Уолтер де ла Мар Людоед

Уолтер де ла Мар  Людоед

Лунный луч осветил опушку,
где бродил Великан-Людоед,
вдруг сыскавший в ночи избушку,
небольшую, без ярких примет.

Но вздымался дымок над трубою,
а разбойник мечтал о еде
и готов был к любому разбою,
а в лесу он смелел, как нигде.

Дом манил, как кладовка мышку.
Захотелось вломиться силком.
Стал искать в ограде задвижку,
раздвигая жасмин кругом.

Он зафыркал, сквозь заросли глядя,
и, чтоб легче пробиться в кустах,
растрепал свои рыжие пряди,
заблиставшие в лунных лучах.

Сквозь зелёные гряды гороха,
пересёкши весь сад в глубину,
в башмаках проскакал без подвоха
к перекрытому рамой окну.

Сквозь стекло, нахальным взгядом,
углядел, как мирно спят
прикорнувши дружно рядом
пара маленьких ребят.

Тень его беспощадного пальца
через комнату к ним не дошла,
не достав, как осиное жальце. -
Мирно спали в объятьях тепла.

Только зверь не царапнул постель,
не устроил угрозы смертельной:
Сам скорей прекратил канитель,
услыхавши напев колыбельный.

Там сидела в углу за штопкой,
охранявшая сон тех детей
и поднявшая голос неробкий,
Мать, противница скотских затей.

За работой, хоть время опасно,
Лишь прилежно трудилась она.
И запела - отнюдь не напрасно,
тише ветра и будто струна.

Спите спокойнее ! Спите, Дети !
Спите, Дети ! Баю - бай.
Иисус, благих приметя,
всех введёт в свой светлый Рай.

Домовые ! Ведьмы ! Черти ! -
Знайте, Дети ! Баю - бай.
Все они - исчадья смерти.
Не для них Господний Рай.

Людоед забыл азарт,
и бледнеет свет Луны.
Укротился леопард ! -
Страх в ночи, и дни страшны !

Хищный Зверь увидел взгляд
и громадность Иисуса ! -
Как они его стращат !
Никнут злость и наглость труса.

Он изъял свой хищный ноготь
с воем из оконной рамы
и ушёл закляшись трогать
всё, что мстит угрозой срама !


Walter de la Mare   The Ogre

'Tis moonlight on Trebarwith Vale,
    And moonlight on an Ogre keen,
Who prowling hungry through the dale
    A lone cottage hath seen.

Small with thin smoke ascending up
    Three casements and a door: -
The Ogre eager is to sup,
    And here seems dainty store.

Sweet as a larder to a mouse,
    So to him staring down,
Seemed the sweet-windowed moonlit house,
    With jasmine overgrown.

He snorted, as the billows snort
    In darkness of the night,
Betwixt his lean locks tawny-swart,
    He glowered on the sight.

Into the garden sweet with peas
    He put his wooden shoe,
And bending back the apple trees
    Crept covetously through;

Then, stooping, with an impious eye
    Stared through the lattice small,
And spied two children which did lie
    Asleep, against the wall.

Into their dreams no shadow fell,
    Of his disastrous thumb
Groping discreet, and gradual,
    Across the quiet room.

But scarce his nail had scraped the cot
    Wherein these children lay,
As if his malice were forgot,
    It suddenly did stay.

For faintly in the ingle-nook
    He heard a cradlesong,
That rose into his thoughts and woke
    Terror them among.

For she who in the kitchen sat
    Darning by the fire,
Guileless of what he would be at,
    Sang sweet as wind or wire: -

'Lullay, thou little tiny child,
    By-by, lullay, lullie;
Jesu of glory, meek and mild,
    This night remember ye!

'Fiend, witch, and goblin, foul and wild,
    He deems 'em smoke to be;
Lullay, thou little tiny child,
    By-by, lullay, lullie!'

The Ogre lifted up his eyes
    Into the moon's pale ray,
And gazed upon her leopard-wise,
    Cruel and clear as day;

He snarled in gluttony and fear:
    'The wind blows dismally,
Jesu in storm my lambs be near,
    By-by, lullay, lullie!'

And like a ravenous beast which sees
    The hunter's icy eye,
So did this wretch in wrath confess
    Sweet Jesu's mastery.

He lightly drew his greedy thumb
    From out that casement pale,
And strode, enormous, swiftly home,
    Whinnying down the dale.