была у Марка классным руководителем до восьмого класса. Руководителем строгим, с характером непредсказуемым.
- Марк, что ты себе думаешь? – тихо прошептала она, что, как правило, предвещало какую-то неприятность. - Я не знаю, что тебе ставить по итогу третьей четверти. Понимаешь, ты настолько запустил всё, что не оставляешь мне выбора. У тебя всё идёт по убывающей. Смотрю в классный журнал в растерянности: первая четверть – четвёрка, вторая – тройка, а в третьей, извини, тебя вообще аттестовывать нельзя.  Ты то болел, то на соревновании тебя отпрашивали, то на концерты какие-то… Как я должна ставить тебе оценку? Ты не оставляешь  мне выбора.
- Да как считаете нужным, так и делайте, - пожал плечами Марк, внутренне понимая, что двойку за четверть ему никто не влепит, хотя кровь математичка попить может и умеет.
- То есть тебе всё равно? – повысила тон Мария Григорьевна.
- Не сказал бы, что совсем всё равно. Но давно смирился с тем, что последнее слово всё равно будет за учителем, - признался Марк, желая быстрей ускользнуть от разговора с математичкой.
- Так не годится, Власов. Завтра начинаются каникулы. Но не для тебя. С утра жду на зачёт у себя в кабинете! Без никаких но! - объявила Мария Григорьевна и, отстукивая каблуками,  едва ли не строевым шагом двинулась дальше по коридору.
- Мария Григорьевна! – крикнул ей вслед Марк. – Вы школьные афиши на доске объявлений читаете? Завтра у меня во дворце культуры смотр школьных ансамблей, я не могу.
- В какое время  смотр? - оглянулась математичка.
- К девяти утра едем.
- Вот как там закончите, так и жду на зачёт в своём кабинете. У меня полный рабочий день, можешь не переживать, я тебя обязательно дождусь. И запомни – зачёт в твоих же интересах.
Вопреки ожиданиям, что конкуренция на смотре будет невысокой, во дворец культуры приехали двадцать четыре школьных вокально-инструментальных ансамбля. Погода была прохладной, но сухой и солнечной, воздух пах приближающимся апрелем. На дворцовой площади неистово шумели волнующиеся музыканты школ, большую часть из которых Марк видел впервые.
- И откуда они только взялись? – недоумевал Ян. – Мы, вроде, всех своих конкурентов в лицо знаем. А эти шаромыги каким ветром сюда? – Славин показал пальцем на группу низкорослых неопрятных парней с длинными жирными волосами, стоящих в стороне от основной группы.
-   Двадцать четыре ансамбля… - расстроено шептал Марк. – Это же на целый день смотр растянется. Что делать? Мне же на зачёт к Марии Григорьевне надо…
- А я тебе говорил, Марик, зря ты на учёбу забил, - небрежно бросил Стёпа. – Учителя ж перед выпускными экзаменами с тебя не слезут, и всё равно оседлают.
-  Да мне уже всё равно. Чему бывать – того не миновать. Бабушка так говорила, - равнодушно усмехнулся Марк, потом игриво поднял голову и добавил:  - Оседлают… Куда они денутся? На второй год в десятом классе не оставят, меня ж директор хочет в пединститут отправить.
 Организаторы смотра жеребьёвкой разыграли порядок выступления ансамблей, «Маскараду» выпал номер семь, что невероятно обрадовало Марка. Это означало, что он мог освободиться для зачёта примерно в районе обеда, что было бы, наверное,  вполне приемлемо для математички. Друзья посчитали, что если на выступление и оценивание каждого ансамбля уйдёт минут по пятнадцать, то за пару часов смотр для «Маскарада» закончится.
Но городское мероприятие пошло не по сценарию. На первом же выступлении  сломалась механика поворотного круга сцены, которую спешно начали ремонтировать, объявив вынужденный перерыв. Нормально работающий поворотный круг по логике мог существенно сократить потери времени, связанные с выходом музыкантов на сцену – пока выступает одна группа, за кулисой уже выстраивается другая и ждёт вращения помоста, чтобы предстать перед зрителями. Но ремонт затянулся почти до обеда.
 - Марк, надо что-то решать, - печально сказал Коля, когда друзья дождались своей очереди на столик в буфете.
- Решать что? – импульсивно переспросил Власов.
- Отменять наше выступление и идти на зачёт, - с уверенной настойчивостью ответил Михайлов.
- С ума что ли сошёл?
- Концертов в жизни может быть много, а аттестат один... Не забывай об этом.
- Понимаешь, Коль. Может, мы с тобой по-разному мыслим, но мне кажется, что этот смотр мы потом будем всю жизнь вспоминать. А аттестаты засунем под бельё в мамином шифоньере и забудем про них до той поры, когда надо будет похвастаться оценками перед своими детьми, -  рассудительно проговорил Марк. – Я не имею права из-за своей оценки по алгебре подводить коллектив, который для меня лично является самой светлой страницей за все десять лет учёбы. Понятно?
- Тебе решать, Марик, - протянул руку Коля. – Спасибо за эти слова.
Пока ремонтировали сцену, несколько коллективов из удалённых  школ отказались участвовать в смотре и уехали восвояси. Организаторы решили провести новую жеребьёвку, им было совершенно безразлично, что кто-то в этом дворце культуры сегодня должен идти на зачёт по математике. И повторная жеребьёвка поставила группу «Маскарад» уже на семнадцатое место, выведшее её на отремонтированный поворотный круг в самом конце смотра ансамблей, когда  рабочий день математички Марии Григорьевны подошёл к концу. Но Марк решил - будет, что будет, отбросил все тяжёлые  мысли и уверенно шагнул к микрофону.
 Выступление «Маскарада» понравилось всем – и членам жюри и зрителям, которые не покидали заполненный зал до самого подведения итогов смотра. Было много эмоций, новых знакомств, критики и похвалы, а потом – хрустальный кубок, живые цветы и  бурные овации «Маскараду», который в этот вечер торжественно объявили  победителем. Эта победа, конечно же, стоила неудовлетворительной оценки по алгебре.
Когда дворец культуры окутали серые мартовские сумерки, занимавшийся загрузкой школьной аппаратуры в автобус   Марк вдруг ощутил чьё-то лёгкое прикосновение к плечу. Он обернулся, вздрогнув, - на фоне очертаний величественных стен дворца перед ним стояла тонкая фигура математички в своих неизменных звонких туфлях на высоком каблуке.
- Мария Григорьевна? – удивлённо воскликнул Марк. – Извините меня, пожалуйста. Но я не мог подвести ребят. Извините, всё так получилось непредсказуемо…- залепетал он, на ходу подбирая нелепые слова оправдания.
- …Да ладно, Власов, успокойся, - умиротворяюще перебила учительница. – Я  была в зале на вашем выступлении. Не дождалась тебя, сама приехала во дворец. Я всё поняла. Не нужна тебе эта математика, забудь про зачёт. Не твоё это. У тебя по жизни лучше другое получается, и отмечу, что мне очень понравилось. Поздравляю! От всей души, Власов!

26
Какие чувства испытывает выпускник школы, сдав последний экзамен перед получением аттестата? Кто-то чувство облегчения, что наконец-то закончился этот непростой жизненный этап длиной в десять лет. Иной - чувство горечи, что больше никогда не сможет сесть за парту в качестве ученика. Кто-то – неиссякаемую  радость, что на днях получит в руки документ, позволяющий дальше уверенно идти во взрослую жизнь.
Марк испытывал опустошение. В отличие от других одноклассников он не боролся за высокие оценки и средний балл аттестата, не зубрил параграфы, не переписывал шпаргалки, не заигрывал перед экзаменующими учителями. Всё должно быть так, как оно будет – под таким девизом он шёл на экзамены и сдавал их, не прибегая ни к хитрости, ни к подлости, ни к слезам. Власов знал, что итоговый документ успеваемости будет у него весьма посредственный для того, чтобы поступить в какой-нибудь престижный институт, но вполне успешный, чтобы чувствовать себя  достойно на любом гребне судьбы. Но Марк знал и другое – через каких-нибудь несколько дней группа «Маскарад» прекратит своё существование, и это жарко иссушало до самых душевных глубин.
 Прощальный бал для всех, кто знал «Маскарад» было решено провести не, как обычно, в актовом зале, а на пришкольной площади на следующий день после выпускного вечера. Афиши с приглашением на бал висели на досках объявлений во всех соседних школах и на каждом столбе внешнего освещения Майского. Марк шёл по знакомой ему улице Волочаевской и пересчитывал эти афиши, их было несметное количество. Кто и где их  только распечатал и расклеил? Неужели у группы появились доброжелатели, имеющие такие серьёзные возможности? Наверное, появились, но Марк не знал их. От этого становилось приятно и больно одновременно.
Марк пришёл в школу, в последний раз поднялся в кабинет, переоборудованный под шахматный клуб. Сюда тоже было вложено много и физических и душевных сил. В кабинете были открыты форточки, за окном щебетали птицы, на демонстрационной доске застыла расставленная Марком позиция «Бессмертной» партии, которую он показывал воспитанникам на последнем занятии. Кто теперь будет вести шахматный клуб? Марк сел у доски, с грустью покрутил в руке ключ от кабинета, который он должен был навсегда отдать директору. Наверное, ему теперь и решать, что делать дальше.
За спиной тихо скрипнула дверь, Марк оглянулся – это зашёл Леонид Эдуардович.
- О, на ловца и зверь бежит, - сказал он, протянув руку для рукопожатия. – Марк, - тон директор был, как никогда, серьёзен и в то же время печален, - ты должен кое-то сделать. У меня не получается уговорить Диану Леонтьевну подписать тебе характеристику-рекомендацию для поступлении в пединститут вне конкурса.
- Жаль… - сухо проговорил Марк, подав директору ключ от шахматного клуба.- Леонид Эдуардович, а почему вы вообще считаете, что из меня может получиться учитель?
- Считаю. Я, как и ты, шахматист, умею считать варианты. Ты понимаешь, что от этого зависит твоё будущее, - нахмурился директор, присев напротив Марка.-  Нужно, чтобы ты подошёл к ней, как-то договорился, помирился, в конце концов…
- Я с ней  не ругался, чтобы мириться. О чём вести речь? Я ведь сам не подарок, Леонид Эдуардович, не вписываюсь я в стандарт истинного строителя коммунизма, нового человека бесклассового общества, чем, безусловно,  могу и раздражать и разочаровывать правильного человека - Римову. Это её  решение, оно чем-то обосновано. Наверное, она, как парторг и классный руководитель, имеет на него право…
- Да какое право, Марк? Давай без высокопарных словес. Это просто сведение каких-то мелких личных счётов. Нужно наступить на горло собственной песне, переступить через обиды, Марк…
- Нет никаких обид, ни на кого, поверьте. Получу аттестат, отыграю прощальный бал и, считай, забыл…
- А как же наш шахматный клуб?
- Найдёте кого-нибудь другого.
- Кого?
Марк промолчал, ему стало почему-то жаль неважно выглядящего человека напротив, с которым за несколько последних лет сложились доверительные добрые отношения и который возлагал на него определённые надежды.
- Леонид Эдуардович, нам нужна длинная переноска, хотим по тополям на школьной площади развесить цветомузыку, чтобы украсить наш прощальный бал,  - неожиданно для напрягшегося директора сказал Марк.
- Ты сейчас серьёзно? – сморщил свой широкий нос Леонид Эдуардович. – Мы о твоей жизни говорим, а ты о цветомузыке…
- А это и есть, наверное, моя жизнь, - задумчиво произнёс Марк, а протяжный со свистом бронхов выдох директора в этот момент прозвучал как завершающий аккорд…
До белизны пальцев сжал Леонид Эдуардович принятый от Власова ключ и, легко прихрамывая,  вышел из кабинета. 

27
На выпускном вечере к Марку незаметно подошла Оксана Бурцева, с которой он не разговаривал со злополучного сеанса в кинотеатре - лишь кивки приветствия или реплики, касающиеся мелких классных вопросов.
- Марик, меня завтра не будет на вашем прощальном балу… - сказала Оксана тихо и немного загадочно.
- Ох, Оксан, очень плохо, - растерялся Марк. – Хотя ты нас сто раз слышала, ничего нового не ожидается. Просто вспомним всё, что играли за эти два года…
- Жаль, конечно, что не смогу быть, - вздохнула Бурцева, опустив глаза. – Мне, кстати, мама сказала, что из музыкантов всегда получаются неверные мужья. Но это так, к слову, - Оксана сжато засмеялась, словно  вспоминая что-то благостное. – Мы с мамой в деревню к бабушке завтра едем, поэтому извини, не попрощаюсь с вашим ансамблем. Но тебя ждёт от меня сюрприз. Надеюсь, что  всё получится, и тебе понравится…
- Какой сюрприз? - машинально спросил Марк.
- На то он и сюрприз, чтобы было приятно, - Бурцева схватила Власова за обмякшую ладонь и двумя руками крепко её сжала. – Поздравляю с окончанием школы! И жди сюрприз!
Идея с фонарями цветомузыкальной установки, развешанными на деревьях, хоть и вызывала опасения с точки зрении пожарной безопасности, в целом всем понравилась. Всё-таки директор услышал Марка и где-то достал длинную переноску. Прощальный бал группы «Маскарад» начинался в восемь часов вечера, поэтому светящиеся лампы вокруг школьной площади смотрелись привлекательно. Друзья договорились  играть два отделения, а в перерыве включить магнитофон, чтобы самим спуститься с высоких школьных ступеней на площадь и последний раз потанцевать в доброй компании своих одноклассников и гостей вечера.
Первое отделение состояло из песен Марка Власова, часть из которых уже успели стать шлягерами местного масштаба. Многие в школе говорили, что если бы у ребят из «Маскарада» имелись связи где-нибудь в Москве, то пару песен можно было смело протолкнуть на центральное телевидение – никто бы и не отличил от тех, что написаны профессиональными композиторами.
Марк пел и двигался по импровизированной сцене с полной отдачей сил, наблюдая с высоты за всеми вместе и каждым в отдельности, а на площади собралось людей столько, сколько не приходило ни на одно прошлое выступление, здесь были все  – от малышей до бабушек и дедушек. Марку было немного грустно и, казалось, что его настроение передалось публике. Она и танцевала нехотя, больше слушала. Даже местные хулиганы вели себя как-то подозрительно инертно. 
Первое отделение подошло к концу, друзья сыграли коду последней композиции и отключили гитары. Витя запустил магнитофон, Марк потянулся к стоящему на акустической системе термосу с горячим сладким чаем.
- Власов! – послышался голос Яна.  – Посмотри, кто пришёл! Вон, туда, - Ян глазами показал направление в угол школьной площади.
Марк оглянулся и застекленел. Он не мог её не узнать… Под красным светом мигающего фонаря стояла она – Лена Дёмина – всё такая же обворожительная, только  немного повзрослевшая, ставшая женственней и утончённей. Светло-русые волосы коварно развевались на лёгком июньском ветру, на лице застыла всё та же неопределённая улыбка, которую он видел последний раз тогда, два года назад, когда был отвергнут Дёминой на глазах у всех её одноклассников.
Лена посмотрела по сторонам, словно кого-то пыталась отыскать, потом, пошатываясь и виляя одетыми в обтягивающие джинсы бёдрами, стала приближаться к ступеням. Остановилась, посмотрела на Марка, еле уловимым движением руки пригласила его спуститься вниз.
- Можно тебя пригласить потанцевать? – спросила она, перекрикивая музыку - на площади звучала медленная мелодия.
Марк покорно, но величественно  сошел со ступеней и принял приглашение, протянув Лене руки. Он не испытывал в этот момент ни радости, ни смущения, ни ненависти к Дёминой, он просто танцевал и рассматривал черты её красивого лица, любовался ими как художник наслаждается фигурой натурщицы. Это она, и она совсем рядом -  в руках Марка – та самая Лена Дёмина, которая сводила его с ума. Он молчал, она заговорила:
- Меня  ваша Бурцева отыскала. Сказала, что у вас будет последний концерт, пригласила…
«Так вот какой сюрприз приготовила Оксана!», - подумал Марк, внутренне хохоча над странной  необъяснимой проделкой Бурцевой.
- …Не ожидал меня увидеть? – продолжила Лена.
- Конечно, не ожидал, - улыбнулся Марк.
- Представляешь, а я вот взяла и приехала из другого города. Специально на ваш концерт, а потом у тёти заночую, -  голос Лены был сладок, как молочный коктейль, которым он когда-то мечтал её угостить.
- Приятно, - проговорил Марк грудным голосом.
- Как твои дела? Я в медучилище учусь. А ты куда будешь поступать? – спросила Лена, словно случайно прикоснувшись губами к уху Власова.
- Ещё не решил…- пожал плечами он, почувствовав, как Лена сжала их крепче.
- Слушай, Марик, ты так изменился, такой классный стал, не узнать. Я прям замерла вся, когда тебя на сцене увидела! – прикосновение Лены к уху Марка получилось продолжительней, от неё благодатно пахло дорогими духами.
- Спасибо…- прохладно улыбнулся Марк.
- Слушай, а чего ты такой скованный? – Лена прижалась к Марку упругой грудью. – Скажи, у тебя какие-то чувства остались ко мне?
Власов оглянулся на ступени, где его попивающие чай друзья изумлённо наблюдали за танцующей парой.
- Осталось,  - закивал Марк, наполняясь невероятной будоражащей энергией. – Ты, знаешь, осталось! Это чувства благодарности тебе, Лена! Ведь это благодаря тебе случилось вот всё это, - Марк окинул взором  площадь. – Это благодаря тебе я научился играть на гитаре, и после этого случилась вот эта группа «Маскарад», которую ты видишь и слышишь на сцене, случились мои песни, случились вот эти зрители, случилась новая аппаратура, случилось, что Майский перестали считать бандитским районом, и думаю, случится ещё много-много чего хорошего. Ты была первопричиной всего, представляешь? … Я этого не забуду никогда и очень тебе благодарен!
- И всё?-  на мгновение окаменев, отстранилась от Марка Лена.
- А разве этого мало? – повёл бровью Власов.
- Только чувство благодарности, и всё?
- Огромной признательности, Лена! – Марк легко и игриво прижался щекой к лицу Дёминой, ощутив на нём теплоту проступивших слёз.
- Господи, - лицо Дёминой исказилось и потеряло то великолепие, которым ещё минуту назад восторгался Марк. – Господи… Какая же я дура… Зачем я сюда ехала?  Зачем? На что я рассчитывала? Чокнутая… Чокнутая!
Лена грубо вырвалась из рук Марка, отскочила в сторону и, нервно вытирая тонкими ладонями лицо,  бросилась в густую  темноту, навсегда растворившись в  безграничной ночи…


Эпилог.
… Семён Сергеевич посмотрел на Марка так, словно тот внезапно утратил рассудок.
- Нет, Марик, ты всё забыл, - недовольно прокряхтел Ясенев. - Нам определённо надо посидеть, выпить по стопочке, я тебе всё напомню, я хоть и стар, но у меня память – как компьютер. Ты-то  школу закончил, и был таков. А я ещё в ней ого-го сколько лет проработал. Кстати, а где ребята твои? Все живы, здоровы?
- Да, живы, по здоровью – ничего  не скажу, - торопливо, но задумчиво ответил Марк.
- Здесь, в городе? Видитесь?
- Нет, к сожалению не видимся.  Разбросала нас война по разным странам. Судьба, видно,  такая…
 - А сам-то на гитаре хоть  играешь?
- Конечно, играю, это уже до гроба...
- Во-от! Не зря я в тебя свои силы вкладывал. Теперь ты должен проставиться! Если бы не мои уроки музыки, не моя подготовка, и ты бы, наверно, никогда взял в руки гитару. Согласен?
- Конечно, согласен, Семён Сергеевич. Посидим как-нибудь, - пообещал Власов, крепко пожав на прощание руку учителя. - Если Богу будет угодно…

Август 2025 года