Портрет

Портрет

Лёша Черкас вышел утром из дому с портфелем под мышкой. Снег лежал ровный и белый, как сахар в стакане чая, скрипел под сапогами, будто дверь кладовой. На крышах висели сосульки, длинные и прозрачные, и солнце играло в них золотыми искрами. Воздух был звонкий, морозный, из печных труб поднимались сизые дымки.

Школа была недалеко, и Лёша шёл не спеша. На углу пахло хлебом из пекарни. За сараями уже толпились ребята. Сёмка Коган стоял на сугробе и размахивал руками, будто командовал. Колька считал, уткнувшись в забор:

— Раз, два, три… двадцать пять… двадцать восемь… тридцать!

Ребята разлетелись, как воробьи. Маня юркнула за сарай, Лида со смехом скрылась за поленницей, Сёмка рванул к полуразрушенной церкви.

— Лёха! — крикнул он на бегу. — Айда со мной, ни в жисть не найдут!

Лёша засмеялся и рванул следом. Портфель стучал по боку, словно смеялся вместе с ним. Сердце билось, дыхание вырывалось облаками пара, а ноги сами несли вперёд.

Сёмка мелькнул у церковных ворот и пропал

Церковь стояла чёрная, мрачная, с выбитыми окнами, с облупившейся штукатуркой. Купол почернел, голуби хлопали крыльями под крышей.

Лёша вбежал внутрь. Пол был усыпан кирпичами, штукатурка сыпалась белой пылью. Портфель зацепился за косяк, он дёрнул его и пошёл дальше.

В глубине темнел низкий проход. Лёша пригнулся, протиснулся. Поворот , ещё один . Потолок поднялся , стены сущзились. Ждал минуту , две … Никто не искал . Коридор был сырой, узкий, пах плесенью. Лёша решил выбираться. Плечи тёрлись о стены. Он уже было потерял направление , но впереди вдруг сверкнула полоска света.

Лёша рванулся туда и выскочил наружу.

Он оказался на параллельной улице. Всё было  как всегда: дома, булочная, вывеска. Люди шли , хоть и гуще, чем обычно, телеги грохотали, проехало два лакированных автомобиля, прогудели незнакомо . Лёша глянул им вслед  и тут же забыл.
В школе уже звенело . Дети бежали через двор, портфели подпрыгивали у них за спинами. Лёша ,задыхаясь, влетел в дверь.

В коридоре было светло. Полы блестели, как только что вымытая посуда, окна смотрели во двор прозрачными глазами. На стенах висели новые плакаты, и все они были ровнее, свежее, чем раньше. - когда это успели , - удивился он мимоходом.

Лёша нашел свой класс, сердце билось, перед глазами плавали радужные круги, как мыльные пузыри.

Учительница Анна Михайловна стояла у доски. В новом тёмном платье, с красным значком на груди. Посмотрела строго , но после едва улыбнулась.

— А вот и наш чтец прибежал! — сказала она.

В классе еще галдели.  Лёша заметил двух новеньких мальчиков. У них на рукавах поблескивали маленькие красные звёздочки, пришитые к ткани. Лёша удивился, но не задумался.

Он бросил портфель под парту и с шумом сел , желая отдышаться перед чтением. Голос у него был звонкий, поставленный — потому ему и доверяли вести политинформацию.
Анна Михайловна протянула газету.

- Ну что ж , Черкас . Готов ? В следующий раз не опаздывай . Начинай.

Газета была свежая, пахла типографской краской. Бумага шуршала, лист распахивался как крыло. Лёша начал звонко:

— «Страна Советов уверенно идёт вперёд. Рабочие заводов,  крестьянство , трудовая интеллигенция и красноармейцы встречают весну новыми победами социалистического строительства. Заводы тяжёлого машиностроения выполнили сто двенадцать процентов февральского плана, а в Поволжье хлебозаготовки превысили прошлогодние на треть…»

Слова шли легко, как горох по столу. В классе было тихо, только тетрадь шуршала у Лиды.

— «На заседании Совета Народных Депутатов докладывал товарищ Кольцов из Харькова. Он подчеркнул, что партия ведёт непримиримую борьбу против всех уклонов и проявлений мелкобуржуазной шаткости. Особенно опасен сталинистский уклон…»

Лёша запнулся. Слова ударили, как камешек по стеклу: «сталинистский уклон». Никогда он не слышал такого. Сердце толкнуло в грудь, голос ослаб. Но он продолжил:

— «Очистка партийных рядов от этого уклона вызвала оживлённые обсуждения в рабочих и крестьянских партийных ячейках. Дискуссии помогают массам глубже понять задачи Октября и укрепляют уверенность в правильности курса…»

Фразы казались вязкими, как клей.

Лёша перелистнул страницу и прочёл:

— «…По предложению Центрального Революционного Бюро Совета Народных Депутатов  с заключительным словом выступил Председатель Советского Ревбюро товарищ…»

И замолк.

Голос оборвался, как перерезанный. В классе стало тихо-тихо. Слышно было, как упал карандаш.

Лёша медленно повернул голову.

Над доской висели два портрета. Слева — знакомый, Ильич, с мягкими глазами и ясной лысиной.
А справа — другой. Лицо узкое, бородка острая, глаза смотрят хитро, с прищуром.

Подпись под портретом гласила:

«Председатель Ревбюро Совета Народных Депутатов Лев Давидович Троцкий».

Газета дрогнула в руках.