Пробежка
- Тъю мать... провалился. - услышат косолапые. Затем ботинок покинет их потолок, оставив дымоход для отсутствующей у них печи. Сквозь него будут с любопытством заглядыыать облачка, проклевываясь через мохнатую геометрию ветвей. Будет слышаться, то сердито-аккуратное, то весело-уверенное пыхтение живого механизма, с каждой секундой уносящегося дальше с хрустом снега, треском веток и глухими шагами по заваленным стволам деревьев.
Я вышел из лесу, перед мною опять раскирпичился оранжевый город. Я выхожу на тротуар, прикидываюсь тротуристом, делаю вид , будто принимаю его многоэтажные асфальтные правила. Я прохожу половину улицы, думая о том, что бред это. Что не может быть в лесу том медведей, а значит и искать глупо. Да, глупости. Зарывшись в свои шаги глазами и мыслями, я не вижу ничего, даже того, что случайно нарушаю свою конспирацию, заходя то на газон, то на проезжую часть. Я бы шёл так и дальше, однако странное чувство чьего-то взгляда заставило меня оглядеться. Дом. Дом. Дом. Дома всегда смотрят. В них проживают сотни глаз, привычка ощущать их всегда, собственно, уничтожила возможность ощущать их. А тут, кто-то, откуда-то...
Поднимаю голову выше. И замечаю солнце. Точнее "сол"... "нце" уже закрыла крыша. Это оно на меня смотрит, спрятав половину себя. Смотрит так... кокетливо? Я вопросительно остановил на нем взгляд. А оно смущается, но продолжает смотреть так, ну как бы выразить, смотрит, будто скромно, будто просит, будто разгадай меня, человек. Что это с ним? Тёплый жёлтый флирт? Оно схватилось током света за мои ресницы, по ним раскрасило без набросков, контуров, так, сразу: крест, жизнью вечную, и почему-то много крылышек перепончатых, таких красивых, разноцветных.
Я отвернулся. Резко, чтоб опомниться, не запомнить. Но запомнил. Автобус - солнце, лавка - солнце, люк, воробей в снежинках - всё солнце. Оно теперь живёт в глазах моих? И греться мне ночами можно?
Пятно из глаз расстаяло внезапно. Куда же? Что значит это?
Шея, потрудись! Верни мои ресницы в жёлтое полушарье, дай узнаю я. Шея потрудилась. Но крыша уже окончательно заселила солнце куда-то под себя, в какую-то неизвестную мне квартирку.
Где же?! Механизм, потрудись! И механизм развёл меха лёгких, заскрипел поршнями ног, ритмично, как паровоз зашумел паром из носа, руками стал цепляться за ненадежную опору воздуха и тряхнул планету. И вот уж слева, справа ускоряются фонарные столбы; под ногами уже не асфальт, а брусчатка моста. Асфальт снова. Крыша та сначала стоит на своём, потом стоит, затем стоит дальше. А между тем, я сам, неожиданно для неё, не стою. И крыше приходится, держась скатами за кирпичные стены, сдаваться и разворачиваться.
И вот я снова вижу солнце! Такое большое! Я моргаю. И каждый раз обнаруживаю новый силуэт, новый образ, новый блик, новое пятнышко. О чем ты пытаешься поведать мне, скромница неземная? А тянет тебя к земле чего во имя?
- Ээй, солнце! - кричу я - Что значит это? Эээй! куда ты уходишь, солнце? До встречи или как?
Оно молчит, отнимая у меня силуэты, блики, пятна. Следует к горизонту, выпятив мне свою алеющую спину. И асфальт впитывает его куда-то под мои ноги, превращаясь в черное и вязкое. Неужто внезапно что-то изменилось в нём? Или нашёлся кто-то получше и нужнее?
Я снова встал, тупо направив взгляд в черное небо, туда где минуту назад я так нелепо распрощался со странной гостьей. Постояв несколько минут, я вновь зарылся в шаги и направился в сторону дома: "Наверное оно обиделось, что я не разгадал... хотя скорее нет. Скорее, все это мне просто показалось... Не может солнце говорить. Я опять все придумал. И медведей в том лесу водиться не может. Глупости!"
Свидетельство о публикации №125082200409