Хризантема

Сонет понравился… в прошлый год я бы ограничился этой парой слов (но скучно, хочется чтобы на хорошие тексты, авторы умели писать развернутые рецензии, однако ща попробуем)

ХРИЗАНТЕМА (автор: Натали Ефименко)
Натали, приветствую вас в пространстве семиосферы, в котором каждый текст есть не что иное, как сложноорганизованный универсум, преломляющий сквозь призму культурных кодов и индивидуального авторского сознания вечный диалог порядка и хаоса. Предложенный сонет, чья архитектоника и образная система столь явственно отсылают нас к традиции серебряного века, с его тоской по трансцендентному и обостренным вниманием к символике мгновения, предоставляет богатейший материал для герменевтического усилия, направленного на декодирование не только имманентных смыслов, но и тех культурных языков, которыми он оперирует.

В самом деле, если рассматривать данный текст как своеобразный семиотический механизм, порождающий смыслы на стыке внутренних структурных отношений и внешних культурных ассоциаций, то первое, что подлежит анализу, – это его принадлежность к жесткой жанрово-композиционной форме сонета, которая уже сама по себе является мощным генератором смысла через наложение ограничений и создание напряженного поля между формальной строгостью и образной свободой. Четырнадцать строк, организованные в два катрена и два терцета, имплицитно несут в себе модель мироздания, где начальные восемь стихов формулируют некий тезис или рисуют картину чувственного восприятия, а заключительные шесть – предлагают его интеллектуальное осмысление, разворот, разрешение, что мы и наблюдаем в данном случае: катрены погружены в созерцание конкретного природного феномена – цветущей хризантемы, в то время как терцеты совершают резкий, почти вертикальный взлет к метафизическому обобщению, к утверждению онтологической необходимости красоты.

Обратимся же к первому катрену, который функционирует как развернутый знак входа в художественное пространство текста, пространство, маркированное, с одной стороны, предельной конкретикой визуального образа («раскрылись хризантемы лепестки»), а с другой – его тотальной погруженностью в семиотический континуум «бесконечно-голубого», где эпитет «бесконечно-» выполняет функцию не описательную, а скорее философскую, выводя мгновенное наблюдение за рамки временного и в сферу вечного, универсального, тем самым сразу задавая двойной код прочтения: буквальный (пейзажная зарисовка) и символический (созерцание бесконечности в конечном). Далее, образ «маленькие света островки», чье сияние «дарили снова», вводит至关重要的 (чрезвычайно важную) категорию повторения, цикличности, которая, будучи архетипическим свойством природного мира, здесь, однако, лишена механистичности, ибо акт дарения сияния наделяет сам природный процесс чертами осмысленного, почти ритуального действия, что подготавливает почву для последующего явления в тексте персонифицирующего начала – «невидимой руки».

Второй катрен, будучи структурно и логически тесно спаян с первым через союз «и», осуществляет дальнейшую интенсификацию символического плана: визуальный образ «жёлтые мазки / Из самой сердцевины золотого» – это уже не просто описание тычинок цветка, но и отчетливая реминисценция живописных практик импрессионизма и постимпрессионизма (достаточно вспомнить подсолнухи Ван Гога), где мазок является не только техническим приемом, но и знаком непосредственного вторжения энергии творца в материю. Сравнение «Как будто от невидимой руки» окончательно переводит повествование из плана импрессионистической фиксации впечатления в план символистского истолкования мира как текста, написанного рукой трансцендентного Автора, чье присутствие лишь угадывается в его творениях. Эта «невидимая рука» есть не что иное, как культурный шифр, отсылающий и к платоновскому демиургу, и к библейскому образу Бога-творца, и к романтической идее мировой души. Эпитет «незаметно-неземного», с его сложносоставной, нарочито усложненной структурой, является кульминацией этого ряда, обозначая присутствие иного, высшего порядка реальности, которое manifests itself (проявляется) не через явное чудо, а через тепло, через энергию, ощущаемую почти на тактильном уровне, что делает трансцендентное имманентно данным в опыте.

Терцеты, в соответствии с классической сонетной архитектоникой, должны предложить «развязку» или антитезу. И здесь мы сталкиваемся с предельно ясным формулированием основной идеи: укорененность красоты в божественном плане бытия. Утверждение «У всех цветов небесный Ангел есть» является ключевым культурным переводом природного явления на язык религиозно-философской символики Серебряного века, где, по мысли многих его апологетов (Вл. Соловьев, А. Блок), земная красота есть лишь отблеск, знак горнего мира. Важно отметить, что ангел здесь – не конкретный христологический образ, а универсальный семиотический посредник, angelos – вестник, осуществляющий связь между двумя мирами. Именно он, а не слепая сила природы, «каждый раз приносит эту весть», и весть эта заключается в утверждении: «Без красоты мир словно бездыханный».

Эта формула представляет собой квинтэссенцию эстетического креативизма, характерного для всей русской культуры рубежа веков, возводящего Красоту в ранг не только эстетической категории, а онтологического принципа, вдыхающего жизнь («дыханье») в инертную материю мира. Мир, лишенный красоты, – это мир, лишенный смысла, связи с transcendence, это косное, мертвое бытие. Финал сонета – «Глаз видит краски, ухо слышит песнь / И новый день для нас как первозданный» – есть не что иное, как описание механизма сотворения мира заново через акт его восприятия, через чудо чувственного откровения. Через органы чувств («глаз», «ухо»), которые являются инструментами не пассивного получения информации, а активного со-творчества, человек ежедневно участвует в божественном акте творения, и каждый день, благодаря этому союзу чувства и смысла, предстает как «первозданный», то есть очищенный от наслоений рутины, обретающий изначальную свежесть и осмысленность.

Данный сонет может быть прочитан как лаконичная и в высшей степени изящная модель всего символистского миропонимания, где частное явление (цветок хризантемы) становится точкой входа в универсальные законы мироздания, а акт эстетического восприятия приравнивается к религиозному откровению и акту творения. ) И речь сия, по сути, лишь скромная попытка соответствовать той смысловой полифонии и глубине, которые заложены в четырнадцати строках текста, демонстрирующего, что подлинная поэзия всегда есть сгусток культурных кодов и в то же время – их бесконечное порождение.

Психоделика Или Три Де Поэзия   11.09.2025 13:47   •   Заявить о нарушении