Великое отключение. Часть 1. Начало

Тишина наступила внезапно. Не гулкая тишина пустоты, а оглушающая – тишина обрыва. Мир, привыкший к постоянному гудению цифрового фона, замер. Экраны смартфонов, ноутбуков, телевизоров – все погасло, сменившись чернотой или беспомощно мигающими иконками «Нет соединения». Словно гигантский виртуальный пуповину перерезали.

Анна стояла посреди своей безупречно белой кухни смарт-дома, застывшая с чашкой капучино в руке. Кофемашина умолкла на полпути. Умные часы на запястье показывали лишь время – 10:47. Ни уведомлений, ни сообщений от мужа, уехавшего в командировку в Берлин. Ничего.

"Глюк?" – мелькнула мысль. Она ткнула в экран умного холодильника, пытаясь вызвать список покупок. Черный квадрат. Паника, холодная и липкая, начала подниматься от живота к горлу. Она схватила телефон – «Нет сети». Попробовала стационарный – мертвая тишина в трубке. За окном, на обычно забитой улице, начал расти гул – не движение, а замешательство. Машины встали на перекрестке, светофоры погасли. Кто-то кричал.


Марк, сосед Анны снизу, услышал крики и выглянул в окно. Его лицо, обычно сосредоточенное на экране трейдинговой платформы, было бледным. Он только что видел, как цифры на мониторе превратились в строки ошибок, а потом экран погас. Его мир – мир мгновенных транзакций, фьючерсов и криптовалют – рухнул в одно мгновение. Он побежал вниз, к Анне, стуча в дверь кулаком.

– Анна! Ты видела? Интернета нет! Вообще нет! – его голос дрожал. – Я… я не могу проверить счета, переводы… Банки! Что с банками?!

Анна открыла, ее глаза были широкими от страха.
– И телефоны не работают. Ничего не работает, Марк. Как… как нам узнать, что происходит?

– Радио! – выпалил Марк. – У кого-то должно быть радио на батарейках!

Они метались по квартире Анны, роясь в ящиках. Нашли только беспроводную колонку, которая теперь была красивым, но бесполезным кирпичом. Из окна доносился нарастающий шум – гудки клаксонов, крики, где-то далеко сирена. Хаос нарастал, как снежный ком. Мир без мгновенной связи, без навигаторов, без электронных платежей оказался хрупким карточным домиком.


Первые дни были чистой паникой. Город погрузился в подобие Средневековья. Банки закрылись – без сетей они были парализованы. Наличные, эти почти забытые бумажки, вдруг стали бесценными и мгновенно исчезли из кошельков. Очереди за едой в уцелевших супермаркетах растягивались на кварталы, люди толкались, ссорились из-за последней банки тушенки. Аптеки стали крепостями. Онлайн-магазины, гиганты вчерашнего дня, тихо умирали за опущенными жалюзи.

Анна и Марк, объединившись от безысходности, выживали, как могли. Они ходили за водой к единственной работающей колонке в трех кварталах, меняли старые книги на хлеб у соседей. Мир сжался до размеров их квартала. Новости приходили обрывочно, из уст в уста, обрастая дикими слухами: то ли кибератака, то ли солнечная буря, то ли эксперимент вышел из-под контроля. Истина терялась в вакууме тишины.


Именно тогда началось Возрождение Забытого.

На четвертый день к Анне и Марку заглянул Леонид Петрович, пожилой жилец с верхнего этажа, которого раньше знали лишь в лицо. Он нес странную коробку.

– Слышал, вы в тисках, – сказал он, его голос был спокоен, как всегда. – Думаю, вам это пригодится. И вам, молодой человек, – он кивнул на Марка, который сидел, уставившись в стену, словно ожидая, что на ней проявится котировка акций.

Леонид Петрович открыл коробку. Внутри, бережно переложенные пожелтевшими газетами, лежали: добротный кассетный магнитофон «Электроника», пара наушников с гибкой дугой и… стопка видеокассет в ярких коробках. «Ирония судьбы», «Москва слезам не верит», сборник мультфильмов.

– У меня еще парочка есть, и музыкальные кассеты, – добавил он с легкой улыбкой. – И винил. Но винил… это сейчас золото.

Анна осторожно взяла кассету с «Иронией судьбы». Пластик был прохладным и немного пыльным.
– Леонид Петрович… это же антиквариат! Мы не можем…
– Антиквариат? – старик фыркнул. – Это, милочка, теперь средство выживания. Душевного. Включайте. Батареек у меня припасено.

Они вставили кассету. Скрип, шипение, и знакомые с детства Анны аккорды вступления заполнили тишину квартиры. Марк вздрогнул, словно очнулся. Он смотрел на вращающиеся катушки магнитофона как завороженный.

– У меня… у меня тоже кое-что есть, – вдруг сказал Марк, вскакивая. – На чердаке… старый проигрыватель отца. И пластинки. Я думал, они уже рассыпались…


Леонид Петрович оказался пророком. По всему городу, как грибы после дождя, стали появляться странные «островки света». В квартире Василия, бывшего инженера-радиолюбителя, собралась толпа у старого, но мощного лампового радиоприемника, ловя обрывки новостей из уцелевших студий. А в полуподвале дома напротив  Мария Семеновна, тихая библиотекарша на пенсии, совершила невозможное.

Она выкатила на улицу огромный, похожий на космический корабль телевизор «Рубин» и подключила к нему видеомагнитофон «Электроника ВМ-12». На импровизированном экране (белая простыня на стене сарая) замерцало изображение. «Пираты Карибского моря». Собралась толпа. Дети, забывшие, что такое кино, взрослые, жаждавшие хоть капли нормальности.

– Плата за просмотр – одна батарейка типа АА, или две кружки чистой воды, или… что-нибудь съестное, – объявила Мария Семеновна, стараясь говорить громко и твердо. Ее «кинотеатр» стал сенсацией.

Анна и Марк, благодаря Леониду Петровичу, тоже открыли свой «салон». Марк наладил проигрыватель. Их коллекция пластинок была скромной – Битлз, Queen, Высоцкий, «Машина времени». Но слух о ней разнесся мгновенно. Вечером в их гостиной стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием иглы по винилу и голосом Фредди Меркьюри. Люди сидели на полу, на подушках, закрыв глаза. Кто-то плакал. Это была не просто музыка; это было доказательство, что красота и человеческий гений переживут любой апокалипсис.

– Двести долларов? За одну пластинку? Да вы с ума сошли! – возмущался молодой парень у импровизированного прилавка на барахолке, где теперь царствовали кассеты, диски и винил.
– Двести? Это вчера было двести, – невозмутимо парировал продавец, бывший IT-специалист, указывая на табличку «Цена на винил – 500 USD или эквивалент в продуктах/батарейках/бензине». – Завтра будет триста. Спрос, друг. Антиквариат. Последние источники культуры, так сказать.


Прошло три недели. Хаос начал структурироваться в новую, примитивную реальность. Бартер, локальные валюты (пачки сигарет, батарейки), патрули из добровольцев. Анна научилась печь хлеб на балконе в жестяной банке. Марк, отбросив трейдинг, обнаружил в себе талант жестянщика – чинил ведра и кастрюли за еду.

Они сидели вечером у Марка. На проигрывателе крутился диск The Dark Side of the Moon – чудом уцелевший CD, найденный на помойке. Батарейки в портативном CD-плеере были на вес золота, но сегодня они позволили себе роскошь.

– Странно, – сказала Анна, глядя на пламя самодельной масляной лампы. – Раньше я могла поговорить с кем угодно на другом конце света. А сейчас… я узнала соседей. *Настоящих* соседей. И Леонида Петровича. И даже тебя, Марк.
– Я был идиотом, – хмуро пробурчал Марк, разглядывая потрескавшуюся обложку альбома. – Весь мой мир был там, – он махнул рукой в сторону мертвого ноутбука. – Цифры. Ничего осязаемого. А теперь… вот он, мир. Грязный, вонючий, голодный. Но… реальный. И музыка… она звучит *иначе*. Глубже. Как будто раньше ее подавали через шланг, а теперь пьешь из родника.

Анна кивнула. Она вспоминала очередь у Марии Семеновны на просмотр старой кассеты с «Кавказской пленницей». Смех был громким, искренним, общим. Так не смеялись в стримингах.

Вдруг на столе жалобно пискнул смартфон Анны. Они замерли. Экран вспыхнул тусклым светом – появился значок сети. Один деленийка. Потом два. Пискнул и телефон Марка.

Они переглянулись. В глазах не было радости. Только глубокая, животная тревога. Мир цифровой иллюзии звал их обратно. Но что он принесет? Восстановление порядка? Или новую волну хаоса, когда рухнут надежды, родившиеся в аналоговой тишине?

Марк потянулся к телефону, его палец замер над экраном. Музыка с диска лилась в комнату, живая и хрупкая в своем аналоговом потоке. Звонок цифрового мира был настойчив.

Он посмотрел на Анну. Она медленно покачала головой. Марк убрал руку. Они сидели в тишине, слушая последние аккорды "Eclipse", пока значок сети снова не погас, оставив их в знакомой, теперь уже почти родной, тьме Великого Отключения. Мир качнулся на пороге, и никто не знал, куда он шагнет. Но здесь и сейчас, под треск винила или шипение кассеты, было что-то настоящее. Что-то, за что можно было держаться.