Театр памяти

В пустом театре, где гаснут огни,
Сидит человек под тенью луны.
Сцена пуста, занавес рваный дрожит,
В сердце — афиша, где память лежит.

Каждый билет — это день из былого,
Смех, что звучал, и объятий оковы.
Но зрительный зал — лишь эхо и пыль,
Где ветер уносит обрывки тех крыл.

Он ждёт, что на сцене возникнут шаги,
Что тени вернутся, зажгут фонари.
Но скрипят половицы, и холод в углах,
И память — как призрак, танцует в глазах.

В оркестровой яме — забытый рояль,
Клавиши стонут, как старая сталь.
Мелодия рвётся, но в ней — его боль,
Как море, что бьётся о мёртвый прибой.

Он вглядывается в тьму, где луч фонаря,
Как призрачный вальс, ускользает, горя.
На сцене вдруг тень — не актёр, не обман,
А зеркало времени, полный туман.

Оно стоит молча, в пыли и тенях,
Отражая в гранях обрывки огня.
В нём кадры мелькают — то смех, то тоска,
Как звёзды, что тонут в предутренних снах.

Он тянется к зеркалу, шаг невесом,
Но пол под ногами — как треснувший дом.
И каждый осколок — как лист из былого,
Где эхо шагов и обрывки иного:

Мечты, что развеялись в пепле дорог,
Слова, что сгорели в ночи без тревог.
А зеркало шепчет: «Взгляни, не беги,
Ведь сцена — твой мир, где горят фонари».

И он зашагал, и пыль за спиной,
Как шлейф забытых историй волной.
Рояль оживает, и ноты, как дым,
Взлетают к луне, где он вечно гоним.

Но вдруг — в тишине — раздаётся аккорд,
Как будто сам мир разрывает свой счёт.
И занавес рушится, ткань — как река,
В ней тонет театр, и ночь глубока.

А он, усмехнувшись, шагает во мглу,
Где сцена и зритель сливаются в тьму.