Великое отключение. Часть 2. Письмо

Письмо пахло чужим городом — затхлым, сырым, чужим. Не берлинским кофе и свежей выпечкой. Анна сидела на кухне, сжимая в руках листок, исписанный неровным, торопливым почерком, который она не видела больше месяца.
«Ань, родная, прости, что молчал так долго. Писать было нечего, кроме плохого. Командировка сорвалась, контракт разорвали в первый же день. Денег нет. Те, что были на карте, не снять. А потом... потом меня обчистили. Группа людей, говорящие по-украински отобрали всё: паспорт, телефон, последние наличные. Оставили в чужом городе с абсолютным нулем.

Мне помог один человек, Ганс, бездомный. Он поделился едой и показал, где можно... переночевать. Я сейчас живу под мостом, Обербаумбрюкке. Ань, я превращаюсь в бомжа. Это ужасно. Я не знаю, что делать. Помоги как-нибудь, пожалуйста. Я пытаюсь дойти до посольства, но без документов меня даже не слушают. Целую тебя бесконечно, твой Герман».

Бумага хрустнула в ее пальцах. Под мостом. Бомж. Слова не складывались в картину. Ее Герман, в идеально отутюженной белой рубашке, читающий лекции по архитектуре, — и мост. Она представила его длинные, тонкие пальцы, сжимающие не ручку, а грязную кружку для подаяний, и ее вырвало в раковину.

В дверь постучали. Резко, настойчиво. Анна вздрогнула, судорожно смяла письмо и сунула его в карман халата.

— Кто?
— Я, Марк, открой!

Она провела рукой по лицу, смахнувая следы слез, и открыла.

Марк стоял на пороге, его лицо было бледным, а в глазах метались чертики тревоги. Он держал в руках коробку с кассетами.

— Анна, нам пипец.
— Что еще? — голос у нее сорвался, звучал хрипло и устало.
— Заходили. Те самые. С визитом вежливости.
— Опять? Мы же отдали им в прошлый раз почти всю прибыль с нашего проката!
— Они считают, что «почти» — это недостаточно. Теперь требуют ежемесячно. И сумму назвали такую, что мы за месяц столько не крутим. Придут через три дня.

Он поставил коробку на стол и только сейчас внимательно посмотрел на нее.
— Ты чего такая? Плачешь?
— Герман написал, — выдохнула она и беспомощно указала на смятый в кармане листок.

Марк нахмурился. Он знал про мужа. Знаком был с ним шапочно. Отношения его к Герману были сложными — с легкой завистью к его «высокому» положению и скептицизмом к его успешности.

— Ну и? Как его берлинские похождения? Нагулялся?
— Его ограбили, — тихо сказала Анна. — У него ничего нет. Ни денег, ни документов. Он... он живет на улице.

Марк замолчал. Его собственные проблемы вдруг отступили, показались мелкими и решаемыми на фоне этого абсурдного краха.
— Блин... — только и смог он выговорить. — Под мостом? Серьезно? Что делать-то будешь?
— Не знаю, — прошептала она. — Отправлять некуда. Да и нечего. У нас самих...

Она посмотрела на коробку с кассетами, на его испуганное лицо. Две катастрофы столкнулись в ее кухне. И в этой точке столкновения возникла странная близость. Он шагнул к ней, неуверенно обнял. Она не отстранилась, а прижалась лбом к его плечу, к грубой ткани куртки. Он пах табаком и дешевым одеколоном — не так, как Герман дорогим парфюмом и книгами. Это был знакомый, свой, соседский запах. Запах их общего, рискованного дела.

— Ничего, — прошепелявил он ей в волосы. — С рэкетом как-нибудь разберемся.
Она кивнула, все еще уткнувшись лицом в его куртку. Его рука гладила ее по спине, и это было единственное, что еще хоть как-то напоминало о стабильности.

С этого дня они стали еще ближе. Общая беда, необходимость крутиться, прятать выручку, придумывать отговорки для «гостей» — все это сплавило их в единое целое. По вечерам, после разборок и подсчетов, они сидели у нее или у него, пили дешевое вино и строили планы. Взгляд Марка становился все более томным, прикосновения — более притягивающими. Анна ловила себя на том, что ждет этих вечеров. Ждет его смеха, его простых, но таких нужных сейчас слов. Она чувствовала вину перед Германом, но тот, под берлинским мостом, становился все более призрачным, словно персонаж из плохого сна.

А потом в их тесный мирок ворвался солнечный зайчик. К их старому знакомому Леониду Петровичу, который хранил у себя самый неликвидабельный товар, приехала внучка. Лиза.

Она появилась словно с обложки глянцевого журнала — ухоженная, пахнущая Лондоном и дорогими духами, с уверенностью в глазах, которую дает хорошее образование и полный кошелек родителей. Она пришла к деду как раз в тот момент, когда Анна и Марк принесли ему пару кассет, которые не пользовались спросом.

Марк замер, уставившись на нее словно на инопланетянина.