48

Я падал. И я поднимался опять.
Я брёл через горестный век.
И если я нехотя двигался вспять, –
Мне просто был нужен разбег.

Судьба же моя походила на спринт,
Желаниям всем вопреки, –
Поскольку меня окружал лабиринт,
Где ждали одни тупики.

Я долго скитался в неоновой мгле
Бессмыслицы жизни земной,
Не зная, зачем я живу на земле,
Где брёл минотавр за мной.

Летел в полумраке угрюмо вослед
За вздохом озлобленный вздох.
Когда же в тоннели мерещился свет,
Я чувствовал в этом подвох.

Порою всё в жизни валилось из рук,
Когда доходил я до дна
И чувствовал стены глухие вокруг,
Где лишь безысходность одна.

На этой не худшей из худших планет –
Задолго до первых седин –
Попутчики часто сходили на нет.
И я оставался один.

Искал я бессонно, как будто в бреду,
Совсем позабыв про покой:
Откуда я вышел? Куда я бреду?
И смысл у жизни какой?

Шептали невзгоды мне: «Остановись!» –
Желая свести на погост.
А сверху давила кромешная высь
В мерцающих оспинах звёзд.

Дразня ускользала сакральная суть
В кромешную бездну потерь.
И длился, и длился бессмысленный путь...
И длится, и длится теперь...

Написано, видимо, так на роду,
Такая мне светит звезда, –
Что всё до сих пор я куда-то бреду, –
Не зная: зачем и куда...