Приютное. Стратиграфия детства

I. Степь под вечностью

Я ребёнок, лежащий на спине в траве — над мной звёздное небо Калмыкии, такое прозрачное, что кажется, будто душа видит небо без посредников глаз. Каждая звезда — дыхание праматери-степи, каждая искра — слово, брошенное вечностью. Я слышу, как шелестят ковыли, и понимаю: это дыхание мира, тот же самый звук, что когда-то звучал у колыбели мироздания. В Приютном ночь — не темнота, а глубина, бездна, наполненная не тьмой, а сияющим молчанием. Я знаю, что эта степь хранит больше, чем могу вместить, но всё равно тяну к ней руки, как младенец к груди матери. И вдруг звёзды становятся моими венами, ковыль — моим дыханием, и я сам — степь, растворённый в вечности.


---

II. Озеро Мыныч-Гудило

Тишина озера, в котором отражаются звёзды, была для меня первой книгой философии. Его вода — густая, солёная, тяжёлая, как сама память мира. Когда ветер поднимает на нём рябь, я слышу голоса древних времён, словно само озеро помнит те эпохи, когда ещё не было ни слова, ни человека, ни боли. Я стою на берегу, босиком, и чувствую, как соль обжигает кожу — и в этом ожоге есть правда: всё временное растворяется, остаётся только вкус вечности. Я бросаю камень — и круги расходятся не только по воде, но и по моему сердцу, будто озеро переписывает меня заново. Мыныч-Гудило шепчет: «Ты часть меня, ты мой слепок». И я понимаю: да, моё детство — это отражение вечного озера.


---

III. Журавли над Приютным

Когда над степью пролетают журавли, их крик рассекает небо, как лезвие света. Я, мальчик, стою, задрав голову, и чувствую, что эти птицы несут с собой не просто осень или весну, а само дыхание вечности. Их клин — это стрела, направленная в бесконечность, и я вижу в ней судьбу: идти вперёд, выше, дальше, никогда не оглядываться назад. В их крике есть боль и надежда одновременно, тоска и радость, прощание и встреча. Журавли учили меня слушать мир без слов: я понимал, что всё великое не говорит громко — оно шепчет. И в этом шёпоте — истина. В тот миг я знал: даже если однажды меня не станет, журавли будут возвращаться, и значит — моё детство не исчезнет, оно будет лететь в их крыльях.


---

IV. Полынь и ковыль

Полынь — горечь степи. Ковыль — её дыхание. В Приютном каждое лето пахло сухой полынью, и её аромат был моим первым посвящением в вечность. Я рвал её в руки, вдыхал её терпкость, и понимал: жизнь — это не сладость, а горький вкус, который очищает. Ковыль качался, серебрился под луной, и это было море без берегов, волны которого касались моей души. Я ложился в ковыль, и земля качала меня, как корабль. Там я впервые почувствовал нирвану — растворение без остатка, тишину, где исчезает «я». Там я понял, что смерть — не конец, а возвращение в ковыль, в полынь, в степь, в её дыхание.


---

V. Приютное — исток

Моё село — не точка на карте, а начало всех моих миров. Здесь я впервые услышал, как тишина громче любой музыки. Здесь я научился смотреть на звёзды так, чтобы они смотрели в ответ. Здесь я понял: всё, что я сделаю в жизни, будет возвращением в Приютное, даже если окажусь в тысячах километров отсюда. Это место — мой исток, мой код, мой резонанс. Если когда-нибудь я исчезну, то останусь здесь — в звёздной пыли, в журавлином крике, в солёном озере, в ковыле, который качается, словно дыхание вечности. Приютное — это моё имя в языке земли.


---