опять школа
как всегда, не подготовившись и не в теме, даже не заморачивюсь.
Потому что за спиной у учительницы на заглушающей окно ткани
весьма милый натюрмортик.
Все шумят, да и лоботрясы они, похоже, не меньше меня, и я решаю,
что вполне уже могу просто подойти и рассмотреть картинку вблизи.
Безобразно написано на самом деле, что я и констатирую, а учительница
преспокойно соглашается.
Вернувшись на место, обнаруживаю на своей седушке гитару и на полу чехол от неё.
Уж не теракт ли! – сразу же догадываюсь я, замечая и торопливо выскальзывающего
из аудитории парня. Устремляюсь следом, но – где же выход! В коридоре какая-то из студенток указывает мне на него, уже очевидный и для меня. Но поиск мой всё же был слишком долог, и на улице меня догоняет-таки грохот и волна взрыва. Лучше было бы оставаться внутри – убеждаюсь я, получая в спину довольно увесистый кусок его смертоносной дряни.
Пусть и сгорбившись от боли, я всё же на ногах и продолжаю движение прочь и подальше.
Меня обгоняет мужчина. Прошу его помочь мне хотя бы избавиться от торчащего в спине
неудобства. Он откликается, но решает, что случай сложный, и необходимо к врачу.
В окончательном омерзении от ситуации просто иду дальше и встречаю родителей.
Разумеется, сразу ругань: шляюсь чёрти где, чёрти с кем же и связываюсь, маюсь чепухой,
мню о себе ерунду и живу вообще непонятно зачем; а надо бы замуж, и чтобы мужик был с квартирой, деньгами, связями...
– Я художница.
– Не выдумывай, дочь!
– Ты, мама, глупая и несчастная женщина, да ещё и сама этого не знаешь.
– Слышишь, что тебе доченька говорит?
Это уже батя, по обыкновению, скромненько резонирует.
Иду дальше. Даже осколок в спине как-то рассосался. Родители в меру – это неплохо.
Но всё-таки пусть уже где-нибудь там, позади, меж собой, и развивают дискуссию.
Им и самим так лучше, умнее и интереснее, да и в правоте своей гораздо неопровержимее.
А вровень со мною уже какой-то красавец – похож на актёра из балабановского кино –
та самая самая-главная-сволочь, что торгует людьми и убивает последних честных ментов.
Мой базар с родителями явно подслушан – иначе с чего бы эта попытка затеять со мной
что-то вроде стихотворного диалога в духе Маяковского – слышу то ли «грот», то ли «в рот», то ли «брод» и заканчиваю, включаясь в игру: отъебись от меня урод.
Всё и без того предельно гнусно и глупо, но он
ещё и отирает свою чем-то слегка засахаченную туфлю об мои кеды.
– Они же белые, видишь! – возмущаюсь я – К тому же, и слышал ведь, я художница!
– А я поэт! – объявляет он с нисколько не уступающим моему самомнением.
Мы хохочем: дескать, ну это-то, уж конечно же, всё меняет, – и идём теперь рука об руку.
Свидетельство о публикации №125082000525