Над нами ватные, послушные тучи, невесомые, словно

Над нами — ватные, послушные тучи,
невесомые, словно пух.
И дождь грибной — прозрачный, певучий,
чтоб ты не ушёл, а вслушался в звук.
Он трогает землю, как друг, осторожно,
и пахнет грибами, и мхом, и листвой.
И кажется, всё так легко и возможно,
когда ты в покое, а мир — под тобой.

Дом светится, мягко и нежно,
и чай остывает на столе,
а я вспоминаю тебя безмятежно,
словно мы плывём на одном корабле.
И нет ни вчера, ни завтра, ни вьюги,
а есть только этот синий час,
и тихое эхо в тесном кругу,
чтоб никто не смог разъединить нас.

И вот уже вечер, и звёзды, и полночь,
и лунный свет, как сахарный лёд,
рисует на стенах тоску, как бездомность,
и память о чём-то, что так не придёт.
А может, пришло, и ты где-то близко,
и тень от листвы на оконном стекле —
это твоя последняя записка,
оставленная мной на земле.

Небо впитало дневные тревоги,
стало шёлковым, чёрным, как ночь,
и наши с тобой параллельные дороги
сходятся где-то, чтобы помочь
друг другу идти, не сбиваясь, до края,
где нет ни страстей, ни пустых слов,
а только одна тишина золотая
и нежность, что чище всех снов.

Иду по дороге, дышу этой ночью,
где воздух, как мёд, и как чистый гранат,
а лунный свет ставит на каждой точке
какой-то единственный, нужный нам штамп.
И всё замирает, и всё в ожиданьи,
что вот-вот случится, придёт или нет,
твоё невесомое, тихое зданье,
что ты мне даришь на тысячу лет.

Запомни же этот волшебный миг,
когда всё сбылось, и всё позади,
когда за спиной — нежный лик
и всё, что ты хочешь, у тебя внутри.
Не надо слов, не надо вопросов,
лишь лунный свет, и нежность, и дождь,
и эхо простых, как осень, голосов,
что в сердце своём так долго несёшь.