Степнин
Мой бедный выдающийся поэт!
Печальный,как положено поэту;
Ты выбрать смог из тысячи примет
Свою неповторимую примету.
Но в том ли золотая благодать,
Что,ставшая простым возвратом ссуды,
Есть у людей привычка умирать —
Давнишняя,как войны и простуды?!
Умрёшь и ты,как ласточка,стремглав,
И будут губы пахнуть землянично;
Хотя почить в постели — здесь ты прав—
Для стихотворца слишком прозаично.
...С тобой мы познакомились зимой
В деревне, состоявшей из названья,
Куда меня Пегас бескрылый мой
Втащил к родной сестре на проживанье.
Я помню: в предрассветном молоке
Разлапистые сгорбленные липы
Брели к седой заснеженной реке,
Как вдовы с похорон брести могли бы.
Поутру,с тростью ясеневой,вдоль
Церковных стен смотреть я шёл иконы,
Ловя на слух прерывистый бемоль
Снижающейся угольной вороны.
Там,где тропа петляла,муча глаз,
Как будто нить прабабушкиных пяльцев,
Я путника приметил; он тотчас
Сказал:"Степнин", и я ответил:"Пальцев".
Он был потусторонним чудаком,
Имевшим вид побитого ребёнка,
И барскую привычку коньяком
Удабривать варёного цыплёнка.
Он был непоправимо одинок;
В деревне он сыскал тот вид покоя,
Где можно при наличьи пары ног
Шагать путём не труса, но изгоя.
Мы быстро с ним сошлись — и вечера
Наполнились экспромтами и грогом;
О чём мы толковали до утра?
О многом, разумеется, о многом!
В деревню он был сослан под надзор,
И ежедневно,пачкая ботфорты,
Ходить был должен на казённый двор
Отметиться у местной держиморды.
Он рисовал окурком на стене,
И кашлял,отдуваясь, словно рыба;
Ему я подарил своё кашне —
И он шестнадцать раз сказал "спасибо".
2.
Однажды вслед свиданию с женой,
Приехавшей на лошади отцовой,
Он бледен был какой- то неземной
Неистовою бледностью свинцовой.
Его не узнавал я. Он дрожал,
Бил кулаком в бревенчатую стену,
И нож держал,как брутовский кинжал,
И бормотал невнятно про измену.
Потом всё как- то улеглось само,
Нежданно власть сменила гнев на милость,
И он уехал. Вот его письмо.
Он пишет: "Жизнь моя переменилась!
Я нынче в моде, в твидовом пальто,
Притягиваю взгляды,вздохи, слухи;
Мой список донжуанский был за сто —
Теперь за двести.Дурочки и шлюхи.
Печатаю статейки за гроши,
А мне б родиться при Октавиане,
Или Нероне.Оба хороши.
Уеду к чёрту с дыркою в кармане!"
И он уехал.Бедствовал сперва,
Переходил с пособия на гранты,
Потом его жестокие слова
Цениться стали,словно бриллианты.
Он иногда мне присылал стихи,
И спрашивал: "Ну как, старик — недурно?"
( Стихи по форме были неплохи,
Но содержаньем — гробовая урна).
Когда однажды грянул некролог,
То было нечто вроде подтвержденья,
Поскольку он давно уже продрог:
До нашей встречи.Или до рожденья.
Битком был на прощаньи полон зал;
Металась в стенах "Апассионата";
Его похоронили,я узнал,
В моём кашне, подаренном когда- то.
Через полгода после похорон
Мне выпало письмо из высей самых;
Он мне писал:" А помнишь, мы ворон
Учились различать по голосам их?
Ты приезжай. Такая тут зима,
Что забываешь,право, кто мы,где мы...
Как долго ждать приходится письма!
У здешней почты — вечные проблемы."
И напослед: "Как вспомнишь Степнина —
Купи на ужин сладкого вина".
1992-2025
Свидетельство о публикации №125082003947