здесь ветер сбивает с ног

Здесь ветер сбивает с ног, а небо – ржавое решето, где звёзды тонут
в чадном дыме. Мы встретились не в рассветный час, а в полночь,
когда тени длиннее правды. Ты дарил не цветы, а осколки зеркал,
и я собирала их босыми ногами, чтобы после резать губы на исповеди,
где священник молчал, как пустая сигара.

Спасение? Даже шёпотом – ложь.
Особенно в устах, пропахших табаком и медью.
Я не ношу белое – только пепел,
а в сумке – потрёпанный томик неудачных стихов,
где герои гибнут раньше, чем успевают понять, за что.

Моё кредо – не страх, а холодный расчёт:
я сплела сеть из стеблей крапивы,
а ты в неё угодил, приняв за объятия.
Теперь в твоих волосах только туман,
лишённый всякого объяснения.

Крепкий табак и глубокие раны.
Здесь небо, словно синяк под глазом,
а земля – пепельница с прокуренным дном.
Мы встретились летом, но наше время
давно сгорело в моторе грузовика,
что везёт нас туда,
где мы никогда не хотели остаться.

Ты дарил не цветы, а патроны,
обёрнутые в газетные сводки.
Я чистила ими зубы,
плевала в лужи и смотрела,
как кровь смешивается с бензином.

"Спасение"?
Здесь даже "прости" звучит
как скрип ржавых качелей.
Я не ношу белое, оно замарается
с первой каплей дождя.
В сумке не сигареты, а гвозди,
и книга, где все герои уже мертвы
вначале первой страницы.

Мои грехи не от страха,
а от слишком чуткого слуха:
я слышу, как трескается лёд
под чужими шагами.
Я сплела не венок,
а петлю из телефонных проводов,
и ты в неё вляпался,
приняв за дорогу до дома.

Теперь в твоих глазах –
не туман, а отражение моего ножа.
В карманах – не облака,
а пыль от стёртых в паспорте виз.
От тех мест, что мы вместе не посетили.

Последнее утро?
Просто очередной день,
который начался без тебя
и закончится тем же.

Теперь на зубах ещё больше жёсткости,
меньше намёков на романтику,
меньше иллюзий по поводу полного понимания,
меньше желаний касаться губами.

Ведь я оказалась для тебя меньше всего.
Интуиция не зря мне об этом всё раньше сказала.