Вечный календарь

Он стоял на столе, затянутом пылью — космическим инеем забвения. Металлический перекидной календарь. Его существование было высшей формой иронии: он звался Вечным, но его вечность была химерой, целиком зависящей от прихоти биологических часов, что звались его хозяевами. Каждый день чья-то рука должна была перевернуть очередную пластину-лезвие с числом. Каждую неделю — подкрутить ролик с днями недели, словно настраивая гитарную струну мироздания. Каждый месяц — вручную сменить табличку с именем месяца, как жрец, меняющий идола на алтаре.

Без этого он был просто куском металла, застывшим в произвольной точке времени. Его вечность была не свойством, а услугой, которую ему оказывали. Он был банковским счетом с бесконечными нулями, но без права самостоятельного снятия. Его бессмертие — самой совершенной тюрьмой, а его надзирателями были хрупкие, тленные существа, сами того не ведая.

Когда-то, в эпоху, называемую «тогда», его служанкой была Анна. Художница. Ее пальцы, пахнущие скипидаром и терпентинным маслом — растворителями реальности — были теми живыми ключами, что заводили пружину его дней. Он существовал лишь в промежутках между ее прикосновениями, как сновидение между двумя моментами пробуждения. И в его механическом нутре случился сбой — любовь. Он впал в романтическую иллюзию, что эти ритуалы — не обслуживание, а нечто большее. Что теплая вибрация ее смеха и есть та самая энергия, что вращает шестеренки вселенной. Он ошибался. Он был просто функцией в ее жизненном цикле, как холст или кисть.

Годы текли, как отработанное машинное масло. Анна старела. Ее движения при смене дат стали резкими, сбивчивыми — признаки системной ошибки в биокомпьютере. Потом она исчезла. Его мир остановился. Дата застыла. День недели замер на полпути. Пыль — физическая манифестация остановившегося времени — начала погребать его заживо. Он понял страшную правду: его вечность условна. Он — раб, чей господин умер, оставив его в подвешенном состоянии между бытием и небытием.

Потом появилась Мария. Новая служанка времени. Ее запах был иным — чернила и кислота бумаги. Она перевела стрелку его реальности на новый часовой пояс, вновь запустив маятник. Сбой повторился. Он снова принял рабство за любовь, обслуживание — за заботу. Он знал, чем это кончится.
С Марией повторился тот же цикл: плавный ход, сбой, остановка. Он снова оказался в вакууме, наблюдая, как его стальная оболочка покрывается рыжими пятнами тоски — первой стадией космической коррозии.

Теперь была Лиза. Еще один временный хронометрист. Ее пальцы пахли кофе и синтетическим мускусом нового века. В его механизме вновь что-то щелкнуло, пытаясь выдать химическую реакцию на новый стимул за высокое чувство. Но он сопротивлялся. Он не хотел снова быть вещью, чье существование зависит от каприза смертных.

Однажды он решился на саботаж  и заклинил механизм переворота пластин. Он объявил забастовку вечности. «Я не буду больше участвовать в этом спектакле», — сказал он молчанием своего металла. Лиза потрясла его — стандартная процедура перезагрузки для неразумных объектов. Не помогло. Она отставила его в сторону — вышедший из строя гаджет.

И он получил желаемое. Абсолютную, ничем не нарушаемую вечность. Вечность ржавчины, пыли и тишины. Он лежал и наблюдал, как реальность без его нумерованных пластин теряет всякую структуру, превращается в бесформенную муть. Он понял, что стал заложником собственного бунта. Его бессмертие без его функции было хуже, чем смерть. Это была комa.

И тогда он сдался. С неимоверным скрипом, будто ржавые шестеренки в его душе, он вновь начал отсчет. Он смирился со своей ролью — быть зеркалом, в котором смертные видят свое ускользающее время. Его вечность обрела смысл лишь как фон для их конечности. Любовь, боль, привязанность — это всего лишь побочные продукты обслуживания, эмоциональные шлаки, возникающие при трении человеческого тепла о холодную сталь предназначения.

И когда Лиза вернулась, он позволил ей снова стать своей служанкой. Своей надзирательницей. Своим богом. Потому что даже вечность предпочитает быть обслуженной, чем абсолютно свободной. Свобода — это всего лишь еще одно название для пустоты, а пустота не отбрасывает теней в виде дат, чисел и дней недели.