Листья падали. Глава 23

В начале февраля классный руководитель Нина Викторовна уговорила ребят сходить на спектакль. В камерном театре их города выбор был совсем небольшой, выбирать было особо не из чего, и идти решили на «Мастера и Маргариту» - тем паче, недавно они проходили этот роман. Половина класса, конечно, отказалась идти, сославшись на занятость в субботний вечер, на подготовку к ЕГЭ, репетиторов и так далее. В конечном счёте, около школьного двора, где договорились встретиться перед театром, собралось всего девять учеников. Были Аля, Ирка, Света (модница и, кажется, феминистка, с которой Але пока не удалось найти общий язык и общих тем для разговора), был Глеб с Вовкой (который не преминул уточнить, что уж лучше на каторгу, чем в театр), был, разумеется, староста класса Илья, был слепой Боря и были подруги Лена Ленина и Маша Журавлёва. К несчастью Глеба, Нина Викторовна была не одна, а с Инной Васильевной - учительницей музыки, которая с недавних пор недолюбливала юного певца.На уроках она придиралась к его блестящим и подробным ответам, ругала за внешний вид, постоянно говорила ему, что он фальшивит (хотя Глеб не фальшивил) и что ему медведь наступил на ухо. Порою Глеба это только смешило и даже несколько подзадоривало, а порой злило. Его поражало и смешило, насколько же человека и его отношение к тебе может изменить банальная зависть - Инна Васильевна, раньше очень его любившая и видевшая в нём очень талантливого ученика, теперь, увидев его успех на большой сцене, возненавидела. Глеб считал её гораздо умнее, а оказалось, что ума в ней мало. Впрочем, сейчас он надеялся, что она ничем не омрачит театральный вечер: всё-таки она пришла сюда получить удовольствие, а не скандалить.
-Все в сборе? - громко спросила Нина Викторовна. -Тогда идём! Вова, ты тоже с нами решил?
-Ну, да, - ответил Вова, смутившись.
-А чего-й это тебя угораздило? Ты ж говорил на уроках, что театр терпеть не можешь.
-Не могу, но зато Булгакова люблю.
-Ой, сейчас заплачу, -съязвила Нина Викторовна. - Так меня трогает твоя любовь к Михаилу Афанасьевичу. Ну всё, пойдёмте, чего стоим-то? А не то опоздаем ещё.
Театр находился в километре от школы. Все ребята, кроме Али, Ирки и Светы (они шли втроём) шли парами.
-Недоумеваю, почему Аля всё-таки простила Ирку, - шепнул Глеб Вове. Вова - единственный, кроме Глеба, - был в курсе того инцидента на пруду. Глеб рассказал ему, строго-настрого запретив распространяться об этом и говорить кому-то. Вова пообещал и обещание сдержал.
-Да уж, очень странно, - отозвался Вова так же шёпотом. - Я б за такое никогда не простил.
-А вдруг она ей угрожает?
-Да всё может быть.
-Я давно хочу поговорить с ней, - серёзно сказал Глеб. - Только всё время не удаётся её поймать одну. Она всё время... С Алей. А Аля сказала мне, чтобы я не лез не в своё дело, что они теперь реально дружат... Бред какой-то!
-Ну, может, сегодня в антракте удастся переговорить.
Однако через каких-то три минуты они поняли, что переговорить не удастся. Они заметили, как Ирка, идущая впереди, как-то странно, как будто в замедленной съёмке, поскользнулась и упала. Все, особенно учительницы, засуетились. Как выяснилось, Ирка ненадолго потеряла сознание. Когда она, бледная, как смерть, - не без помощи подруг - поднялась, Нина Викторовна спросила, бывало ли у неё такое раньше.
-Да, сейчас у меня такое довольно часто,- ответила та.
-Это всё из-за твоего недовеса.
-Да знаю я! - внезапно вспылила Ирка. - Знаю! Можно мне и не напоминать каждый раз! И так тошно уже, а ещё вы - всё время так и норовите меня унизить, напомнить мне о том, какая я анорексичка! Я домой, - Ирка развернулась и, ни с кем не попрощавшись, направилась к дому.
-Света, - обратилась Нина Викторовна, - можно попросить тебя проводить её?
Света молча кивнула и ушла за Иркой. Остальные пошли дальше.
-Симулянтка хренова, - тихо сказал Вова Глебу.
-Да вряд ли.
Настроение у всех стало уже явно не театральное. Надо сказать, Нина Викторовна на родительских собраниях (правда, в одиннадцатом классе оно было всего одно) часто говорила с родителями Ирки по поводу здоровья их дочери, спрашивала, не лечится ли она (ведь анорексия - это болезнь, опасная для жизни), но, к своему большому, искреннему огорчению, ответ получала всегда отрицательный.
-Да нормальный у неё вес, хороший, - отвечала мать Ирки, про себя думая, что классная просто завидует тому, какая у них стройная дочь.
Потому Нина Викторовна чувствовала, что отягощена состоянием Ирки куда больше, нежели её родители: они, похоже, вовсе не очень обеспокоены. И теперь всю оставшуюся дорогу до театра Нина Викторовна думала, как исправить положение и чем помочь своей ученице.В конце концов, нельзя же всё это просто так оставлять! И в глубине души она была даже несколько рада тому, что Ирка сейчас упала в обморок: возможно, что хоть теперь-то родители возьмутся за ум и здоровье дочери.
А Аля сообразила теперь, почему Ирка так долго пробыла в уборной кафе, соврав, что чистила зубы: по-видимому, и там с ней случился точно такой же обморок. То-то она была такая бледная, когда вышла... Але теперь стало жалко её, ведь это действительно тяжело: жить так, как жила Ирка, осознающая, что по дурости превратила себя в инвалида. Аля прекрасно понимала, что от анорексии вылечиться трудно, понимала это и Нина Викторовна, и почти все из класса. И тем не менее как-то нужно помочь ей, найти хорошую клинику, хорошего врача, специализирующемся на этом заболевании, подобрать психолога. Конечно, этим обязаны заниматься родители Ирки, но ничего не поделаешь, они проблемы не видят.
Когда все дошли до театра, Нина Викторовна пересчитала ребят. Семеро. Ирка и Света отделились - значит, количество верное.
-Так, теперь немного о правилах! - громко сказала она. - Перемещаться по зданию театра - только в вертикальном положении. На двух ногах! Плюхаться в кресло только согласно купленному билету - это такая бумажка с номером ряда и кресла.То есть - если ряд у нас сто тридцать первый, то мы не имеем права садиться на первый. Понятно?
-У нас же седьмой ряд, - возразил Вова. -А всего их десять или одиннадцать.
Нина Викторовна пропустила его слова.
-Так, теперь о поведении непосредственно на самом спектакле!
-Нина Викторовна, ну что вы нам, как дошкольникам, объясняете! - снова встрял Вова. - Всё знаем не хуже вашего, а то и лучше.
-Так, театрал ты мой, - сказала Нина Викторовна. - Не перебивай. В театральном зале забудьте о том, что вы умеете: говорить, кричать, орать, храпеть, рыгать, ходить, топать и хлопать.
-Ну хлопать-то обязательно надо, как же артисты без наших аплодисметов! - не унимался Вова. - Это их демотивирует, и они перестанут выходить на сцену.
-Какой ты умный, Вова, я поражаюсь, - покачала головой Нина Викторовна. Тут надо сказать, что за своеобразное и порой могущее и обидеть чувство юмора ребята обожали свою классную. Даже если она, вот как сейчас, говорила строго, с холодной интонацией и не улыбаясь, то нельзя было не заметить, что за всем этим присутствует ирония и даже самоирония - самоирония человека, далеко не первый и даже не десятый год работающей в школе и много, очень много повидавшего в её стенах. Нина Викторовна работала в школе вот уже больше тридцати лет.
-И ещё, - продолжала Нина Викторовна. - Телефоны... - В воздухе нависла театральная пауза. - Если... Хоть кто-нибудь... Сидя в зале, когда будет идти спектакль...  Достанет из кармана, из сумки или ещё откуда-нибудь... Вот такой вот прямоугольный предмет, - Нина Викторовна достала из сумочки свой телефон и многозначительно покрутила им. - То я тут же направлю его в буфет покупать еду на всех. Это тоже ясно, я надеюсь?
-Буфет тут, кстати, ещё не такой дорогой, - сказал Вова.
-О, а вот и претендент нарисовался! - засмеялась Нина Викторовна.
-Да нет, это я так сказал, - начал онтекиваться Вова. - На самом деле дорогой, я просто в Москве и подороже видел.
-Перед началом все сходите в туалет, дабы не рассмешить Воланда, - сказала Нина Викторовна.
-Интересно, ту програмки продаются? - вставила Лена Ленина.
-Лена, а тебе зачем? - удивилась Нина Викторовна. - Ты ведь произведения-то не читала.
-Читала, ещё как читала! - заспорила Лена.- Честное ленинское.
-Так, теперь... Одежду не швыряем на пол, не проносим с собой в зал, не оставляем на себе, а идём в гардероб, отдаём гардеробщику, а он даёт номерок. Не вздумайте этот номерок кому-то продавать, дарить, выбрасывать в унитаз, его надо сохранять до конца мероприятия и затем, битый час простояв в очереди за верхней одеждой, вручить этот же номерок гардеробщику и получить куртку.
-Хорошо, Нина Викторовна, мы всё поняли, - сказал староста Илья. - Ручаемся за выполнение всех необходимых правил.
-Так это ещё не всё, - возразила Нина Викторовна. - Теперь самое важное: о мерах безопасности. Если во время спектакля - не дай Бог - произойдёт какой-то теракт, пожар, цунами, землетрясение или что-то подобное, то знайте: в этом случае вам не придётся сдавать ЕГЭ, а мне не придётся краснеть за ваши результаты по русскому языку. Так что ищите во всём светлую сторону. Вот теперь всё! Вопросы?
-А сколько идёт спектакль? - спросил Боря. Из-за слепоты он мог, увы, только слушать происходящее на сцене. И каким-то образом догадываться, какому персонажу принадлежит та или иная реплика и что показывается.
-Три часа с одним антрактом, - сказала Нина Викторовна. Над слепым  Борей она никогда не язвила и не шутила.
До спектакля оставалось всего десять минут, поэтому, отдав  верхнюю одежду в гардероб, все направились в театральный зал. Зал был маленький, всего десять рядов, однако именно с седьмого смотреть было особенно удобно, поскольку в нём было много места для ног, а перед ним - высокий подъём.
Тут выяснилось, что у Глеба место рядом с Алей. Перед началом спектакля Глеб шёпотом спросил её, как она себя морально чувствует и не против ли, чтобы он проводил её после театра до дома (тем более, час будет поздний). Аля немного помолчала, но наконец сказала, что не против.
-Только «мой дом» заканчивается крыльцом и дверью подъезда. Дальше - нельзя. - Глеб кивнул.
Аля не хотела ворчать на Глеба, злиться на него, говорить недовольным тоном, и всё-таки не могла. Он ведь тоже может оказаться, как Ваня, предателем, и она не в силах была контролировать свой гнев. Глеб и Ваня сливались в её воображении в одну фигуру - фигуру хищного, коварного, лживого существа мужского пола. И Але было трудно теперь понимать, где правда, где ложь, где белое, а где чёрное - слишком прочно всё это переплелось. И всё же она решила дать Глебу шанс - сама не зная, почему. Наверное, потому, что вспомнила слова Ирки - которой тоже долго не доверяла после того случая, а теперь... Теперь они снова подруги. И дружба их бескорыстна. По крайней мере, пока.
После первого действия, в антракте, мнения ребят о спектакле, как это всегда бывает, сильно разделились. Кто-то находил Воланда слишком толстым, но невысоким  и потому нестрашным, кто-то сказал, что игра Мастера просто ужасна, а некоторые настаивали на том, что это лучший спектакль в их жизни. Учителям спектакль нравился.
-Классика как она есть! - резюмировала Нина Викторовна. - И никакого эпатажа, как в Москве. Никакого выпендрёжа!
Инна Васильевна, поддакивая ей, говорила, что в Москве вообще сейчас очень мало хороших спектаклей, а этот театр, их города, её любимый:
-Я сейчас только сюда и хожу, Нина Викторовна, только сюда и хожу!
В антракте произошёл ещё один, весьма неприятный казус. Заметила всё Маша Журавлёва, и бросилась к Боре, к которому пристали двое мужчин: один - крупный, с чёрной бородкой и большими зелёными глазами, другой - лысый и весящий явно много больше ста килограммов.
-Не видишь, что ли, куда прёшь, урод?! -спрашивал бородатый.
-Ты мне ногу отдавил, падла, этой палкой своей! - кричал лысый.
-Оставьте его! - крикнула Маша на весь театр. - Он незрячий, он не видит!
-А хрен ли он тогда здесь делает?! - спросил бородач. - Крот - так сиди в своей норе, не мешай культурным людям!
Маша подошла почти вплотную к нему:
-Слышь, урод, у меня родители юристы... Они вас обоих так ухойдакают, что вам, жиробасам, и не снилось. У меня у самой чёрный пояс по карате, я могу вас обоих сейчас по стенке размазать у всех на глазах...
-Ладно-ладно, - сказал бородач. -Чё ты жестишь так? Мы просто боимся за него - мало ли... Ещё упадёт куда или дорогу назад не найдёт.
-Не боитесь. За ним всегда присмотрю я.
-Да это мы уже поняли, - сказал лысый.
В конце концов, оба ушли в зал. Видимо, испугались всерьёз.
А Маша подошла к Боре и поцеловала его.
-Маша, - удивлённо сказал Боря: по её голосу он понял, что дебоширов прогнала она. - Вот уж не ожидал от тебя.
-Я сама от себя не ожидала, - сказала Маша. - Давно хотела сказать тебе, Боря... Впрочем, ты уже всё понял.
-Да. Понял. Офигеть..., - только и сказал Боря.
-Это точно, - сказал Вова, внимательно наблюдавший за происходящим. Остальные этой сцены не видели; лишь Вова, как всегда, оказался в нужном месте в нужное время.
Вдруг Боря предложил Маше отойти в сторону, так, чтобы их никто не подслушивал, она послушалась, взяла его под руку и отвела туда, где никого не было. Боря сказал:
-Маш, но я ведь не вижу ни черта. Правда, совсем ничего...
-Ничего страшного.
-Но я ведь тебя не вижу! Твоей красоты не вижу, совсем. Только твой голос слышу, Маш, и это, клянусь тебе, голос ангела, но...
-Ну и чего ж тебе ещё нужно? - спросила Маша.
-Просто, я хочу сказать... Неужели тебе не обидно быть с тем, кто не видит твоей красоты, и никогда не увидит?
-С другим бы - может быть, - сказала Маша. - А с тобой нет. Не обидно. Многие, даже будучи зрячими, не увидят не только красоты, но и голоса не услышат, как услышал его ты. Так что за меня не волнуйся. Я буду счастлива.
-Тогда и я... Тоже буду счастлив... - И Маша взяла Боря за руку - уже не как поводырь, а как девушка и спутница жизни. Оба были счастливы.
Однако больше никаких интересных ситуаций не произошло. После второго действия публика была уставшей. Многим оно показалось затянутым, и даже Нина Викторовна сетовала на то, что спектакль шёл не три, а три с половиной часа.
Аля и Глеб шли из театра вместе, делясь впечатлениями о спектакле, который им обоим понравился. И всё же Аля не могла заставить себя откровенничать с Глебом, быть такой, какая она есть. Она притворялась. Притворялась толстокожей, грубой, нудной. Говорила, что не так уж любит театр и считает всё это чуть ли не бессмыслицей. А Глеб прекрасно понимал, что это чистой воды притворство, неправда; что настоящая Аля была тогда, на школьном концерте,играющая на рояле...
-Вот мой дом, - сухо сказала Аля. - Спасибо, что проводил.
-И тебе спасибо, что разрешила проводить тебя. Не представляешь, какое удовольствие идти рядом с тобой.
-Да, естественно, не представляю, - улыбнулась Аля.
-Ну, я пойду, Аль, - сказал Глеб после некоторого молчания. - Хорошего тебе вечера.
-Да, и тебе, - сказала Аля.
Глеб уже спустился с крыльца, а Аля не торопилась уходить домой, что-то удерживало её, словно приковало к земле. Наконец, она не выдержала.
-Постой, -остановила Аля. Глеб обернулся. Она неторопливо спустилась к нему и крепко обняла. - Спасибо тебе, правда. Мне было бы страшно возвращаться домой одной. - И, не проронив больше ни слова, опять поднялась и вошла в подъезд.