Баллада о сожжённом мосте

Одним движеньем, злым и безнадёжным,
Он вычеркнул её из бытия.
Сказал себе, что с прошлым этим сложным
Покончено. Отныне — только я.
И номер телефона канул в Лету,
Как в реку брошенный ненужный сор.
«Я не вернусь, — он клялся всему свету, —
К чему пустой и глупый разговор?»

Он думал, станет легче, станет проще,
Что боль уйдёт, как талая вода.
Но память — зверь, что ищет днём и ночью
Того, кто предал, раз и навсегда.

Он рвал по-живому, резал без оглядки,
Чтоб только выжечь имя из груди.
Играл с судьбой в безумные загадки,
Кричал себе: «Не жди и не ходи!»
Но каждый вечер, в тишине полночной,
Когда туман ложился на порог,
Он понимал, что этой связью прочной
Навеки их соединил сам Бог.

Он обходил знакомые кварталы,
Где тень её, казалось, всё жила.
Искал приюта в шумные вокзалы,
Чтоб суета забвение дала.
Он обнимал других, пустых и лживых,
Пытаясь их теплом согреться зря.
И в череде ночей нетерпеливых
Встречал один холодную заря.

Он пил вино, он спорил с друзьями впустую,
Молчал, когда о ней вдруг шла молва.
Но знал, что любит всё ещё, тоскуя,
И все поступки — просто трын-трава.

Он рвал по-живому, резал без оглядки,
Чтоб только выжечь имя из груди.
Играл с судьбой в безумные загадки,
Кричал себе: «Не жди и не ходи!»
Но каждый вечер, в тишине полночной,
Когда туман ложился на порог,
Он понимал, что этой связью прочной
Навеки их соединил сам Бог.

А что она? Спросил ли кто-нибудь об этом?
Как ждёт его, не поднимая глаз?
Как молит Бога пред иконой летом,
Чтоб он остыл, опомнился хоть раз.
Она его безумства и обиды
Сносила молча, веры не предав.
Ведь есть любовь, что не для праздной виды,
А та, что выше всех земных расправ.

Так говорят, что лучше рвать и сразу?
Какая глупость... право, господа.
Любить — искусство, а не просто фраза.
И не порвать его... никогда.