К автопортрету I отрывок

               
Рисую не автопортрет,
А долгий путь на контуре портрета:
Уже почти  девять десятков лет
Со мною вместе кружится планета.
Как много изменилось на земле,
Грядущие пути  необозримы,
Лишь постоянен ( думается  мне)
Большой  бардак в стране моей любимой.
В кругу родных, в кругу своих друзей,
Весь внешний мир оставив за порогом,
Возможно напишу задуманное  в срок,
Отпущенный для этого мне Богом.
И я за Господа поднял  бы первый тост,
Хотя не знаю: можно ль пить за Бога,
Бог сделал так, чтоб был мой путь не прост,
Но интересной  выдалась дорога.

Когда еще в пеленках я лежал
И никого и ничего не ведал,
В наш дом раввин какой-то забежал
И в будущее мне  пути отрезал.

О сколько довелось мне пережить,
Обиды эти я храню поныне,
Когда в лицо бросали слово «Жид»,
Еще когда я жил на Украине.

И это продолжалось много лет
Где я служил, когда распределялся
Я не скажу: такого больше нет,-
Антисемитский след, как не крути,  остался.

Теперь другое слово-«русофоб»
При том , при всем всегда весьма открыто
Встречается нам чаще слова «жлоб»,
И даже чаще слов «антисемиты».

Я часто забываю, что я стар
Что для меня опасна и простуда
И в организме есть уже места,
Ослабленные жизнью до паскудства.

И скоро я уйду в небытиё
Как жаль,  что не  смогу я вам ответить,
Как там на небесах  отпетое жулье
Наш справедливый Бог  безжалостно  отметит.

Уже не веруя нисколько в коммунизм
И избегая самых разных   «измов»,
Я все же выбрал  как-то  «эскапизм»
Что сильно здоровей для организма.

По-видимому, часто неспроста,
Мы равнодушных издревле не любим.
Но в эскапизме главная черта:
Не лгать себе и, безусловно,  людям.

Уже мне столько лет, что пофигизм,
Уже давно приходится в мне впору.
Тем паче, что не верю в коммунизм,
Ни в православие , и ни в Коран, ни  в Тору.

Из всех сторон не приемлю ни одну.
Мне недоступны истины простые,
И безразличны моему уму
И  красные и  голубые.


Живу на первом этаже
В    иерархии этажной.
Я не был чьим-то протеже
Да и сейчас это  неважно.

А очень важно кем я был
И вскормлен чей большой заботой,
Где я учился , где служил,
И кем полвека я работал.
 
Не олигарх и не злодей,
Свой кошелек набивший туго,
Живу спокойно, без затей
С своею верною супругой.

Ни Богу сын, ни Черту брат,
Я избегал больших конфликтов,
Чтоб не зарезали меня
В кабине социальных лифтов.

Я пережил восемь вождей,
По сути, три лихих эпохи,
И непонятны мне теперь
О прошлом горестные вздохи.

Я не скажу, что мир - Эдем,
Еще нам долго ждать рассвета.
Но есть прогресс : из смертных тем
Исключена  покаместь эта.

Великий кормчий и злодей
Великий мастер дел державных
И не было среди людей
Во всей Вселенной ему равных.

Не  веруюшим был тот век
Но он  тогда  казался  Богом:
И просвещенный человек,
И как бандит с большой дороги.
И он святым при жизни слыл
И в таком же лике явлен,
Видно мало загубил
Он на свете православных.
Он ли церкви не взрывал,
Хитроумный генацвале
Снова захотелось вам
Петь в кровавом карнавале?
Чтобы снова вся страна
Вся покрылась лагерями
Действуйте, но без меня,
И страна моя не с вами.


Зачем же люди любят власть
И какова ее природа?
Неужто чтоб безмерно красть
Богатства своего народа.
Красиво жить, креветки есть
И возводить  себе хоромы,
Страшась, что позабыв про честь,
Друзья до срока похоронят.
      
Загадочно скончался наконец
И, как все смертные, сложил главу на плаху,
Как тысячи людей заплакал мой отец,
Я много уже знал и потому не плакал.
А было мне всего семнадцать лет,
Тогда учился я в вечерней школе,
Не ведая ещё, что я в душе поэт
Работал слесарем  в три смены  на   заводе.

Тогда и завелось   «дело врачей»
( В газетах так то дело называли)
Они травили чем-то москвичей
И яд вместо лекарств чиновникам давали.
Не помню, что тогда мне говорил отец.
Скорей всего, он партии поверил,
А я подумал: всё, евреям всем        … ц,
Поскольку те  врачи,  как на подбор, евреи.
Но партия тогда сдала назад:
Мол над евреями не мы, а вождь наш издевался
И хоть  был отменен объявленный джихад,
Антисемитский  след  на долгий срок остался.