Листья падали. Глава 31

-Что с тобой случилось?! - ахнула Аля, увидев на пороге Тому с разбитым лицом. Она только-только вернулась из школы. Её куртка была порвана и залита кровью, сама она еле стояла на ногах.
-Так, пустяки. Есть таблетка? А то голова раскалывается.
Аля провела Тому в ванную, умыть лицо, затем помогла ей раздеться, после обработала её лицо перекисью и наложила повязку на лоб. Вслед за этим Тома улеглась в постель.
-Надо скорую вызвать! - с тревогой в голосе сказала Аля. - Ты ведь вся кровью истекаешь.
-Пустяки. Не надо.
-А вдруг у тебя сотрясение!
-Ну и что? Как аукнется, так и откликнется. Это мне ещё мало досталось. Теперь уж точно поняла, каково было животным, которых я тиранила. Не волнуйся за меня, Аля. Я заслужила куда больших мучений, чем это, - Тома говорила слабым, тихим голосом, но в глазах её была как будто радость - радость от осознания того, что теперь она уж точно жёстко наказана судьбой, а это значит, что - во всяком случае, ей хочется на это надеяться - это значит, что она прощена.
-Кто тебя так и за что?- спросила Аля.
-Да так, какие-то хулиганы. А что?
-Ну, нужно же писать заявление в полицию! Ты помнишь, как они выглядели?
-Не помню... Не надо никаких заявлений.
-Они тебя запугали? Знай: чем сильнее запугивают - тем сильнее сами боятся последствий того, что натворили! Всё, всё рассказывай. Не скрывай.
-Аль, а чего рассказывать-то, - усмехнулась Тома. - Ну, подошли ко мне трое пьяных парней, один попросил закурить. У меня, как ты догадываешься, сиг с собой не было, - я ж некурящая. Курить - только здоровью вредить, как говорится, - снова усмехнулась она.
-А потом?
-Ну, я им так и сказала, что сигарет у меня нет, что я некурящая. Они не поверили - и вот, избили маленько.Я защититься не могла, всё-таки их трое, я одна. Я была беззащитна.
-А людей там рядом не было, что ли?!
-Были... Ну, они не вмешивались.
-Прямо никто не помог? - поразилась Аля. - Какой ужас! Если б я такое увидела, то точно бы помогла!
-Аль, а в чём ты обвиняешь тех, кто не помог? - спросила Тома. - Ты что, считаешь, они все должны были мигом ринуться спасать меня, незнакомую для них лохушку, и за эту самую лохушку, ещё чего доброго, умереть? Оставить своих детей сиротами? Ведь у этих извергов вполне могли оказаться ножи!
-Но чем-то же можно было помочь.
-Вызвать полицию, не больше, - сказала Тома. - Не знаю, вызвали её или нет. Во всяком случае, она не приехала. И всё-таки не вини людей, которые не помогли. Знаешь, это тебе сейчас легко играть в такую добрую и божиться, что ты бы точно помогла. Ты просто их не видела. У них сил, как у львов!
-И всё-таки нужно обратиться в полицию, - продолжала настаивать Аля. - Ты посмотри, как они тебя избили, ведь живого места нет! Сейчас, родителям наберу, может, с работы отпросятся, пораньше приедут. Раз уж такая ситуация.
Аля вышла из комнаты позвонить маме, а Тома уснула. Ей приснились огромные кошки и собаки, в бесчисленном количестве, эти животные рычали на неё и хлестали лапами по лицу. Она просила у них помилования, говорила, что ничего плохого им не сделала, однако вдруг поняла, что животные не понимают человеческий язык, и разговаривать с ними бессмысленно. Тогда она бросилась бежать, но огромный волшебный муравей с гигантскими крыльями перегородил ей путь. В конце концов, Тома нашла какую-то воронку, залезла в неё, и неожиданно бултыхнулась в широкую реку. Река понесла её куда-то, далеко-далеко, Тома лежала на спине и, как Ёжик в тумане, давала течению реки нести себя самому. Она удивилась тому, какая река длинная и широкая, ей не было конца и края; поначалу Тому пугала эта необъятность, бездонность, невообразимая мощь реки, а затем она почувствовала себя частью этой необъятности; она созерцатель, а созерцать - значит создавать, создавать смысл созерцаемого! Ей было неизвестно, сколько она так проплывёт, одна, без пищи и сна, без каких бы то ни было вещей. Но спустя несколько минут вопрос времени перестал волновать её, она полностью отдалась всевластной стихии воды, почувствовала себя такой же свободной, как она; они стали теперь единым целым. Река казалась ей всемогущей и всезнающей: безусловно, ей всё известно про Тому, про её жизнь, характер, цели, про её прошлое, настоящее и будущее. Река - это перевёрнутое небо. По реке можно доплыть до самых облаков, до солнца, до Бога...
Очнулась Тома уже по приходе родителей.
-Томочка, кто это с тобой сделал?! - спросила плачущая мать. - Ты их приметы запомнила? Мы их найдём, Томочка! Найдём и отправим под суд! По ним же зона плачет.
Тома пожалела, что так быстро вернулась к реальности. Река так и не донесла её до берега.
-Да не запомнила я, - отрезала она. - Не надо никого наказывать. Я заслужила.
-Нет, ну они ведь снова могут к тебе пристать! - сказала мать. - Или к кому другому. К Але, например. А в следующий раз и до смерти покалечить могут. Я хорошо знаю тип таких людей, у нас в школе тоже был такой один, Олег Дорохин, так он вообще тормозов не имел да берегов не видел.
-Я заслужила, - снова повторила Тома.
Она чувствовала это избиение избавлением от своей болезни, эти синяки и раны были финальной точкой в её терапии - психиатр, конечно, об этой точке ещё не знал, и всё же наверняка Томе было полезно стать на пару минут такой же, как животные, над которыми она издевалась. Беззащитной, неловкой, не понимающей, за что её бьют. Бьют часто ни за что. Вопрос в том, нужно ли самому опускаться до этого.
Аля понемногу успокоилась, когда увидела, что Тома пришла в себя. Ей было очень больно за сестру, но каким-то внутренним чутьём она понимала, что Тома рада случившемуся с ней. Можно было бы принять это за сумасшествие, особенно не зная Томиной истории, но Аля эту историю хорошо знала. И понимала, что только так, тяжко пострадав сама, Тома могла выпутаться из этой истории, отпустить её, тут и быть не могло иначе! Счастье, ощущение свободы, лёгкости и света, к сожалению или нет, весьма часто держат путь к себе через страдание.
«Теперь я точно уверена, что Тома больше не будет заниматься жииводёрством», - не без радости и успокоения подумала Аля.
В конце концов, чуть ли не любую болезнь можно вылечить, и часто главный лекарь - любовь. Но в Томином случае и ненависть оказалась очень важным лекарством. Стало быть, и ненависть порой для чего-то нужна, она может вытеснить другую ненависть, дать человеку понять, какова разница между «избивать» и «быть избитым»...
Однако же Тома должна была ходить на терапию ещё до конца весны; впрочем, нельзя исключать, что ей с психиатром ещё есть над чем поработать. Аля гордилась стойкостью сестры, её холодным, молчаливым повиновением проказам судьбы. Всё-таки, будь Тома послабее духом, могла бы и не выдержать подобного удара, возненавидеть судьбу, вернуться снова к своему грязному, жестокому увлечению, дабы сорвать на менее слабых существах свой гнев, почувствовать себя сильной.
Но Тома понимала теперь, что нет людей ни слабых, ни сильных; каждый и силён, и слаб - в зависимости от обстоятельств, продиктованных жизнью. Сегодня Тома оказалась сильной - но кто знает, как всё повернётся через год, через неделю, завтра? И тут важно было понять - и Тома поняла это - что жизнь любого человека напоминает собой большое, тяжёлое, наполненное водой корыто: один точно далеко не унесёшь. В самом противном случае, и вовсе оставишь где-то, забудешь - и сгниёт. Осознала Тома и то, что у неё есть семья: есть родители, есть старшая сестра Аля. Удивительно, но раньше она не осознавала этого в полной мере - раньше ей казалось, что она одинока. Хорошо ещё, она поняла вовремя, что это не так, что вокруг её много близких, любящих её людей. Многие, очень многие не понимают этого на протяжении всей жизни...
Тома чувствовала, что родители её простили, даже строгий отец снова стал разговаривать с ней и обращаться к ней по имени, и ей было очень радостно видеть, насколько крепка, нерушима их родственная связь: несмотря ни на что, все её прощают, принимая её чудовищное, чёрное прошлое.
Тяжесть прошлого в том, что от него нельзя отречься. Оно было, прошло, но оставило печать, на которую накладывает свою печать будущее. Животных Тома теперь полюбила, она часто приносила еду голодным котам, без всякого смущения кормила голубей, воробьёв, галок. И тем не менее, когда-то, в недалёком прошлом, она была живодёркой - и это клеймо ей не смыть даже сегодняшней кровью. И многие, увидев Тому несколько месяцев назад, увидев, как она мучает очередную свою жертву, должно быть, прокляли бы её, сказали бы, что она чудовище, что душа её будет гореть в аду. И тогда бы они, наверное, были правы. Но сейчас...
Душа человека имеет свойство меняться. Расти, становиться добрее, шире. Становиться лучше. Менять её - тяжёлый путь, сбиться с него - всё равно, что поскользнуться на гололёде - проще пареной репы. Но усилия эти стоят своих плодов, и сегодня, обессиленная и избитая, но успокоенная тем, что достигла той степени душевной доброты, той силы, при которой не злишься на своих врагов, Тома почувствовала себя поистине счастливой. Чёрт его знает, в чём заключено истинное счастье.
«Терпилой, конечно, быть тоже нельзя», - подумала она. - «Надо уметь за себя постоять».
И всё же злобы и обиды на хулиганов у неё, как это ни ошеломительно, не было. Не было из-за того, что совсем недавно она была такой же, как они.