Отрывок из романа Шаманка

                Х               

В аэропорту «Шереметьево», в зале ожидания, сидел ничем не примечательный, пожилой гражданин, каких тысячи, в четырёх аэропортах столицы, и читал сатирический журнал «Крокодил». На лацкане его пиджака, висел Знак «25 лет Победы в Великой Отечественной войне» и Орден Красной Звезды.  До рейса в Читу, которым он должен был лететь, было достаточно времени, чтобы перекусить в столовой «Аэропит» терминала F, где он заказал первое, второе и компот с выпечкой. Перекусив, гражданин, не привлекая внимания вернулся на прежнее место и поудобнее расположившись в кресле, раскрыл журнал на заложенной закладкой странице и углубился в чтение сатирического фельетона на злобу дня. Через какое-то время объявили регистрацию рейса и гражданин, в хорошем расположении духа, проследовал в зону регистрации. Подав билет и поставив небольшой чемодан на весы, он привычно ждал приглашения пройти в зал ожидания посадки в самолёт, но его почему-то пригласили в соседнюю комнату досмотра. Много лет, он совершал перелёты из Читы в Москву и ни разу не возникало ни каких проблем и приглашений в комнату досмотра, а тут вдруг возникло. Не создавая лишнего шума и толчеи у стойки регистрации, надеясь, что это недоразумение он, как можно непринуждённее согласился с требованием девушки, регистрирующей билеты, и прошёл в указанную комнату. В комнате, представитель пограничной службы, произвёл досмотр личных вещей и одежды гражданина и предложил присесть на стул, тщательно осматривая документы, удостоверяющие личность пассажира, проверив их и не найдя причин для подозрений, он передал документы человеку в сером пальто, стоящему спиной к присутствующим и наблюдающим за взлётом и посадкой воздушных лайнеров аэропорта, за огромным витринным окном. Человек, пробежав, для проформы, глазами, по открытой странице паспорта, стал читать по памяти: «Антонеску Сигизмунд Оттович, офицер румынской контрразведки «сигуранцы», с 1941 по 1944годы один из руководителей ликвидации одесского подполья, - сделав небольшую паузу продолжил, - Гумилевский Николай Германович, штабс-капитан контрразведки Юденича, участник белого движения в Прибалтике и Польше. Так кто вы на самом деле? Гумилевский, Антонеску или Торопов, как указано в вашем паспорте?»  И резко развернувшись на каблуках, пристально посмотрел в выцветшие глаза гражданина со знаком участника великой Отечественной Войны и орденом Красной Звезды. «Очевидно, один в трёх лицах, - задумчиво заключил человек в сером пальто, - ну, что Николай Германович, собирайтесь, вы уже прилетели, конечная».
Из боковой двери, вышли два человека в штатском, крепкого телосложения, молча надели наручники и вывели гражданина в ту же дверь, из которой вышли.   

  С утра следующего дня, художник бегал по друзьям и знакомым в поисках денег, но к указанному времени, как не старался, всей суммы собрать не смог. Он догадывался, что не спроста, ему дали в долг большую сумму, не пытаясь вразумить и остановить от опрометчивого поступка. Он чувствовал, как страх пожирает его изнутри и что это необычный карточный долг, о условиях выплаты которого можно было бы договориться с кредитором. За эту игру спросят сполна, не откладывая в долгий ящик. В глубине души он теплил надежду договориться и вручив собранные деньги, вымолить отсрочку под любые проценты или условия.
- Времена, нынче не те, - успокаивал он себя, - теперь, за карточный долг, не режут и не вешают.
Надежда выкрутиться и завязать навсегда, бесповоротно и окончательно, теплилась, где-то далеко-далеко, в глубине души.  В подсобке, среди фанерных щитов, подрамников и старых, сваленных в угол афиш, он, смирившись, ждал расплаты. Устав от ожидания, он перестал вздрагивать при каждом стуке каблуков за дверью мастерской и желал уже скорой развязки, потому что ожидание неизвестного, выматывало его ещё сильнее чем страх неизбежного.
 В дверь постучали и не дожидаясь разрешения, вошли.
 На пороге стоял «Крест». Пройдя в мастерскую, он огляделся по-хозяйски и поинтересовался о карточном долге. Художник, нервно заявил, что не имеет понятия о чём идёт речь. Тогда «Крест» обрисовал ему, в общих чертах, вчерашнюю игру.  Художник покраснел от напряжения, но не отступил и продолжал гнуть своё, что он «Креста» видит впервые и у него точно в долг не брал, а у кого взял, то с тем и договорится о выплате.  «Крест» хладнокровно выслушал и заявил, что этот жалкий лепет, художника, о продлении срока выплаты или уплаты по частям, не катит вообще, ни разу, и что если бы он взял в долг у фраера, навроде себя, то дело можно было бы и разрулить к общему согласию, но дело то в том, что он деньги взял у вора, хозяина заведения, а с блатными такие штуки не прокатывают, не в масть по понятиям, а значит последствия будут радикальные и скорые, если долг не будет погашен к вечеру.
- «Бежать не советую, будет хуже, - заключил «Крест», - если поступишь неправильно, накажу, для начала, пущу твоих баб по кругу, у тебя на глазах, заплатить придётся всё равно, только уже с процентами, так, что советую деньги найти, вечером зайду». И вышел из подсобки в коридор Дома Культуры.   
 Бегать в поисках денег было бесполезно, кто хотел и мог, те помогли и оставалось, только ждать. Уже перед самым закрытием культмассового заведения к нему заглянул, как, между прочим, директор клуба, спросив, как идёт творческий процесс и не нужно ли чего из инвентаря и красок, уже на выходе, бросил, как бы невзначай: «Слышал, тебе деньги нужны?»
- Откуда? - ошарашенно выпали художник.
- По радио объявили, - парировал директор, - короче, я тороплюсь, тебе деньги нужны или нет? У меня, тоже со средствами напряг, машину купил, но могу свести с людьми, решай, только быстро. Ну, что, ты идешь или как?
Художник был в таком состоянии, что приходилось хвататься за любую возможность, времени на раздумья, практически, не было и он согласился.
 Закрыв подсобку на ключ, он проследовал за своим спасителем в его новенькое авто, припаркованное на территории клуба. Судя по направлению движения директорского автомобиля, путь лежал в Третий микрорайон города. Миновав поворот на аэропорт и немного постояв на железнодорожном переезде, пропуская товарняк на ближайшую шахту, машина плавно подкатила к ресторану «Урал».
- Приехали, - весело сообщил директор, распахивая дверцу Москвича 412, - ну, пойдём, порешаем твоё дело, может, что и выгорит, мир не без добрых людей.

 В зале ресторана было не шумно, в будничный день такого аншлага, как по выходным не бывает, но столики, почти все, были заняты. Художник, вслед за директором, проследовал к столику, за которым сидел «Грек».
- Какие люди? По нужде или вечерок скоротать? - не отрывая головы от тарелки с закуской, - полушутя поинтересовался «Грек», - ладно, иди, мы тут сами покалякаем, комедию ломать не будем.
Директор удалился, почтительно кивнув головой в ответ, оставив, художника, стоять столбом у стола.   
-  Слушай сюда, - без прелюдии обратился «Грек» к художнику, - ты, оказывается, в долгах, как в шелках и должен не только мне, вальнуть тебя дело не хитрое, но видишь ли в чём дело, кредиторы твои тогда мне предъявит, а мне это зачем, да и смерть заслужить ещё надо, и дело это чего-то да стоит. В общем пока так, дышать будешь, как я скажу, через раз, значит через раз. Пока я не порешаю с теми, кому ты должен, а пока, поработаешь на меня, а там видно будет, а если заслужишь, то возможно, и долг прощу и сверху накину. Понял?
- Понял, - поперхнувшись выдавил художник и замахал головой в знак полного повиновения и согласия.
 «Грек» махнул кому-то в зале и к столику подошёл «Крест».
- Всё, он твой, - обратился он к «Кресту», - обоснуй ему, что нужно, подоходчивее и отправь домой. 

Художника довезли за пару улиц до дома и высадили в тихом месте. Он добрёл до подъезда, поднялся в квартиру и рухнул, не раздеваясь, на кровать.

Утром в его подсобку заскочил «Крест» удостовериться, в точности ли дошло до художника всё, о чём он с ним говорил.
Художник сидел спиной к двери и грунтовал холст, предназначенный для афиши фильма «Корона Российской империи, или Снова неуловимые».
- Малюешь, - бесцеремонно от двери приветствовал «Крест», прикрыв дверь и сев напротив, вполголоса спросил, - ты вчера точно всё срисовал, что от тебя требуется? Мне нужно знать буквально всё, что делается в твоей хате, про каждого, персонально. О чём говорят, чем дышат, кто с кем в контрах или дружит, всё очень подробно и до мелочей. Особое внимание вохровцу, в каких отношениях с соседями, просьбы, услуги, во сколько приходит, во сколько уходит, заведи записную книжку и всё туда и мне на отчёт. Жена и сын под особое наблюдение – это его слабое место, на них легче всего проколоться, поэтому глаз с них не своди. Подружись с мальчишкой, возможно, и ляпнет что нужное. Мелочей быть не может, ты художник, набросай психологический портрет каждого, как сможешь, а я погляжу. Но главное, о чём они говорят и что обсуждают наедине. Не знаю, стены сверли или под кроватью у них пропишись, но я должен знать всё до тонкостей, ты, мои глаза и уши, в этой хате. И ещё, вохровец, ищет кого-то, но пока, очевидно, не нашёл, поэтому, срисовывай его настроение, каждый день, чтобы понимать, как идёт поиск. Хорошо бы поскрести по сусекам в его столе и чемоданах, возможно, что и найдём или наколочку, кого он ищет. Что-то мне говорит, что это козырной туз, по всем раскладам козырной и очень дорогой. Сделай слепок ключей, мы пошманаем по-тихому. И помни: «Шаг влево, шаг вправо — считаю побегом. Прыжок на месте расцениваю, как попытку улететь. Стреляю без предупреждения!». Меня не ищи, я всегда рядом. 
В коридоре послышались шаги и в дверь три раза, отчётливо, постучали.
- Всё, мне пора, завтра заскочу, - поднимаясь со стула, подвёл черту «Крест», - и не суетись – это всегда бросается в глаза.