Ах, женщины... Вы вечная загадка

Когда метель седины замела виски,
И пальцы помнят холод старых струн,
Я достаю из тайников тоски
Тех женщин, что дарил мне юный врун —
Апрель... и май... и даже злой февраль.
Их лица — будто блики на воде.
Одних мне жаль, других до боли жаль,
Что не нашёл их в жизни я нигде.

Ах, женщины... Вы — вечная загадка.
Вы — горький яд и самый сладкий мёд.
То жизнь моя текла покойно, гладко,
То вдруг летела камнем в гололёд.
Вы — мой причал и мой девятый вал,
Мой тихий сад и мой кромешный ад.
Я каждую любил и проклинал,
И каждой был немыслимо я рад.

Была одна — как тихая свеча,
Что согревала душу в холода.
С ней спорил я, смеялся сгоряча,
И думал, так и будет навсегда.
Другая — шторм, изысканный пожар,
Играла сердцем, как шальной ребёнок.
Её любовь — кинжал, а не нектар,
И шрам от лезвия и прям, и тонок.

А третья — смех, что брызжет, как фонтан,
С ней серый день раскрашен акварелью.
Она — мой самый сладостный обман,
Что мир не страшен за метелью.
Четвёртая — сюрприз, шальная прыть,
С ней каждый час — безумная затея.
Как я посмел её не удержать, не сохранить?
Теперь вот в одиночестве старею...

Ах, женщины... Вы — вечная загадка.
Вы — горький яд и самый сладкий мёд.
То жизнь моя текла покойно, гладко,
То вдруг летела камнем в гололёд.
Вы — мой причал и мой девятый вал,
Мой тихий сад и мой кромешный ад.
Я каждую любил и проклинал,
И каждой был немыслимо я рад.

И та, что льдом сковала все мечты,
Неприкасаемая, словно божество...
Её холодные, далёкие черты
Мне снятся чаще прочих. Волшебство...
Она осталась пиком в той дали,
Который я, увы, не покорил.
И все другие женщины земли
Мне лишь её одну не заменили.

Да... замела седины мне метель...
И пальцы помнят холод старых струн...
А за окном всё тот же злой апрель...
И я всё тот же... старый, глупый врун...