И витает, как дымок, христианская идея...

Оглавление:
1. Вступление.
2. Основная часть.
3. Заключение.

      «И ВИТАЕТ, КАК ДЫМОК, ХРИСТИАНСКАЯ ИДЕЯ…»
      или Русская Авторская песня как обмирщённый вариант литургии,
      заместивший в эпоху богоборчества роль Церкви
      в духовном окормлении нашего народа.
      (памяти Дмитрия Курилова)

      Песня Курилова «Провинциальные поэты» (1998)

      Провинциальные поэты
      С чертами крупными бомжей
      Давно испиты и испеты,
      Давно истоптаны штиблеты,
      Однако всё ещё согреты
      Заветной песенкой своей.
      Из паутины рвётся сердце
      На волю вольную — в запой.
      И что там Вертер или Герцен
      Пред их трагической судьбой?

      Цветёт надменная столица.
      Жирует жалкое жлобство.
      А в сердце бьётся Божья птица —
      И ни лететь, ни приземлиться
      Не помогает волшебство.
      А может, бес их всех попутал?
      Русалка в топи завлекла? —
      И не звезда на небе мутном,
      А склянка тёмного стекла.

      Ах, что же с нами происходит
      В плену родного уголка?
      Что за тоска с ума нас сводит —
      Провинциальная тоска.
      Мотивы зависти и мести
      Сопровождают скорбный путь.
      А надо бы собраться вместе —
      Хотя бы руку протянуть.

      Но одиноки наши звуки —
      Должна вся жизнь пройти сперва,
      Чтоб выкрикнуть из смертной скуки
      Свои банальные слова:
      «Покуда не накрыла вьюга,
      Не взвыла смертная гроза,
      Ищите ощупью друг друга –
      Глаза в глаза, глаза в глаза…»

      1. ВСТУПЛЕНИЕ.

      Авторская песня является базовым, единственным аутентичным видом современного песенного искусства, зародившимся в России и ниоткуда нами не заимствованным. Она отличается большим разнообразием форм, направлений, художественных и общественных функций. Общепризнанным отличием Авторской песни (далее по тексту АП), например, является её высочайший поэтический уровень. И в этом смысле у неё среди схожих песенных явлений конкурентов нет (как я выяснил, даже на мировом уровне).
      АП в своих главных проявлениях с самого зарождения стояла на исключительно гуманитарных, человечных позициях, сея по завету классика «разумное, доброе, вечное», взывая к самым лучшим движениям человеческой души, к возвышенному образу восприятия жизни.
      В Авторской песне в наиболее целостном и деятельном виде воплотились особенности нашего национального миросозерцания. В этом смысле она одновременно является и функцией, и аргументом, то есть она вырастает непосредственно из духовных традиций и чаяний нашего народа, но одновременно и оказывает кардинальное влияние на их формирование.
      Но особенно необходимо отметить такую важнейшую, особую черту нашего искусства, до сих пор прозябающего на периферии внимания исследователей, как его литургическая составляющая.
      Когда я сделал для себя это открытие, то подумал, что являюсь первопроходцем в этой теме, потому что во всём знакомом мне на тот момент массиве литературы по АП я никогда не сталкивался с изысканиями в данной области.    Немногочисленные «Бардоведы» рассматривали наше искусство с разных сторон, разбирая его художественные, эстетические, общественные, коммуникационные и многие другие функции и особенности. Но вот рассуждений об АП, как о форме мирской литургии, я в литературе не встречал.
      Когда же в общих чертах я оформил свои соображения и обнародовал их, то получил отклики, из которых узнал, что аналогичные открытия делал не я один.
      Например, Павел Максименко, прочитав мои публикации, прислал мне статью из литературного альманаха Белгородской области за 2012 год, в которой автор рассуждал о литургической природе АП почти теми же словами и категориями, что и я (у умников мысли сходятся!).
      В ряде интервью наш авторитетный товарищ по творчеству Александр Мирзаян назвал Авторскую песню «фундаментом национальной идеи» и «светской литургией русского народа».
      Также интересно, что недавно в феврале 2025 года известный активист московского КСП Леонид Брусиловский на своём юбилейном концерте сравнил движение КСП в целом с христианством и с русским старообрядчеством, в частности.

      Впервые тему литургичности Авторской песни я поднял на Московском ФАП БардАкадемии в 2019 году в своём докладе «Авторская песня. Постановка задачи», когда организаторы фестиваля любезно предоставили мне возможность провести «Круглый стол», посвящённый проблемам АП. Но тогда я коснулся этого вопроса лишь попутно, в контексте общего обзора основ нашего искусства.
      Затем, много позже, мы решили подготовить и показать на ФАП БардАкадемии целевую концертно-публицистическую программу «И витает, как дымок, христианская идея...», посвящённую идее литургичности АП. В процессе подготовки программы, «перелопачивая» интернет в поисках дополнительного материала, мы обнаружили качественную вдумчивую статью «Христианские мотивы в Авторской песне» Дмитрия Курилова, нашего «бардовского» кандидата филологических наук, московского барда и поэта.
      Оказалось, что мой близкий товарищ и соратник является к тому же моим полным единомышленником! Вот такие делаешь открытия после 30 лет знакомства с коллегой.
      Кстати, диссертацию Дима защищал по теме, связанной с Авторской песней.
      Прочитав его интереснейший материал, мы решили, что необходимо немедленно связаться с Димой, чтобы объединить наши усилия в общем деле и подготовить совместную программу для презентации этого открытия широкой публике.
      Но как часто в нашей подлой жизни случается, «немедленно» не получилось. Отвлекла бытовая суета, я «протянул резину» буквально неделю, а когда собрался взять уже трубку в руки, увидел в сети скорбное сообщение о его нелепой, случайной гибели. Опоздал!
      Что тут можно сказать? Когда слов не хватает, выручает песня.

      Песня Владимира Капгера «Плач» (1989 г.)

      Плачь, во поле берёза,
      Плачь, ковыль, трава степная.
      Лей, дождь, на землю слёзы,
      Птица вещая стенает.
      Приняла земля, в кротости святая,
      Не Христовой веры подношенье.
      Приняла земля, в кротости святая,
      Кровью праведной крещенье.
      В прах брошены святыни,
      Жизнь по смерти тужит.
      Плач матери по сыне,
      Плач жены по муже.
      Убиенные во веки блаженны,
      Ибо крови братней не пролили.
      Убиенные во веки блаженны,
      Ибо сами не убили.

      Слёз медленные реки
      Ветры не осушат.
      Плачь, Русь, по человецем,
      Что убиты в наших душах.

      Несчастье, случившееся с Димой, утвердило меня в намерении донести наши мысли и открытия до людей, прежде всего, до соратников по АП. Я понял, что хватит пребывать в состоянии ложного стыда и никчёмной скромности, иначе можно так и не успеть сказать самых важных слов, не поделиться с людьми главными откровениями. Нам теперь уже точно для этого осталось совсем не много времени. «Про-молчи, промолчи, промолчи…»
      Считаю долгом перед Димой и обязанностью перед читающей публикой донести до заинтересованных единомышленников его основные наития и идеи, которые я в полной мере разделяю. Также позволю себе прокомментировать и дополнить их своими соображениями и находками. Очень важно, чтобы открытия Димы не канули в небытие.
      В результате концертно-публицистическую программу «И витает, как дымок, христианская идея...», показанную на весеннем ФАП БардАкадемии 2023, и данную статью я посвятил памяти нашего дорогого товарища и соратника Дмитрия Курилова.

    Вводная часть закончена, теперь к существу вопроса.

2. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ.

      Итак, повторюсь, литургичность природы АП, как её отличительная черта, была отмечена некоторыми исследователями, однако тема эта не получила никакого системного развития, хотя, на мой взгляд, это открытие является едва ли не важнейшей новацией, обнаруживающей, возможно, ту самую ключевую черту, которая резко отличает наше искусство от всех остальных направлений массовой песенной культуры.
      Конечно, в пределах, заданных форматом статьи, раскрыть эту обширную тему невозможно, а потому мы с вами ограничимся задачей поставить наконец её на общественное обсуждение и рассмотрение как отдельный вопрос, системно важный для понимания АП. Не сомневаюсь, что у читателей возникнет немало ремарок, вопросов и возражений, но это как раз, по моему мнению, и хорошо!
      Предлагаю в качестве тематической иллюстрации песню Виктора Луферова.   Будучи по собственному признанию атеистом, Луферов в своём творчестве вольно или невольно касался метафизических тем и развивал идеи христианских заповедей. Вот его песенный диалог, который ведёт с самим Господом Богом человек, готовящийся к воплощению в мире людей.

      Песня Виктора Луферова «Посвящение Франсуа Вийону»

      Перед тем, как к вам прийти, зашёл я к Господу,
      Помоги, — сказал, — Отец, собраться в путь,
      Снаряди да приодень, а к людям попаду, —
      Сверху присмотреть за мной не позабудь.
      Сами знаете, Бог даст всё, что не попроси,
      Даст и ум, и глупость, даст, а что ж не дать?
      Но не стал я ничего просить у Господа, —
      Бог сам знает, что кому давать.

      Долго он копался в сваленной там ветоши,
      И такую плохонькую из одежд
      Мне даёт и говорит: — Сынок, ты не тужи,
      Главное — не растерять надежд!
      И протягивает башмаки дырявые:
      — На меня надейся, сам не плошай,
      Башмаки, они и новые износятся,
      Главное — не износилась бы душа!

      И ещё мне Бог в дорогу эту дальнюю
      Посох дал и дал кувшин с отбитым дном.
      И сказал мне Бог: — Гора с горою сходится,
      Может, свидимся когда-нибудь потом.
      И сказал: Ответь тому, кто крикнет вслед тебе:
      «Кто в цветущий век наш бос — дурак, мол, тот»,
      Что презренным Бог даёт корыто сытости,
      А любимым Бог скитания дает!

      И с тех пор я по земле иду без устали,
      Чем могу делюсь со встречными в пути.
      Эх, — смеюсь, — всё, что возьму, — всё вам останется,
      Я с собой могу себя лишь унести.
      И такая впереди дорога длинная,
      И судьба короткая одна.
      Что в карман не положу я — всё выроню,
      Лей не лей, кувшин-то Бог мне дал без дна!

      Как я упоминал выше, изучая статью Дмитрия Курилова, я обнаружил множество совпадений в наших позициях. А что тут удивительного: мы с Димой дети одной эпохи, одного социального слоя. Оба посвятили свои жизни АП. То есть, критерии этических и эстетических подходов у нас сформировались в схожих обстоятельствах. К тому же я с горьким запозданием узнал, что Курилов был вполне сложившимся христианином, что, очевидно, и стало предпосылкой к публикации им своей работы.
      Однако при этом мне хотелось некоторые позиции его статьи дополнить, уточнить, прокомментировать и расширить. Вот почему я хотел обратиться к нему и объединить наши старания. Например, Дима рассматривает тему религиозных мотивов на материале творчества «трёх китов» — Окуджавы, Высоцкого и Галича. А ведь можно и расширить взгляд, посмотрев на проблему в контексте всего искусства АП в целом, постараться ясно очертить её литургическую природу как один из главных этико-эстетических признаков.
      Дмитрий Курилов совершенно верно замечает, что подавляющее большинство бардов первых «призывов» были типичными представителями своей эпохи, образцовыми советскими людьми с соответствующими идейными установками, обусловленными императивным господством государственной марксистско-ленинской догмы. А одним из краеугольных моментов догматики СССР была открытая война на уничтожение — против религии, Церкви и самой идеи Бога. И это неудивительно, так как нормы христианской морали и сама мысль о существовании Высшего Суда ставили духовный диктат большевиков в катастрофическое моральное положение. Понятно, что Вера и Церковь по умолчанию попадали в разряд самых страшных врагов «строителей светлого будущего» в одном ряду с «мировым империализмом», сионизмом, «троцкизмом», и прочими «измами». В СССР право на жизнь имела одна-единственная идеологическая доктрина: «научный коммунизм», что в области искусства неизбежно загоняло всё творческое сообщество России в резервацию «метода соцреализма».
      Как следствие, любые попытки художников касаться темы религии, Веры и Бога подвергались шельмованию всех видов: от кощунственного, хамского осмеяния до уголовного и психиатрического преследования.
      Все, конечно, знают приведённую выше песню Вити Луферова, но у этого барда-«атеиста» было много песен на духовные мотивы, которые иначе, чем молитвами не назовёшь. И вот одна из замечательных, и называется она…

      Песня Виктора Луферова «Молитва» (1978)

      Голову мою к земле всё ниже, ниже
      Гни, Господь, как иву над водой...
      Ничего тебе, Господь, я не отвечу.
      Да и ты не спросишь — что со мной.

      Стало ль суеты с того на свете меньше,
      Что нет мамы суетной моей?
      Вряд ли, — но другое я уж знаю точно:
      Мне не встретить женщины добрей.

      Ты бы мог вершить всё в мире по-иному
      Без людской мольбы и горьких слёз.
      Отчего же ты, ответь, ещё ни разу
      Чашу эту мимо не пронёс?

      Как ты молчалив, как молчалив ты, Боже,
      А ответа не найти нигде...
      Голову мою к земле всё ниже, ниже
      Гни, Господь, как иву гнёшь к воде.

      Кажущееся противоречие между «врождённым умственным атеизмом» бардов и религиозным, христианским содержанием многих их произведений моментально устраняется, если вспомнить евангельский тезис о «христианах до Христа» и «христианах без Христа». Действительно, критики христианской морали задают, как им кажется, тупиковый для нас вопрос: разве справедливо, что добрые люди, не совершавшие тяжких грехов, но жившие до явления Спасителя, обречены на вечные муки в преисподней всего лишь за то, что они родились до Иисуса? Церковь даёт на эту казуистику простой ответ: праведники древности, не знавшие Нагорной Проповеди, но соблюдавшие заповеди просто по зову совести, получают шанс на Спасение, как и мы. И это подтверждается догматом о сошествии Христа во ад, откуда Он вывел и забрал с Собой томившихся там ветхозаветных праведников.
То же касается и людей, оказавшихся вне Церковной ограды в силу непреодолимых обстоятельств.
      Выросшие в атмосфере гонений и издевательств над Церковью и Верой «старики» — основатели АП — Анчаров, Визбор, Окуджава, Высоцкий и подавляющее большинство других родоначальников (за редчайшими исключениями) — никак не могли избежать этой «духовной ветрянки» эпохи. Все они на ранних этапах творчества, стремясь как-то адаптироваться к атмосфере безбожия, переболели подростковым «религиозным нигилизмом», глумливым кощунством. Но это ни в какой мере не может служить поводом для их обвинений! Они с рождения возрастали в обществе, где нормой были насмешки над Верой, карикатуры на Церковь и на Священство. Вера в советском социуме преподносилась как атрибут слабости, убожества, исторической отсталости, свойственных только доживающим свой век полоумным бабушкам.
      Напротив, тем более высоко надо нам ценить духовный прорыв корифеев АП, которые сумели на своём творческом пути дойти до открытия Бога в себе, преодолев запреты, окружающее море пошлости и плебейского кощунства.
      Пройти путь восхождения от «к чёрту сказки о богах» до «Господи, мой Боже, зеленоглазый мой» (Б. Окуджава) или от «раздаётся вдруг звонок, вызывает лично Бог» до торжественного «но спасает нас в ночи от ПОЗОРНОГО безверья» (Ю. Визбор) — это дано только сильным духом.
      Часто в полемике приходится сталкиваться с шулерским приёмом оппонентов-богоборцев, когда, стремясь убедить нас в безбожности великих художников, в доказательство они приводят их глумливые произведения. Общим местом стало цитирование Пушкинских строк «когда последнего царя удавят / кишкой последнего попа». Сюда же добавляют «Гаврилиаду», и ряд других дерзких, антисистемных, ёрнических стихов. Но при этом тщательно забывают уточнить, что все они относятся к подростково-юношескому периоду творчества Александра Сергеевича, когда молодому, ещё не сформировавшемуся сознанию невозможно устоять перед соблазном эпатажа, вызова существующему «косному» социальному порядку.
      Так же забывают уточнить и то, что строки про царя и попа — это не собственные слова девятнадцатилетнего Пушкина, а лишь перевод французской уличной, циничной революционной частушки.
      Но Пушкин как раз и является образцом гения, умеющего изменяться, очищаться от пошлости, духовно расти, восходить от низменного состояния к небесно-высокому полёту. Такова метаморфоза Пушкина, начавшего с «Гаврилиады», а закончившего «Пророком»: «И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый». А ведь это настоящая исповедь, манифест отречения от лукавого подросткового празднословия. Позднее у повзрослевшего, НАСТОЯЩЕГО Пушкина никаких глумливых строк мы больше не найдём.
      Такие же метаморфозы наблюдаем и у классиков АП. Начиная с «низкой», уличной стилистики, взрослея и духовно созревая, они со всей неизбежностью приходят к эсхатологической трактовке мироздания. От «Ваньки Морозова» к «Молитве Франсуа Вийона» (Б. Окуджава); от «Нинки, которая спит со всей Ордынкой», к «Золотым куполам России» или уж к совсем прямой декларации: «мне есть что спеть, представ перед Всевышним, мне есть, чем оправдаться перед Ним» (В. Высоцкий).
      И вся АП в силу перечисленных выше причин прошла аналогичный путь: появившись после падения идейной тирании раннего большевизма как форма проявления духовной вольницы, как «праздник непослушания», она начала стремительно возрастать, трансформируясь в олимпийское искусство, корифеи которого поднимали всё более глубокие, болезненные и драматические проблемы бытия. Стартовав на рубеже 50–60-х годов в виде непритязательной студенческой и туристской самодеятельности, уже к Новосибирскому фестивалю 1968 года АП предъявила себя как настоящее художественное явление, поставив власти предержащие в тупик дерзостью поднимаемых вопросов и победительной формой обращения к аудитории. Достаточно отметить тот факт, что в недрах самой серьёзной организации Советского Союза, в Комитете Госбезопасности, в Пятом управлении существовал подотдел, занимавшийся контролем над самодеятельным песенным движением, в том числе, над КСП. Ничего себе: какой-то КСП и целый КГБ!
      Но удивительным этот факт кажется только на первый взгляд.
      Власть быстро поняла, что АП — это едва ли не единственное творческое направление, никак не поддающееся полному идеологическому регулированию. АП может существовать исключительно как вольное проявление созидательного духа, а потому по природе своей заведомо оппозиционное любой тирании. И в этом смысле пристальное внимание КГБ становится понятным и неизбежным. Невозможно в принципе заставить барда пойти на соглашение с духовными угнетателями. Вы скажете, что есть масса примеров таких соглашений?
      Есть, но вся штука в том, что всегда бард, вступавший в сговор с деспотической властью, неизбежно утрачивал статус барда и становился придворным певцом. Условно говоря, превращался из Высоцкого в Розенбаума. Эффект Фауста. И такая обусловленность нашего искусства носит таинственный, метафизический характер. Барды — это те самые «нищие духом» на паперти мироздания. Они просят у Создателя спасительного подаяния, которое есть изначальное Слово.
      АП — это искусство восхождения человека от профанного, низменного к возвышенному, духовному состоянию. «Лествица небесная». И рискну предположить, что более ни одно современное сценическое или камерное песенное искусство не обладает этим свойством в такой полноте, как АП. Ни в нашей, ни в известных нам иноязычных традициях. Подчеркну: это не утверждение (я недостаточно просвещён, чтобы утверждать), а импульс к поиску.

      Песня Владимира Капгера «Чистое слово» (1988)

      Всё, как в древних еврейских канонах,
      И привратник, и светлый дворец.
      Вот и я, как червяк перед троном,
      А на троне — предвечный Творец.
      Власть плебейской привычки сурова:
      Не сыграть, так хотя бы влистить!
      — Дай мне, Господи, чистое слово,
      Страх сглотну и пристану просить:

      —  Не дари мне познаний бездонных,
      Не дари над врагами побед,
      Ни казенную ласку закона,
      Ни проклятье безоблачных лет,
      Ни пурпурных одежд, ни лиловых,
      Не дари мне ни силу, ни клад,
      Дай лишь Слово, лишь чистое Слово, —
      Я клянусь, не зарою талант!

      Осуди на биение птицы
      В гулкой клетке остывшей души,
      На потерю последней страницы
      Из романа с названием «Жизнь»,
      На заклятье звериного зова,
      На змеиные кольца путей, -
      Дай лишь Слово, дай чистое Слово
      Искуплением жизни моей!

      А когда я в молчаньи бессильном
      Над языческим светлым ключом,
      Миражом очарован, застыну,
      C немотою уже обручён,
      Погибаю в пустыне бесплодной,
      Не стрелою сражён, не мечом, —
      Дай мне, Господи, чистое Слово,
      Чтоб от жажды не пасть над ручьём!

      И тогда, как в начале творенья,
      Снова сила восстанет Твоя,
      И вернётся опять искушенье
      Всё начать по старинке с нуля.
      И из горна остывшего снова,
      Как слезинка, прольётся звезда.
      —  Дай мне, Господи, чистое Слово!
      Ты увидишь, что будет тогда…

      АП стала детищем «оттепели», эпохи, когда морок идеологического диктата развеялся, но одновременно с этим настала пора максимальной расцерковлённости нашего народа. Русская Церковь, пережившая в 20–30-е годы полосу неслыханного в истории духовного геноцида, находилась в состоянии подлинной агонии. Из шести сотен дореволюционных приходов в восьмимиллионной Москве действующими оставались всего три десятка. Большая часть храмов по всей России была варварски разрушена. Оставшиеся предавались осквернению: иконы отправлялись на дрова, бесценные фрески замалёвывались промышленной грунтовкой, сами здания церквей передавались под конюшни, склады, ремонтные мастерские. В 1958 году Никита Хрущёв пообещал к концу Семилетки показать по телевидению последнего попа. Но чем сильнее преследовались возвышенные стремления, тем острее становилась тоска людей по простой человечности и духовности.
      Дмитрий Курилов пишет: «Страстная жажда идеала, опоры, веры, возвращение к традиции, к корням, естественно вели к религии. Тысячелетнее христианство на пути вероискательства оказалось ближе всего: десятки порушенных храмов по многочисленным градам и весям России безмолвно взывали к вере».
      В целом Дима прав, преуменьшает только масштаб духовного погрома на порядки: разрушены были не десятки, а десятки тысяч церквей и сотни монастырей. Возникает внутреннее изумление: не единственный ли это пример в истории человечества? Ведь на протяжении тысячелетий все народы мира, сражаясь с захватчиками, до последнего вздоха защищали свои святыни. Характерно сообщение нашей Летописи об осаде Москвы ханом Тохтамышем в 1382 году. Летописец, между прочим, пишет, что население окрестных сёл и городов стекалось под защиту стен Московского Кремля, неся с собой всё самое ценное, что хотели спасти, и, в итоге, богослужебных книг, икон и святынь «наметали в храмах до стропа», а заготовить продовольствие забыли…
      Но вот в 1917 году настала пора «разрушения старого мира», и наш народ сам кинулся сбрасывать кресты с церквей, взрывать многовековые храмы, глумиться над священством, истребляя его под корень.
      Когда же в эпоху «оттепели» народ получил возможность относительно свободно обсуждать гуманитарные и мировоззренческие темы, сразу же проявилась потребность утолить голод соборного духовного общения.
      Предложенные государством сервильные формы типа комсомольских собраний, маёвок, субботников и КВН-ов не могли этого голода утолить в силу отсутствия в этом движении духовной, возвышенной, душеспасительной составляющей. Обращение к церковным формам оставалось под строжайшим запретом. И тут как заместительная терапия на выручку пришли Авторская песня и движение КСП.

      Песня Юрия Визбора «Одинокий гитарист» (1982)

      Одинокий гитарист в придорожном ресторане.
      Чёрной свечкой кипарис между звёздами в окне.
      Он играет и поёт, сидя будто в чёрной раме,
      Море Чёрное за ним при прожекторной луне.

      Наш милейший рулевой на дороге нелюдимой,
      Исстрадав без сигарет, сделал этот поворот.
      Ах, удача, Боже мой, услыхать в стране родимой
      Человеческую речь в изложеньи нежных нот.

      Ресторан полупустой. Две танцующие пары.
      Два дружинника сидят, обеспечивая мир.
      Одинокий гитарист с добрым Генделем на пару
      Поднимают к небесам этот маленький трактир.

      И витает, как дымок, христианская идея,
      Что когда-то повезёт, если вдруг не повезло.
      Он играет и поёт, всё надеясь и надеясь,
      Что когда-нибудь добро победит в борьбе со злом.

      Ах, как трудно будет нам, если мы ему поверим.
      С этим веком наш роман бессердечен и нечист.
      Но спасает нас в ночи от позорного безверья
      Колокольчик под дугой — одинокий гитарист.

      Рискну предположить, что искусство Авторской песни является уникальным носителем позитивного и созидательного подхода к миру. Конечно, в огромном потоке бардовского творчества мы можем обнаружить образцы произведений любого направления и наполнения. Попадаются и откровенно растлительные, пошлые произведения; эпатажные, вызывающие выпады против морали, но они всегда вытесняются на периферию мира Авторской песни, в своеобразную резервацию, отторгаясь профильной аудиторией.
      Основной же массив шедевров Авторской песни, главный вектор направленности творчества российских бардов представляет собой, не побоюсь сказать, мирское воплощение Нагорной Проповеди Христа. Нравственная парадигма нашего искусства буквально базируется на десяти евангельских заповедях.
      Конечно, в условиях запрета на прямое использование религиозных сюжетов и образов, а также в силу насаждённого большевистской пропагандой уничижительного отношения к Церкви, у бардов редко встречается прямое же обращение к Богу, прямое упоминание Веры. Поэтому мы постоянно видим, как авторы прибегают к спасительному иносказанию, замещая Имя Бога различными аллегориями.
      Вот Дмитрий Курилов обращает внимание на ряд таких «замещений» у Булата Окуджавы:
      «Конечно, шестидесятник Окуджава не может со всей определенностью назвать себя верующим человеком. Когда его исповедь нуждается в Боге, он именует его Надеждой. В одомашненном пост- и антитоталитарном духовном пространстве Окуджавы Надежда, безусловно, имеет статус божества… Лирический герой раннего Окуджавы, может быть, строго говоря, Бога не знает, но отчаянно нуждается — в Боге, в молитве. Отсюда — религия «арбатства»: «Ах, Арбат, мой Арбат, ты — моя религия». Отсюда парадоксальное, едва ли не богохульственное для христианина заявление:
      «Мне нужно на кого-нибудь молиться.
      Подумайте, простому муравью
      вдруг захотелось в ноженьки валиться,
      поверить в очарованность свою».
                (конец цитаты)

      Молитвенные, церковные мотивы обнаруживаем у многих выдающихся бардов. «Ты помолись у Храма Покрова о странствующих вдалеке от дома» (В. Туриянский), «Вот, что значат поступки некрасивые и БЕЗБОЖНЫЕ, глупые слова» (Н. Матвеева). Приводить бесчисленные примеры из творчества Окуджавы, Высоцкого, Галича, Бережкова, Егорова, Сосновской, Дулова, Старчика и других корифеев АП для нашего читателя нет смысла: они нам известны и бесчисленны.
      Крайне любопытны, символичны и поучительны многие параллельные совпадения, которые выглядят случайностями, но, в то же время производят мистическое впечатление.
      Не сговаривались же между собой Булат Окуджава и Виктор Луферов, когда свои песни, прямо обращённые к Богу, назвали практически одинаково: «Молитва Франсуа Вийона» и «Посвящение Франсуа Вийону» — поэту, религиозность которого, кстати, под большим вопросом. Понятно, что во время написания этих песен упоминание Бога надо было каким-то способом замаскировать, но удивительным образом в обоих случаях этой маскировкой стал разбойник и хулиган Франсуа Вийон.

      Но, кроме обращения непосредственно к Творцу Миров, которому посвящены первые 4 заповеди Декалога (напомню, мы говорим о Нагорной Проповеди), вспомним кратко остальные шесть:

       5. Почитай отца твоего и мать.
       6. Не убивай.
       7. Не прелюбодействуй.
       8. Не кради.
       9. Не произноси ложного свидетельства.
      10. Не желай ни дома, ни жены, ничего, что у ближнего твоего.

      Разве не с проповедью этих нравственных ценностей обращается к людям НАСТОЯЩАЯ Авторская песня? Сколько песен посвящено бардами отцу и матери. Как страстно и отчаянно выступала и выступает АП против убийства, насилия, войны. Насколько высоко поднята в нашем искусстве тема верности в любви и дружбе, и как беспощадно показано уродство предательства и измены. Как настойчиво — и убедительно! — изобличает АП пороки лжи, алчности, зависти, лихоимства.
АП и сопутствующее ей уникальное в мире движение КСП естественным порядком выработали и соответствующие квази-литургические формы своих лесных слётов, во многом повторяющих церковные священнодейства.
      Слёты — лесные мистерии, «литургии», почти богослужения, в ходе которых на ночных полянах у костров звучали настоящие хоралы, песнопения со слезами на глазах. КСП-шные крестины, лесные венчания, ритуалы поминовения ушедших собратьев. Ритуальные гигантские костры, факельные шествия с распеванием «псалмов», «тропарей» и «канонов», в которых воплощалась тоска по единению с Первопричиной мира.
      И ещё раз повторюсь: по моему скромному разумению из всех видов сценических песенных искусств так последовательно, неотступно ведёт нас по пути добра, Веры, Надежды, Любви и, соответствен-но, Спасения — только Авторская песня. Не согласны? Тогда кто ещё?
      Может быть, эстрада? Рок? Джаз? Блюз? Рэп? Инди? Кантри? Шансон? Фаду? Представителям этих направлений литургичность была ни к чему: в их странах эту функцию свободно выполняли их родные Церкви.
      Кажется, на этом поприще, как и в плане поэтического уровня, у АП конкурентов в мире нет. И очень жаль, что эта её уникальная, важнейшая, подвижническая роль в духовной борьбе нашего народа так слабо отмечена и освещена исследователями, аналитиками и критиками и до сих пор остаётся за рамками общественного интереса.
      А вот ещё один образец аллегорического замещения образа Создателя сказочным персонажем в очаровательной песне Юрия Кукина, в которой слышится извечная тоска по невоплощённому ожиданию Чуда.

      Песня Юрия Кукина «Добрый волшебник» (1964)

      Где ж ты, мой добрый волшебник?
      Я до сих пор не летаю,
      И невидимкой не стать мне,
      И неразменных нет денег.

      Лампу ты дал Алладину,
      Хитрость — Ходже Насреддину.
      Пусть не шагреневой кожи,
      Но дай мне что-нибудь тоже.

      Радости дай и печали,
      Чтобы встречал и встречали,
      Чтобы меня понимали
      И чтобы всех понимал я:

      Чем опечалена туча,
      Радость какая у листьев,
      Горд чем цветок, что всё значит,
      И почему люди плачут.

      Где ж ты, мой добрый волшебник?
      Я до сих пор не летаю.
      Видишь, стою на коленях,
      Хоть сам придумал тебя я...

      3. ЧТО ИЗ ЭТОГО СЛЕДУЕТ?

      В роковую эпоху постсталинского освобождения, наш народ, разом потерявший «незыблемые идеалы», стоя перед поверженным кумиром «гения всех времён», «вождя народов» оказался в состоянии полной идейно-духовной растерянности: во что же теперь верить? Кого, что воспевать? Кому молиться? Идол рухнул, тысячелетняя Церковь ошельмована, растерзана.
      Вот как пишет об этом Дима Курилов: «В “душе” тоталитарного общества, испуганного крушением идола и идеалов, образовалась глубокая брешь, острая потребность в вере, в духовности… Процессы вероискательства вместе с поворотом к традиции особенно усилились к концу шестидесятых – началу семидесятых, на которые как раз и пришелся расцвет Авторской песни…»
      И АП явилась тем «спасательным кругом», который дал нам возможность кое-как переплыть через гибельное море «позорного неверия». АП дала нашему народу шанс, которым мы полноценно, увы, не воспользовались. Высокомерно проигнорировали, променяв родное на чужое, право первородства на чечевичную похлёбку.
      АП волей-неволей взяла на себя тяжкую функцию, встав на духовную вахту на время, пока поруганная, ошельмованная Церковь пребывала в «коме». Сейчас Церковь ПОСТЕПЕННО, медленно приходит в себя, и эту вахту АП сдаёт.
      У меня ещё теплится надежда, что не всё потеряно, и что наш народ, как блудный сын, вернётся в Отчий дом. Но с каждым днём надежды тают. Система ценностей подрастающих поколений формируется, увы, не под благотворным влиянием песен Булата Окуджавы, Новеллы Матвеевой, Владимира Высоцкого и Александра Дулова, а под натиском СМИ, навязывающих этику и эстетику «Дома-2», «Камеди-клаба», Шнура, Моргенштерна, «Владимирского централа», разного рода «Вороваек», «Комбинаций», всякого рода «Жиганов» и прочих инфернальных суррогатов ущербного псевдоискусства ночных клубов.
      Надо ли удивляться, что тринадцатилетние школьники — мальчики и девочки — общаются между собой исключительно на матерной лексике? А к чему это ведёт в перспективе? Как мы говорим — так и думаем; как мы думаем — так и поступаем. Наша речь непреложно формирует наши мысли и поступки. Матерщина (которую в старину называли — «лая матерная») втаптывает в грязь все самые светлые и величественные ценности, озаряющие человеческое бытие: любовь мужчины и женщины, чадозачатие, деторождение, материнство. Низводит эти основы счастья до скотского, сортирного уровня выгребной ямы. Что же останется в жизни у этих несчастных подростков, не верящих ни во что, кроме собственной выгоды и сиюсекундного удовольствия? Ведь они, по сути, уже живые мертвецы, хотя жить ещё и не начинали.
      А какую спасительную роль могла бы для них сыграть АП! Но, как говорили обыватели древней Иудеи: «Что может быть хорошего из Назарета?»
      Ах, как мечталось бы, чтобы дети наши росли под сенью эдемского сада младенца Христа и возрастали, питаемые высокой поэзией и прекрасной музыкой. Например, Алексея Николаевича Плещеева и Владимира Владимировича Бережкова…

      Песня Владимира Бережкова на стихи Алексея Плещеева «Легенда»

      Был у Христа-Младенца сад,
      И много роз взрастил Он в нём.
      Он трижды в день их поливал,
      Чтоб сплесть венок Себе потом.

      Когда же розы расцвели,
      Детей еврейских созвал Он;
      Они сорвали по цветку, —
      И сад весь был опустошён.

      «Как Ты сплетёшь теперь венок?
      В Твоём саду нет больше роз!»
      — Вы позабыли, что шипы
      Остались Мне, — сказал Христос.

      И из шипов они сплели
      Венок колючий для Него,
      И капли крови вместо роз
      Чело украсили Его.

      Итак, ещё раз подчеркну: я вовсе не думаю сводить всё разнообразие природы искусства АП к квази-церковной, литургической составляющей. У АП есть множество иных черт, функций и особенностей, представляющих её сущность в едином комплексе.   Но именно духовно-литургическая, соборная роль в объединении человеческих душ — есть её важнейшая, уникальная особенность, кардинально отличающая АП от всех других видов сценического песенного искусства, которые ведут людей по земле. А АП возводит их к Небесам. Как взывает священник с амвона: «Всякое ныне житейское отложим попечение… Горе имеим сердца!»

      Песня Булата Окуджавы «Молитва Франсуа Вийона» (1967)

      Пока Земля ещё вертится, пока ещё ярок свет,
      Господи, дай же ты каждому, чего у него нет.
      Умному дай голову, трусливому дай коня,
      Дай счастливому денег и не забудь про меня.

      Пока Земля ещё вертится, Господи, твоя власть,
      Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть.
      Дай передышку щедрому хоть до исхода дня,
      Каину дай раскаянье и не забудь про меня.

      Я знаю, ты всё умеешь, я верую в мудрость твою,
      Как верит солдат убитый, что он проживает в раю.
      Как верит каждое ухо тихим речам твоим,
      Как веруем и мы сами, не ведая, что творим.

      Господи, мой Боже, зеленоглазый мой,
      Пока Земля ещё вертится, и это ей странно самой,
      Пока ещё хватает времени и огня,
      Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня.

      И завершить эту небольшую статью кажется уместным замечательной песней Вадима Егорова, которая как бы подводит смысловой итог всему, сказанному выше.
      А нашему дорогому Димке — рабу Божию Димитрию — вечная память и Царствие Небесное.

      Песня Вадима Егорова «Атеистическая молитва» (1973)

      И опустится ночь, и осыплется град,
      и обрушится меч на клеймёные лица...
      Подойди же ко мне, мой товарищ и брат,
      помолись за меня, не умея молиться.
      И когда поутру, отрешась от тревог,
      мы пойдём на помост сквозь гоненья и гогот, —
      да поможет нам Бог, да поможет нам Бог,
      да поможет нам Бог — нам, не верящим в Бога.

      Да поможет Он нам мановеньем руки
      осчастливить друзей, расквитаться с врагами,
      да поможет Он нам всем богам вопреки
      на безбожной земле стать земными богами.
      Всем, кто жалок и нищ, всем, кто сир и убог,
      дать немного тепла и терпенья немного,
      да поможет нам Бог, да поможет нам Бог,
      да поможет нам Бог — нам, не верящим в Бога.

      В невозможный тот миг, в неизбежный тот час,
      когда будничный рай обернется содомом,
      и замолкнут уста, и глаза закричат,
      мы из жизни уйдем, как уходят из дома...
      Подымающим пыль поднебесных дорог,
      в бесконечную высь уходящим полого,
      да поможет нам Бог, да поможет нам Бог,
      да поможет нам Бог — нам, не верящим в Бога.

                Февраль 2023 – февраль 2025

Архивное фото: "Возьмёмся за руки, друзья!" Хоровое пение на слёте Московского КСП.