Восхождение Иисуса. Глава 1

          - Андрюха, ты? – мужчина, переминавшийся в небольшой очереди на остановке, выкрикнул так неожиданно, что спугнул стайку голубей, устроивших пастбище на уставшей придорожной клумбе.
          - Отрицать бессмысленно, я именно Андрюха. Мы знакомы? – ответил ему стоявший в ожидании зеленого сигнала перехода Андрей Александрович Гарянский, приехавший в столицу по делам своего шефа.
          - Что значит знакомы, что значит знакомы? Я – Парамон!
          - Стёпка???
          - Я, я – и Степан радостно улыбнулся,раздвинув руки для ожидаемого дружеского объятия.
          - Да-а-а, говорили Москва – огромный город, а тут только приехал и сразу друг детства – Андрей Александрович принял приглашение, мужчины сочно, с похлопываниями, обнялись и отошли в сторону.
          - Ты что же, по делам или переехал? – Степан, вернее, Степан Аркадьевич Парамонов, всё еще держал Гарянского за руку, словно не желая упустить столь неожиданную удачу.
          - Нет, Степа, большие города для меня слишком душные и шумные. Я житель провинциальный, здесь по работе и, честно говоря, вовсе не испытываю восторга от столичной суеты. Но ты, как я понимаю, местный?
          - Давно уже, восемнадцать лет. Погоди, а сколько же мы с тобой не виделись?
          - Четверть века, - почти без паузы ответил Гарянский и, покачав головой, повторил – четверть века…
          - Ты всегда умел быстро считать в уме, это я помню – Степан Аркадьевич взял товарища под руку и стал легонько подталкивать в сторону пешеходного перехода.
          - Да тут и расчетов-то на уровне третьего класса. Последний раз мы виделись на встрече выпускников, когда нам было ровно по двадцать пять, сейчас полтинник.
          - Летит время, летит. Кстати, о времени – ты не сильно спешишь, может, посидим по чашке кофе?
          - Категорически «за» – Андрей Александрович посмотрел на часы в массивном серебренном корпусе – до шестнадцати ноль-ноль я совершенно свободен, а если еще удастся перекусить, то вообще будет здорово.
          - Я угощаю! И не спорь – это обязанности хозяев, а ты гость в нашем городе. Пойдем, как раз зеленый.
          Кафе с непонятным иностранным названием вполне располагало к беседе. Всё пространство было разделено на несколько зон, и посетители, желавшие не просто поесть, но и удовлетворить жажду общения, могли легко найти укромное место вдали от основных маршрутов других соискателей недорогих и сытных блюд. Внутреннее оформление не отличалось особыми столичными изысками, а его стилистика подходила под определение «отовсюду обо всём». Больше всего визуальная какофония проявлялась на стенах, увешанных картинами без какого-то очевидного направления – натюрморты, пейзажи, какие-то исторические баталии соседствовали с арт-полотнами и веселыми сюжетами экспрессионизма. Обычная мебель, добротная и без претензий, этажерка с книгами, темный потолок с зеркальными квадратами – впрочем, всё это показалось Гарянскому вполне пристойным, соответствующим его нехитрым запросам. Главное, что он отметил – легкий и приятный аромат столового зала, почти домашний, без «хот-договой» приторности и запаха дешевого кофе. «Мило, мило…» - улыбнулся он сам себе. 
          - В углу свободный столик – быстро сориентировался Степан Аркадьевич – иди присаживайся, а я сейчас попробую подогнать к нам официанта.
          Заказ приняла бойкая девушка с раскосыми степными глазами удивительно голубого цвета, сразу предупредив, что в заведении курить запрещено.
          - А нам и не нужно – парировал Парамонов, - ну да ладно, рассказывай!
          Гарянский не торопился.
          - Помнишь, у нас в поселке было детское кафе рядом с летним кинотеатром…
          - «Чебурашка», конечно!
          - С такими нелепыми мультяшными рисунками на стене – продолжал Андрей Александрович. – Какие вкуснейшие там продавали ленивые вареники…
          - И мороженое – облизнул губы Парамонов. – Но в детстве всегда всё вкуснее, тут ты Америку не открыл.
          - А пельмени помнишь, которые мы лепили с парнями на ноябрьские праздники, – Гарянский даже попробовал руками воскресить сам процесс лепки, - потом вынесли на ночь на балкон, а мороз к утру сменился оттепелью со снегом, и они превратились в один сплошной некрасивый пирог?
          - Но мы его всё равно сварили! Хотя девчонок  удивить аматорскими пельменями не удалось, я и сейчас помню их нелепый вид в большой тарелке…
          - Зато девчонки как удивили нашу «классную» Марью Тихоновну, когда без закуски выпили с её мужем по рюмке чистого медицинского спирта.
          -  А муж запивал и все равно закашлялся – с удовольствием подтвердил Степан Аркадьевич. – Ты знаешь, я как-то тоже вспоминал… В старших классах мы крепко налегали на спиртное, без ограничений, намного активнее, чем даже теперь.
          - Молодость с её запретными плодами. Мы же думали, что водка делает нас уже конкретно и бесповоротно взрослыми. Да, был у нас алкокульт… Кстати, «ашки» так не увлекались, больше на спорте сидели… Раньше мы были другими. Помнишь, как втроем с Витькой Зайкиным сидели на крыше парапета первой девятиэтажки, свесив ноги наружу и попивая «Агдам»? Я сейчас к этому парапету за два метра не подойду – страх высоты образовался безумный.
          - Кстати, а где теперь Витька, знаешь?
          - Знаю – Гарянский немного прикусил губу и выдохнул – на первом городском, лет десять уже.
          - Да ты что!?!?! Авария?
          - Печень… Пил он, конечно, крепко, но подсадил её нехорошей водой, когда года полтора-два работал на севере. Такая судьба…
          Парамонов вынул из прибора салфетку и стал складывать какую-то нелепую оригами. Андрей Александрович смотрел в окно. Было обычное по московским меркам лето. Частые ливни с порывистым ветром делали воздух всегда влажным и очень великолепным для размножения комаров. Уже к раннему вечеру звенящее бандитское братство нападало на всё, что соответствовало их запросу «съедобное», заставляя искушаемых укусами людей «впадать во грех сквернословия». Сразу за ливнями наступала жара, отвратительная при таком климате, а пляжи рек и прудов переполнялись купающимися. Целый день на них визжали дети, суетились тучные дамы в огромных тяжелых панамах, а иногородние студентки обильно покрывали себя маслом от загара и затем алогично, но добродушно подставлялись жгучему солнцу. Тем, кому не посчастливилось добраться до водного рая, приходилось искать тень на аллеях города, в гуще деревьев, окружавших мраморные изваяния знаменитых поэтов, глотать выхлопные газы бесконечных автомобилей и жаловаться друг другу на «дурные времена».
          Так приятели просидели несколько минут, и когда в руках Парамонова наконец сформировался несуразный пупырчатый лебедь с цветочками на крыльях, Гарянский вернулся к Витьке.
          - Мы как-то с ним были в одном пионерском лагере… Или в соседних, уже и не помню, но точно в одну смену. Бегали к гандболисткам на свиданки, ночью совершали мародерские рейды на огороды за железной дорогой… А как сбежали с урока пообедать у него дома, выпили коньяка, а потом вернулись на физику к «Гусю» и бросали в него снежки из-под парты, помнишь?
          Парамонов запустил своего лебедя в плавание по столу и напряженно наблюдал за зигзагами бумажной птицы на бежевой льняной скатерти. Степан Аркадьевич был ухоженным москвичом, небольшая возрастная плотность тела разумно гармонировала с симметричными залысинами среди тонких, почти воздушных волос. Светлая рубашка и стильные брючки не мешали солидности и обеспеченному виду человека, претендовавшего на заслуженное уважение москвичей. Успешность его образа по нынешним меркам была практически лекальной.   
          Официантка принесла заказ и убежала к другому столику. Сквозь свою задумчивость Степан Аркадьевич пропел:
          - А ты не хотел бы иметь машину времени?
          - Парамонов, ну ты банален. Думаю, каждый  человек хотел и не один раз в жизни. Ты ведь не исключение?
          - Желал бы…
          - И что бы делал?
          - Ошибки бы исправил – горячо и сразу ответил создатель бумажной птицы.
          - Тогда давай поговорим о технологии процесса. Ты, пятидесятилетний, умудренный опытом мужчина, попадаешь на 35 лет назад и видишь перед собой юного Парамона, который вместе с молодым еще Аркадием Степановичем, твоим отцом, готовят велосипед к летнему сезону. Что дальше?
          Парамонов оставил лебедя в покое, выдвинув левую руку с успокоительным поворотом ладони вперед:
          - Я ему скажу… - и замолчал.
          - Ты ему скажешь, - подхватил Гарянский – что это он, только через тридцать пять лет, а папку, которого ты старше на 15 лет, обнимешь и сквозь слезы промямлишь «Прости»? Ты уверен, что всё последующее обошлось бы без психиатра???
          - Да, чепуха… Тогда я хотел бы с этими мозгами вернуться в свое 15-летнее тело! – обрадованный Парамон, видимо, решил, что уделал Гарянского «одной левой».
          Андрей Александрович покрутил головой.
          - У тебя есть какая-то научная степень?
          -  Кандидат медицинских наук, а что?
          - А как ты себе представляешь 15-летнего мальчугана с мозгами ученого и полувековым жизненным опытом? Нет разрыва с реальностью?
          Гарянский погладил лебедя по голове.
          - Ты понимаешь, Стёпа, фундаментальным, абсолютно непреодолимым условием создания машины времени все нынешние ученые считают невозможность для путешественника вносить изменения в былой ход событий. Никто из желающих попасть в прошлое не имеет права влиять на него. Эти ограниченные ученые, - Гарянский улыбнулся, подчеркивая сарказм сказанного, - видите ли считают, что таким образом может быть запущена цепь событий, способная изменить историю.
          - Кто не слышал об эффекте бабочки – резко перебил друга Парамонов. – Но не такого полета я птица, Андрюша, чтобы изменить историю.
          - Ты, может быть, и не такого. А рядом есть люди, способные её изменить? Да и вообще, откуда уверенность, что, исправив одни ошибки, ты не совершишь другие, более страшные, с трагическими последствиями?
          - Приведи пример.
          - Допустим, ты вроде бы исправил ошибку и добился свою первую любовь Маринку Логвиненко. А твоя нынешняя супруга, извини, не помню её имени…
          - Валюшка…
          - А Валюшка вышла замуж за примитивного самодура, ревнивого и вспыльчивого. Сельский Отелло средних широт превратил её жизнь в одно сплошное страдание, если исключить более жестокие предположения, имеющие место быть в семейных историях…
          - Не надо! – попросил Парамонов.
          - У тебя не было бы сына. Ведь если я не путаю, у тебя сын, названный в честь отца?
          - И дочь в честь Валюшкиной мамы. Ничего, у меня был бы другой сын…
          - Поправь, если я тебя неверно понял, - Андрей Александрович нарисовал лицом маску удивления, – то есть уже сейчас ты готов отказаться от своего любимого Аркашки???
          - У меня был бы такой же Аркашка, просто выглядел иначе…
          - Такой же? От другой женщины, в другое время, с другой генетикой, другим характером??? Ты сам-то в это веришь, Стёпа?
          Стёпа не верил. Настоящее и прошлое смешалось в один кисловато-колючий коктейль, очень неприятный и терпкий на вкус. Расставить приоритеты было категорически невозможно! Маринка, его первая любовь, до сегодняшнего дня оставалась еще многоэтапной мечтой юношеских грёз. Но Валюшка, милая, родная Валюшка, стала неделимой частью сознания, и отказаться от неё даже в фантазиях Степан Аркадьевич не мог. Вся его жизнь так или иначе была выстроена возле семьи, и только теперь, в невероятном разговоре с Гарянским, он в полной мере почувствовал свою привязанность к жене и детям, понял, насколько притягателен и нерушим их союз. Прямо сейчас Маринка, женщина, как показало время, весьма ветренная и капризная, как-то сама собой ушла с первого плана, ушла в глубокие дебри юношеских воспоминаний, настолько далеко, что даже в принципе не могла бы бросить тень на нынешнее степаново счастье. Парамонов в тот же момент испытал некоторое нравственное облегчение, видимо из-за того, что все мысли и сравнения, все несуразности и искривления судьбы, все реальные и виртуальные повороты жизненного пути встали на свои места, прекратив балансировать мутной кашей в выстроенной мозгом иной реальности.
          - Ну ты нудный, Гарян, - впервые Степан Аркадьевич назвал детское прозвище своего товарища.
          - И тебе приятного аппетита!
          Парамонов скушал достаточно объемную порцию пельменей по-царски, его друг предпочел свиной стейк на кости и овощной салат, который всё равно пришлось разделить со Степаном. В ожидании чайной церемонии Гарянский продолжил разговор.
          - В диалогах с женой, да и «сам на сам» я тоже много раздумывал о машине времени. Что было бы со мной, пойди я после восьмого класса в мореходку, как и мечтал? В армии мне предлагали остаться в военном училище, к которому была прикомандирована наша рота – а если бы согласился? И что было бы, если бы после армии уехал на Алтай, на родину матери и перевелся учиться в её университет? Фантазировать легко и приятно, особенно, когда в своих раздумьях ты обязательно стал бы очень успешным – капитаном океанского лайнера, генералом или учёным. Всё это так сладко выглядит, так маняще… Кому интересно мечтать о том, что корабль мог затонуть в шторм, генерал погибнуть еще капитаном в ближайшей заварушке, а ученый заразиться и умереть, будучи малозаметным лаборантом???Для себя, для внутреннего потребления, так сказать, мы решили: много хороших вариантов, но гарантировано человек знает, как по-настоящему сложился и к чему привел только один путь – его собственная биография. Вернуться назад в свои 15 лет, лишь с одним-единственным пониманием, что ты обосрался в будущем и получил второй шанс? И что? Опять проходить уже известный маршрут, исправляя одни ошибки и совершая другие? Идти и мучаться, зная, что ничего не будешь менять, хотел бы, очень хотел, но не будешь? Пальцем, Стёпа, эффект бабочки раздавить не получится… Зачем и кому понравится такая жизнь???
          Гарянский развел руками, глядя на Степана и пытаясь понять, достаточно ли он убедителен. Парамонов слушал как минимум внимательно, хотя и с нескрываемой внутренней задумчивостью во отреченном взгляде.
          - Что остается? Я бы с удовольствием побродил по советской Родине, по своим детским местам, – тихие улицы, дороги с редкими «Жигулями», мороженное «Каштан» за 28 копеек, крикливые пионеры на пляже летнего лагеря, парад на Первое мая или седьмое ноября… Посмотрел бы на себя, на тебя, да на всех наших со стороны, без вмешательства, с легким общением, не раскрывая инкогнито: спросил адрес, посидел на соседней скамейке, постоял с букетом хризантем на первом или последнем звонке…
          - Экскурсия – резюмировал Парамонов. – Ну да, путешествие во времени… И как сочно ты рассказал, мне тоже захотелось на прогулку.
          Гарянский молчал, поглаживая недельную щетину на лице. В дорогих роговых очках с монохромным эффектом, с рано поседевшими волосами, он походил на не очень популярного писателя или педагога областного ВУЗа, хотя общее впечатление изрядно портила фривольность в одежде, подобранной им с учетом распутной молодежной моды.
          - Наших детей следует учить жить так, чтобы у них не возникало желания исправлять! И перво-наперво, натренировать их ментально охранять свои поступки от ошибок, охранять с самого раннего возраста. Иначе придет время, и ошибки, накопленные в непозволительном объеме, станут своей тяжестью тянуть к земле, выжигая душу бесконечным стыдом. И будут наши дети страдать в бессилии оттого, что ничего уже не изменить…
          Пусть у потомков получится создать машину времени, но только как быструю туристическую отдушину в напряженный период, не больше… А жить следует набело – так интереснее…
          - И больнее - вздохнул Парамонов.
          - Да, бывает больно. Но это жизнь, Стёпа! Боль нельзя исключить из жизненного рациона, как соль невозможно убрать из кулинарной книги. Что бы мы были без нашей боли? Размякли, изнежились, решили, что борьба придумана исключительно для героев, а наша судьба – «вкушать одни радости»? Такие вот казусы альтернативного мышления!
          Официантка принесла кофе и чай. Степа сразу же попросил счёт, хотя и предупредил: «Мы еще посидим, если Вы не возражаете!». Милая девушка очень профессионально показала взглядом, что её лояльность напрямую зависит от размеров чаевых, а на словах добавила: «Да, пожалуйста».
          - Ладно, Стёпа – Гарянский никак не хотел называть Парамонова его детским прозвищем, - машины времени еще нет или нам о ней не известно. Что с днем насущным – ты где, как?
          - Да в полном порядке, Андрей, не на что жаловаться. Живу на Вернадского, просторная чешская трешка рядом с Олимпийской деревней. Валюшка преподает в школе, Аркашка в этом году окончил Баумана, факультет биомедицинской техники, сейчас немного отдохнет и попробую забрать его к себе в «Хадассу». Машунька на втором курсе в РУДН, Университет Дружбы народов, совсем близко от дома, будет филологом.
          - Показательная московская семья. А что за «Хадасса»?
          - Онкологический центр, кстати, единственный в России филиал старейшей израильской клиники.  Тоже рядом, в Сколково. Заведую лабораторией.
          - Да, всё нарядно, даже как-то неловко называть тебя просто Стёпой, - подмигнул Гарянский. - наверное, с этой минуты перейду на «Степан Аркадьевич»!
          - Я тебе перейду! – шутливо помахал кулаком Парамонов – между нами не может быть никаких «ФИО», будь ты хоть самим Президентом. Мы слишком многое знаем друг о друге.
          - Как и многого не знаем – добавил Андрей Александрович, - но теперь это поправимо, и я очень рад, что тебя встретил.
          - И я рад, Андрюша, искренне рад, правда. Теперь твоя очередь исповедоваться!
          - Да тут всё коротенько. У нас с женой небольшой домик в Ялте, точнее, в пригороде…
          - Шикарно устроился, старик!
          - Согласен, что тут скажешь… Для меня всегда звёзды над морем светили ярче. А по жизни? Мои родители уже умерли, тесть с тещей еще с нами, возрастные, конечно, однако достаточно бойкие для своих лет. Дети как-то поразительно не удались, сейчас не стану об этом говорить, может потом, когда приедете с Валей к нам погостить в пределах курортного сезона. Работаю помощником у одного богатого, но хорошего буржуя. Лена «домохозяит», воспитывая собак и котов. Ну… как-то так.
          Парамонов взял своего лебедя в руку, внимательно изучил диспропорцию птичьих крыльев, скомкал салфетку и с нескрываемым раздражением бросил ее в блюдце:
          - Ну как так, Гарян, столько лет не виделись, четверть века, а рассказали друг о друге за несколько минут.
          - Вот… не прав ты, - спокойно парировал Гарянский. – Всё, что мы друг другу рассказали – визитная карточка. Да и на что ты рассчитывал? Долгие биографические исповеди не входят в меню данного заведения! Двадцать пять лет, уважаемый Степан Аркадьевич, мы занимались своим личным счастьем вдали другу от друга. Возможно, это наша ошибка. И если мы воспламенились идеей искупить обоюдные грехи безрассудной зрелости перед историей двух друзей, придется нам с тобой, дорогой мой, очень здорово потрудиться.
          - Понимаю и принимаю вызов – отшутился Степан Аркадьевич. – Для такого погружения нужны и время, и обстановка подходящая. Да и убрать пробелы за один раз не получиться. Поэтому приглашаю тебя завтра вечером к нам на ужин – будем начинать. Переночуешь у нас.
          - Я бы с радостью, Стёпа, но в портфеле уже лежит билет на ночной рейс, утром нужно быть в Симферополе. Давай лучше ты подразгребёшь свои дела и с Валей к нам на недельку. У учителей же сейчас отпуск?
          - Попробовать можно, думаю, недельку мне дадут, мой зам как раз вышел из отпуска. А ты же говорил у тебя здесь встреча?
          - Да, но там недолго – слишком большой человек, а значит, слишком мало времени на разговор. Это ведь у нас вопрос всей жизни, а у него поток мелких просителей – Гарянский, наверное, даже радовался такой быстротечности и возможности поскорее удрать в свою Ялту, в объятия милого дома, в тенистую беседку, открывавшую вид на весь невообразимый и пленительный морской берег.
          - Прям такой большой человек? – Парамонов спросил практически машинально, заглядывая в чек и подсчитывая процент чаевых.
          - Секрета особого нет. Министр сельского хозяйства, Щербаков, слышал?
          - Юрий Николаевич?
          Гарянский утвердительно кивнул головой.
          - Он пациент нашей клиники. Видишь ли, «Хадасса» работает в рамках сто шестидесятого ФЗ, который разрешает использовать передовое оборудование и препараты последнего поколения, не зарегистрированные в России. Госпиталь последней надежды, так сказать… И у нас много известных фамилий в картотеке.
          - Так ты человек со связями?
          - Относительно – покрутил рукой Степан Аркадьевич, - есть кое-какие, конечно. Но… скажем так – список этих связей часто редактируется, к сожалению…
          - Неужели все так плохо?
          Парамонов задумался.
          - Деликатное дело, Андрюша. Я не хотел бы оказаться сплетником, и если человек желает держать информацию о своем здоровье втайне, то тебе лучше узнать всё прямо у него. Пойми, я действительно рад нашей встрече и очень хотел бы оказать тебе услугу, но… Мой принцип был выстрадан и отступление от него…
          - Степа, Степа – прервал его Гарянский, - я всё прекрасно понимаю и рад, что ты не только честный, но и порядочный человек.
          Степан Аркадьевич пожал протянутую ему руку, задержал её в своей ладони на секунду, раздумывая о чем-то, глаза его блеснули.
          - Но, в конце концов, я же могу проконсультировать друга по общей онкологической практике, правда? Например, если у пациента диагностирован рак поджелудочной железы 4 стадии, удалить опухоль хирургическим путем, как правило, не удается. Лечение носит паллиативный характер. Оно направлено на снятие симптомов и улучшение состояния пациента, врачи постараются максимально продлить жизнь больного. Пятилетняя выживаемость в этих случаях составляет 16%. Но такой низкий показатель вовсе не повод опускать руки. Безнадежных онкологических больных не бывает, помочь можно всегда. Даже если удалось совсем немного продлить жизнь – это победа, ради которой стоит бороться!
          Последние слова были пропитаны энергией, звенящей в тихом углу столичного кафе. Гарянский понял, что для Парамонова, нет, для друга его детства Стёпки, работа превратилась в миссию, пожизненную и абсолютно добровольную обязанность давать людям надежду, даже в сложнейшей жизненной ситуации помогать им бороться и мечтать. «Никогда не сдавайся!» - мелькнула в голове расхожая картинка из интернета, где лягушка душит за горло аиста, пытающегося её проглотить.
          - Бороться и искать, найти и не сдаваться… - резюмировал Гарянский.
          - Каверин, «Два капитана» - сразу же подхватил Степан Аркадьевич – классный фильм… Ладно, диктуй свой номер, а я тебе сейчас отзвонюсь.
          На улице Паромов сложил руки на животе, уперся взглядом в глаза своего друга и вполне искренне пропел:
          - Так не хочется с тобой расставаться!
          - Стёпа, не раскисай – Гарянский приложил руку к стёпиному плечу, – Боги дали нам возможность соскучиться, и это хороший признак того, что наша будущая история может стать куда интересней и насыщенней предыдущей.
          - Да ты стал философом, Андрюша.
          - Нет, не стал – я всегда им был, просто сейчас, после тридцати лет тренировок, получается немного лучше, - смеясь, Гарянский обнял Степана Аркадьевича. – Ждем вас с Валюшкой, нет, всей семьей в гости.
          - За всю семью не ручаюсь, но мы точно будем. Вот и мой автобус идет. Давай руку, Гарян…
          Уже на другой стороне дороги Стёпа обернулся и громко крикнул:
          - Лене огромнейший привет!
          Гарянский театрально поклонился.