гравитация

Говорили, что крики забиваемых животных, смешивавшиеся с воплями душевнобольных, были невыносимы.
Сью Придо (биограф Эдварда Мунка)


Образ Гамлета в пьесе

Кто из актеров не думал о Гамлете! Я тоже. Но мечта остается мечтой, а с годами реальность побуждает играть уже не Гамлета, а Клавдия. Кончается все это Полонием, а потом просто упирается в могильщика… Лучше уж не отрываться от грешной земли.
Андрей Миронов

Я тоже хотел. А теперь думаю, это все равно что с собой покончить. Сейчас меня абсолютно не интересуют Шекспир и вся эта британская чепуха. А когда интересовали, это было одно голое честолюбие — просто хотелось славы.
Энтони Хопкинс




***
как избавиться от веса

был-то молодой повеса
а теперь седой старик

и картина мунков Крик
не внушает ни-че-го…

просто было у него
много груза, много боли
вот и выплеснул на волю
карапуза из ковша

дальше больше

не спеша
приближаясь к Совершенству
внял искомому Блаженству
маску снял
и оглянулся
- Ниxyясе! - содрогнулся.
- Мiръ повсюду, мир кругом!
и взмахнувши сапогом
ловко, бл@дь, переобулся
прямо в воздухе…

Брателла!

из упрямого Отелло
вылез Гамлет на рожон

вот расстрига
вот пижон

вот уж баловень Судьбы

Станиславский…
“если бы”...

йога
фитнес

БАДы
ЗОЖ

на кого ты стал похож!

превратился в Аполлона

- Ты молилась, Дездемона?!
- Не успела, но хочу…


>>>Что бы произошло, если бы Дездемона ответила Отелло, что не молилась на ночь, а он дал бы ей время помолиться?

Нейросеть:
Это очень интересный гипотетический вопрос, который затрагивает самую суть трагедии. Давайте разберем возможное развитие событий, основанное на характерах героев и логике пьесы.

Если бы Дездемона, будучи абсолютно честной и набожной женщиной, призналась, что не молилась на ночь, и Отелло дал бы ей время помолиться, это кардинально изменило бы финал, но, вероятно, не отменило бы трагедию полностью. Вот несколько сценариев:

Сценарий 1: Молитва как задержка и момент ясности (Наиболее оптимистичный) 
Признание и отсрочка: Искреннее признание Дездемоны ("Нет, мой господин, я не молилась сегодня. Дай мне несколько минут") могло бы на мгновение поразить Отелло. Ее прямота и спокойная просьба исполнить религиозный долг контрастировали бы с его образом "грешницы", которую нужно немедленно наказать. 
Молитва как доказательство невинности: Уходя в сторону, чтобы помолиться, Дездемона вела бы себя не как виновная, пытающаяся спастись ложью, а как благочестивая женщина. Ее искренняя молитва о защите, о нем самом (Отелло) могла бы тронуть его сердце. 
Вмешательство Эмилии: Это дало бы crucial time Эмилии, которая как раз стучится в дверь. Отелло, возможно, уже задумавшийся, позволил бы ей войти. Эмилия сразу бы увидела состояние Дездемоны и подняла бы тревогу. 
Разоблачение: Прибыли бы Грациано, Лодовико и другие. Дездемона была бы жива, чтобы дать показания, а Эмилия — чтобы разоблачить Яго. Отелло был бы арестован, но Дездемона осталась бы жива. Трагедия приняла бы форму суда над Отелло и казни Яго. 
Итог: Дездемона спасена, Яго разоблачен, Отелло несет наказание, но не совершает непоправимого.

Сценарий 2: Молитва как последний обряд (Более реалистичный для трагедии) 
Отелло видит в этом лишь формальность: Отелло настолько убежден в ее вине, что может воспринять ее просьбу не как признание, а как попытку "очистить душу перед казнью". Он бы дал ей время, но его решение не изменилось бы. Для него это подтвердило бы его правоту: "Даже она признает, что ее душа нечиста и нуждается в последней молитве". 
Молитва укрепила бы Дездемону: Используя это время, Дездемона могла бы не молиться о спасении, а принять свою судьбу и найти силы простить Отелло, что она в итоге и делает. Ее последние слова были бы такими же — словами прощения и любви. 
Трагедия все равно происходит: После молитвы Отелло, видя ее умиротворенность (которую он мог бы счесть лицемерием или смирением грешницы), все равно задушил бы ее. Развязка наступила бы на несколько минут позже, но с тем же итогом. 
Итог: Физический исход тот же, но духовный акт веры Дездемоны был бы подчеркнут еще сильнее, делая ее образ еще более святой мученицы, а поступок Отелло — еще более чудовищным.

Сценарий 3: Конфликт и прозрение (Самый драматичный) 
Дездемона проявляет непокорность: Ее ответ "нет" мог бы прозвучать не только как признание, но и как первый акт неповиновения в их отношениях. Это могло бы на секунду выбить Отелло из колеи. Его монолог построен на уверенности, что он — судья, исполняющий правосудие. Внезапное отклонение от "сценария" могло его ошеломить. 
Она задает вопрос: Дездемона могла бы использовать эту паузу не для молитвы, а чтобы спросить: "За что? Что я совершила, чтобы заслужить смерть?" Это прямой вопрос, которого ей в реальности не дали задать. 
Прямое противостояние: Это могло бы привести к более длительной словесной дуэли, где Дездемона активнее защищала бы свою невинность. Шум за дверью (Эмилия) наложился бы на этот спор, и Отелло, возможно, отвлекся бы раньше. 
Итог: Вероятность спасения выше, но накал страстей и драматизм также достигли бы пика.

Вывод: 
Самое главное, что меняет этот гипотетический ответ — время. Несколько минут — это шанс на вмешательство извне (Эмилии) и на внутреннее сомнение Отелло. 
Однако ключевая проблема трагедии — не в том, что Дездемона не молилась, а в слепоте Отелло. Его ревность — это не эмоция, а абсолютная, фанатичная уверенность, подкрепленная ложными "доказательствами" Яго. Он уже вынес ей приговор. 
Поэтому, хотя отсрочка *могла* дать шанс на спасение, более вероятно, что Отелло увидел бы в ее просьбе лишь подтверждение ее "вины" и необходимость "спасти ее душу", убив тело. Трагедия была бы отложена, но не обязательно предотвращена, потому что яд ревности уже отравил разум Отелло полностью.

>>>Итак, Дезедемона говорит: 
- Отелло, я не успела еще помолиться - сначала детей спать укладывала, потом посуду мыла...
Отелло ей:  …

Нейросеть:
Это очень неожиданный и современный поворот! Ваш вариант добавляет бытовой, почти приземленный контекст, который резко контрастирует с высоким трагизмом ситуации. Давайте разберем, что могло бы произойти. 
Такой ответ Дездемоны мгновенно изменил бы атмосферу сцену. Вместо метафизического разговора о жизни, смерти и душе, Отелло столкнулся бы с простой, житейской правдой. 
Вероятное развитие событий: 
Мгновенный диссонаанс и растерянность Отелло. Его монолог построен на образе себя как "судии" и "палача", карающего грешницу. Услышав о детях и посуде, его "высокий" трагический мир столкнулся бы с обыденностью. Он мог бы на секунду опешить: "Какие дети? Какая посуда?" Это могло бы выбить его из состояния слепой ярости и заставить увидеть в Дездемоне не мифическую "блудницу", а просто уставшую женщину, свою жену, которая занималась хозяйством. 
Проявление абсурдности обвинений. Этот бытовой ответ подсветил бы всю абсурдность и нелепость обвинений Отелло. Как можно обвинять в измене женщину, которая только что мыла посуду? Это создало бы мощный драматический эффект — трагедия сталкивается с комедией, и от этого становится только страшнее. 
Возможность для диалога. Этот простой ответ мог бы пробить брешь в стене непонимания. Дездемона, говоря о быте, непреднамеренно доказала бы свою невиновность. Она не была на тайном свидании, она была дома и занималась рутиной. У Отелло мог бы возникнуть вопрос: "Когда же она могла изменить мне, если была занята этим?" 
Вмешательство Эмилии. Эта пауза, вызванная растерянностью Отелло, дала бы еще больше времени Эмилии, которая уже стучалась в дверь. Она ворвалась бы в комнату и застала бы не сцену убийства, а двух растерянных людей, пытающихся понять друг друга. 
Итог: 
С вероятностью 99% трагедия была бы предотвращена. Такой ответ: 
- Дегуманизировал бы образ Отелло: Если бы он и после этого задушил ее, он выглядел бы не трагическим героем, ослепленным ревностью, а настоящим монстром, убивающим жену за немытую посуду. 
- Сместил бы жанр: Пьеса на мгновение превратилась бы в абсурдную драму, а затем — в мелодраму с happy end. 
- Спас бы Дездемону: Ее невиновность стала бы кристально ясна даже ослепленному Отелло. 
Однако важно помнить: Шекспир не мог позволить себе такой ход. Его трагедия строится на возвышенных страстях и роковых ошибках. Бытовые детали разрушили бы весь пафос и глубину финала. Ваш вопрос brilliantly показывает, насколько хрупок трагический мир и как он зависит от условностей.

>>>К черту Шекспира! 
Отелло в смущении, но еще не успокоившись, говорит: 
- Ничего не понимаю! Фигня какая-то! Ладно, давай молись... 
Эмилия успевает войти в комнату.
Далее: …

Нейросеть:
Отлично! Развиваем нашу альтернативную версию, где трагедия уперлась в бытовуху и потеряла весь пафос. 
Далее происходит следующее: 
Дверь с треском распахивается. На пороге стоит Эмилия, запыхавшаяся, с лицом, искаженным ужасом. Она только что услышала от разоблаченного Яго страшную правду и мчится спасти госпожу. 
Она видит следующую сцену: 
- Дездемона стоит на коленях у кровати, но не в молитвенной позе, а больше потому, что устала. Она с облегчением смотрит на вошедшую Эмилию. 
- Отелло стоит поодаль. Он не сжимает в руке подушку, а растерянно почесывает затылок. Его брови грозно нахмурены, но в глазах уже не ярость, а глубокая, непроглядная confusion. Он бормочет себе под нос: "Дети... посуда... Кассио... платок... Фигня какая-то..." 
Эмилия (врываясь в комнату): Синьора! Моя дорогая госпожа! Что тут происходит? Отелло, что вы с ней сделали?! 
Отелло (огрызается, но без прежней уверенности): Молчи! Она молится... перед казнью. Она призналась! Она... мыла посуду... То есть, нет... она была неверна! 
Дездемона (обращаясь к Эмилии, с искренним недоумением): Эмилия, он говорит, что я отдала свой платок Кассио? Но это же невозможно! Ты же знаешь, я его так люблю, я его берегла... Я вчера им вытирала руки после того, как чистила рыбу для ужина, а потом... куда-то его задевала. Должно быть, он упал за сундук. 
В этот момент в дверях появляются Грациано, Лодовико и солдаты, которые привели арестованного Яго. 
Лодовико: Отелло, что сие значит? Венеция требует ответа! 
Отелло (указывая на Дездемону, но уже почти без злости, с оттенком жалобы): Она! Она виновна! Яго мне все доказал! Но теперь она говорит про рыбу... 
Эмилия (вне себя, кричит на Отелло, а затем оборачивается к Яго): О, ты глупец, ослепленный ревностью! Яго! Скажи им! Скажи им сейчас же, что ты лгал! Я сама подняла тот платок и отдала тебе, как ты ни умолял меня его украсть! 
Все взгляды устремляются на Яго. Он стоит со связанными руками. Его холодная маска надменности трескается. Услышав про "рыбу" и "посуду", он понимает, что его гениальный, изощренный план разбился о бытовую неурядицу и рассеянность Дездемоны. Его лицо искажает не злоба, а чистейшее, неподдельное возмущение. 
Яго (с искренним, почти профессиональным презрением): Рыбу?! Вытирала руки?! Не может быть! Это совершенно неэстетично! Я планировал высокую трагедию! А она... она *рыбу чистила*! Весь мой замысел рухнул из-за какой-то селедки! Какая пошлость! 
Финал: 
- Яго уводят, он бормочет что-то о "неблагодарной публике" и "испорченном материале". 
- Отелло стоит в полной прострации. Он не может совершить самоубийство, потому что его трагический жанр уперся в комедию положений. Он просто медленно садится на сундук и повторяет: "Ничего не понимаю... Фигня какая-то..." 
- Дездемона и Эмилия обнимаются. Дездемона плачет, но теперь это слезы облегчения и обиды за несправедливое обвинение. 
- Лодовико (обращаясь к Отелло): Ваша карьера в Венеции окончена. Вы будете лишены чина и отозваны. А вам, синьора... (обращается к Дездемоне) наши глубочайшие извинения. И, пожалуйста, в следующий раз будьте внимательнее с носовыми платками. 
Итог: Трагедия не состоялась. Дездемона жива. Отелло выглядит не трагическим героем, а заблудшим дураком. А Яго навсегда разочарован в искусстве интриг из-за непредсказуемости человеческой глупости и быта.

>>>К черту трагедии в литературе! Их и в жизни предостаточно! Даешь хэпи энд! 
Отелло обращается к Дездемоне: 
- После войны из-за долбаного ПТСР я совсем слетел с катушек. Подонок Яго! Как я мог ему поверить?! Дездемонушка, прости дурака! 
Я груб в речах; к кудрявым фразам мира 
Нет у меня способности большой, 
Нет потому, что этими руками 
Я с семи лет до нынешнего дня 
На лагерных полях привык работать. 
Изо всего, что в мире происходит, 
Я говорить умею лишь о войнах, 
Сражениях; вот почему теперь, 
Здесь говоря за самого себя, 
Едва ли я сумею скрасить дело.
Дездемона отвечает: …

Нейросеть:
(Слезы высыхают на ее щеках, она смотрит на него не с испугом, а с внезапной жалостью и пониманием. Она берет его большую, мозолистую руку в свои.) 
Дездемона: О, мой господин... Я ведь выходила замуж не за придворного говоруна, а за воина. За того, чьи руки в шрамах, а не в рифмах. Ты говоришь о битвах? Так говори. Я буду слушать. Говори о том, как пахнет порох на рассвете, о звоне клинков. Это и есть твоя правда. А моя правда — в том, что я люблю тебя. И мы вместе вылечим эти раны, что не на теле, а внутри. 
(Она обнимает его, прижимаясь к его груди, не боясь больше его силы.) 
Дездемона (тихо, уже почти смеясь): А платок... клянусь, я найду его. Мы вместе перероем всю эту комнату. И если он и впрямь был у этого подлеца Яго, мы предъявим ему улику, и он получит по заслугам. Но не тобой, а законом. Ты же теперь не на войне, мой генерал. Ты дома. 
Эмилия (все еще стоя в дверях, вытирает слезу и фыркает): Ну наконец-то! А то я уже собиралась этим подсвечником... Ладно, помолчу. Пойду, распоряжусь насчет ужина. И для синьора — покрепче чего-нибудь. А то он сегодня себя нехорошо вел. 
(Отелло обнимает Дездемону, и его плечи наконец расслабляются. Не в смерти, а в прощении он находит свое настоящее искупление.)

ФИНАЛЬНЫЕ ТИТРЫ: 
- Яго осужден судом Венеции за клевету и подлог. Отправлен рыть каналы. Вечно ворчит о том, что «злодеям никогда не везет». 
- Отелло и Дездемона уезжают из Кипра. Отелло уходит с военной службы по состоянию здоровья (тот самый ПТСР). 
- Они покупают небольшую ферму в предгорьях. Отелло учится выращивать виноград и иногда, по вечерам, рассказывает Дездемоне о былых походах. Она слушает, затаив дыхание. 
- Дети (те самые, которых она укладывала) бегают по двору. Их двое. И да, у них есть собака. Огромный, добрый дог…

15 - 23.08.2025
[полная версия - https://goo.su/wPKeRb9]