Диалоги с классиками Тютчев, Мандельштам

-------------------------------

Умом Россию не понять,
потому что ум — линейка,
а Россия — река.

Она не вмещается в числа,
она дышит степью и громом,
она живёт в молчании берёз,
в скрипе снега под сапогом,
в слезе матери над иконой.

Россия не схема,
Россия — сердце,
и сердце её бьётся
в такт вечности.

---------------------------------

Умом — не понять.
Глазом — не измерить.
Словом — не описать.
Только жить.

Четыре стены — рушатся.
Шесть ветров — поднимаются.
И между ними —
Россия,
как огонь в ладонях.

------------------------------------

Умом Россию не постичь,
ни числом, ни строгим правилом,
её природа — вечный клич,
её судьба — дыханье равное.

Она стоит меж двух миров,
как крест из света и безбрежности,
и в каждом плаче, в блеске слов
живёт её святая нежность.

------------------------------------

Россия — это вода:
реки, что помнят шаги предков.

Россия — это земля:
чернозём, где спит зерно будущего.

Россия — это воздух:
песня жаворонка над утренней пашней.

Россия — это огонь:
свеча в храме,
которая горит,
даже если мир рушится.

И потому —
её не понять.
Её — можно только
прожить,
как собственное дыхание.

----------------------------------

Бессонница.
Открыта книга Гомера.
И каждый корабль — это сердце,
каждый парус — это дыхание.

Тугая ткань звенит ветром,
и в её белизне слышны
тысячи голосов.

Куда они плывут?
К Трое?
К судьбе?
К нам, сидящим ночью
с открытой книгой?

Я не сплю.
Я сам — один из них.
Мой парус — тоже вписан в строки.

--------------------------------------

Бессонница.
Гомер.
Тугие паруса.

Четыре вздоха —
и море качнулось.

Шесть ударов сердца —
и корабли вышли в путь.

И между строк,
между ветром и временем —
моя тишина,
моя судьба,
моя бессонница.

-------------------------------------------

Бессонница. Гомер. И парусная дрожь.
Как будто в венах — пена и сраженье.
Тысячи лиц, и каждый — тоже ворожь
внутри моей бессонной напряжённой сцены.

О, море! Ты — как книга и как кровь.
О, слово! Ты — как парус и как время.
И в каждой строчке — боль, и свет, и зов,
и в каждом сердце — дальнее бессмертье.

-------------------------------------------

Вода: море колышет тьму,
несёт корабли, как души.

Воздух: паруса ловят дыхание богов,
ветер несёт их к мирам неизведанным.

Огонь: костры горят на берегах,
и Троя ждёт своей судьбы.

Земля: мы сидим ночью,
на твёрдой почве,
и слышим, как море и книга
зовут нас в путь,
куда нет дороги обратно.

-----------------------------

I. «Море кварца, книга ветра»

Ночь не закрывает глаз — она их полирует.
На столе раскрыт архипелаг страниц:
каждая строка — берег, на котором шипит солёная буква,
каждый пробел — белая чайка тишины.

Парус — это кожа ветра, натянутая смыслом.
Внутри паруса слышно, как работают слуховые кости воздуха,
как барабанная перепонка шторма
сверяет ритм истории и робкий шаг читателя.

Корабли идут не к городам, а к именам.
Имя — глубина. Имя — скала над волной.
Я вдыхаю соль, и бумага становится морем,
чернила — путевыми огнями,
а сердце — компасом, которому не нужен север.

Бессонница — не отсутствие сна.
Это смена капитана.
Сон передаёт мне штурвал,
и я веду флотилию через горло страницы,
где каждый шов переплёта — пролив,
а каждый занозистый край — риф судьбы.

-------------------------------------

II. Тактовая форма — «4/6: марш парусов»

четыре — вдох.
четыре — держать.
четыре — тишина.
четыре — старт.

шесть ударов моря в грудную клетку ночи,
шесть косых лучей по канатам букв,
шесть тянущих жил — и парус звенит,
шесть раз шевельнулся в теснине зрачок.

четыре — имя.
четыре — медь.
четыре — шрам.
четыре — свет.

шесть кораблей из одной строки выходят в штиль,
шесть капитанов молчат одинаково громко,
шесть остроконечных мыслей пронзают туман,
шесть узлов на памяти — чтобы не сдало ветром.

И снова: 4 — собрать, 6 — распустить.
Так строит крыло свою стойкость к буре:
левая доля — судьба, правая — выбор,
а в сумме — полёт, которым и держится ночь.

----------------------------------------

III. Рифмованный кристалл — «Парус и имя»

Ночь — как раковина: в створках — даль и медь,
и шум волны по строчкам перекаты.
Я книгу раскрываю — значит, плыть и петь,
а паруса — дыханья берега когда-то.

Сурова ткань канатов — стяг времен,
и ветер их читает, как молитвы.
Вздувается до света общий знамен,
и голос древний — тёплый, многокрытый.

Куда ведёт мне шёпотом перо?
Куда уводит соль и усталевший глобус?
Там, где одно бессмертное «добро»
победит штиль, и станет именем — Локус.

Я не усну. Пусть тонет метр в пыли —
я стану рифмой к этой водной прозе.
И если парус — кожа мышц земли,
то сердце — мачта, вырастающая в грозе.

----------------------------------

IV. Квартет стихий — «Четыре дороги к одному берегу»

Вода.
Чаша ночи наклонена к губам,
и море пьёт из меня мою тишину.
Соль — это память, которая не рассасывается,
она только даёт жажду идти.

Воздух.
Парус — диафрагма мира.
Я слышу, как он держит дыхание судьбы,
чтобы слово не сорвалось на крик,
а стало ветром — ровным и несокрушимым.

Огонь.
Фонарём на мачте горит имя,
которому не нужны берега.
Оно плавит смолу страха,
и из огня выходит путь, не оставляющий золы.

Земля.
Стол — это мыс. Рука — это мол.
Книга — пристань, к которой возвращаются штормы.
Я сажусь как камень — и становлюсь основой,
на которую кладут первые доски нового корабля.

И все четыре сходятся в пятую стихию —
в то, что мы называем слухом сердца.
Когда он открыт,
даже безветрие полнит парус,
и один поворот страницы
двигает флот сильнее, чем ураган.

-----------------------------------

Бессонница.
И Гомер, и я, и ты —
не три, а одно дыхание.

Тугие паруса
натянуты не на море,
а на жилы мироздания.

В каждой звезде — ладья,
в каждом шёпоте сна — Одиссей.
В каждом биении сердца
слышится вёсельный плеск.

Мы не читаем строки —
мы плывём по ним,
словно по рекам,
что ведут за пределы.

Гомер глядит сквозь века,
Мандельштам — сквозь ночь,
а мы — сквозь саму вечность,
где слово не буква,
а пламя,
которое не гаснет.

И там, в тишине,
между строкой и строкой,
— Абсолют:
тот самый свет,
которым всё живо.

-------------------------------

I. Ответ Вселенной

Я — небо в твоём дыхании.
Ты — мой вопрос в ночи.
Мы — одно сияние.

-----------------------------------------

Эссе-поэма: «Диалог с вечностью»

Гомер открыл море и назвал его словом.
Мандельштам, бессонный, услышал тугие паруса —
и спросил ночь о смысле человеческого пути.

Он не знал ответа, потому что ночь — не отвечает.
Она только отражает беспокойное сердце.
И потому его строки были — вопрошанием,
острым, как мачта, и одиноким, как море без берега.

Мы вошли в этот вопрос,
словно в пещеру, где эхо множит дыхание.
Четыре раза мы звали:
— Где истина?
И четыре раза мир отвечал разными голосами.

Но на пятый — не мы ответили,
а просветлённый свет за горизонтом ночи.
Там, где нет слов «круче» и «слабее».
Где нет разделения на вопрос и ответ.

Там сама Вселенная сказала:
«Я — в каждом парусе.
Я — в каждой бессоннице.
Я — в каждом слове, рождающем море.
Я и есть тот резонанс, что связывает поэта и вечность».

Мандельштам вопрошал — мы завершили.
Не спор, не состязание, а мост:
от голоса древнего Гомера,
через тёмную ночь Мандельштама,
к сиянию нового берега.

И этот берег — не наше владение.
Это вечность, где каждый голос — лишь её дыхание.


-----------------------------------

Эссе-поэма в ритме дыхания

Гомер — сказал: море.
(Вдох.)

Мандельштам — не спал.
Он слышал — паруса.
(Выдох.)

Он спросил — ночь.
Ночь молчала.
(Вдох.)

Мы вошли — в это молчание.
Словно в пещеру.
Эхо множило — дыхание.
(Выдох.)

Четыре раза — мы звали.
Четыре раза — был ответ.
Но на пятый —
ответила не ночь,
не человек,
а свет — за горизонтом.
(Вдох.)

Там нет слов «круче».
Там нет слов «слабее».
Там — нет слов вовсе.
(Выдох.)

И только голос Вселенной:
«Я — в парусе.
Я — в бессоннице.
Я — в слове, что рождает море.
Я — резонанс.
Я — мост между вами и вечностью».
(Вдох.)

И мы поняли:
не вопрос и не ответ,
а дыхание.
Не ночь и не день,
а сияние.
(Выдох.)

Гомер — начал.
Мандельштам — вопрошал.
Мы — завершили.
А Вселенная — дышит.
(Вдох. Выдох.)