В литературной Мекке

В литературной Мекке открыты ворота хаджа –
Вас приглашает лично monsieur Tourgueneff,
Он играет калифа. И хоть мест в городском пейзаже
Здесь легко бы хватило ещё на десяток гениев,
Каждый из них считает, что именно он тут главный.
Наш охотник в засаде, но дичи он ждет напрасно.
В парке играют дети, не зная, как здесь опасно –
Тело его пьедестала школьной фонит программой.
Неподалеку Бунин, на круче в закрытой позе,
Тут же с холма открывается вид чудесен.
Нобелиат отвернулся, пейзаж ему не интересен –
В думах нелегкий выбор между стихом и прозой.
Ну а хитрый Лесков застолбил уже место свято,
Сел и сидит – видно, ждет, пока подойдет Андреев.
Рядом рубака Ермолов машет саблей из-за деревьев,
Конь его лихо скачет мимо сгоревших хаток.
Эй, пропустите его к театру – там сегодня дают премьеру.
Старый вояка сердит: из-за этого карнавала
Он никогда уже не догонит царя Ивана.
Тот в безумном спектакле играет миссионера –
Кого на кол, кого в котёл, кого просто побить камнями...
Ну да Бог с ними и с их конями.
Многострадальный край тиранами обеспечен –
Ты узнаешь его по делам, пусть на нём добряка личина.
Впрочем, даже Ильич здесь по-своему человечен:
С определенной точки видно, что он – мужчина.
И в коммунизм он не манит народ ладошкой –
Всей пятерней упирается в землю – мол, остановитесь!
Лучше возьмите кофе и улицей вниз пройдитесь,
Где на тёплой брусчатке нежатся рыжие кошки.
Их безмятежный сон здесь всегда под сплошной охраной
Танков и артиллерии – злющей войны орудий.
В паре кварталов отсюда врага не пропустит Гуртьев –
Издали видима сила спокойного великана.
Город умеренно-южный рано ко сну отходит,
После полуночи статуи тихо по улицам бродят,
Но никто их не встретит, разве что пьяный гуляка,
Ёж в высокой траве и бегущая по конубрям собака.

2018