Прощай, любимая!

    Всё время язык за зубами держал,
Никогда ни с кем не спорил, не возражал.
Отмалчивался, словно на допросе партизан,
Так никому ничего и не сказав.

               Однако слово, данное себе, не сдержал.
               И где-то несколько часов себя не уважал.
               Поклялся! Дал слово: не жениться НИКОГДА! НЕ ЖЕНИСЬ!
               Да лучше костью подавись!
               В тарелке с супом захлебнись!
               В кастрюле с окрошкой утопись!
               На молекулу и атом разложись!
               В небытие растворись,
               Но только, ради Бога, не женись!!!

А тут прицепился чертило один,
Уличная кличка " миллионер", рыжий блондин.
Мол, по мне одна тёлка сохнет и скучает,
Клянётся, что во мне души не чает.
Ей немного больше тридцати,
Умная, красивая -- с ума можно сойти!

           При фигурке, высока, стройна,
           Без лишних граммов, аки гитарная струна.
           Шестой размер, живёт одна,
           Как на Украине говорят, тэндитна,
           Та ще й зовсим бездитна.

Короче, то, что надо, в твоём вкусе.
Белокурую мадмуазель зовут Марусей.
Печёт вкусняшки-пирожки. Ещё горячими на базаре торгует,
Идейно-нравственно выдержана, чистое прошлое, не ворует.
Совсем одна в трёхкомнатной квартире процветает
Да о таком, как ты, трезвом седом блондине мечтает.

          Так, может быть, и правда в моём вкусе?
          Не позвонить ли мне невесте на выданьё Марусе?
          Я на клятву и обещания не жениться плюнул
          Да на шестой размер с голодухи клюнул.
          По телефону договорились о встрече,
          Нет, не на Народном вече,
          А рандеву произойдёт у остановки автобуса на Стрелечье.

С двумя большими сумками, аки верблюд, загруженный,
Слава Богу, пока не контуженный
И ни разу не простуженный,
Иду, чеканя шаг, всё осмысливая, с расстановкой.
Вот я уже рядом с остановкой.

            Желающих ехать в Стрелечье немало,
            Но стройной, длинноногой как и не бывало.
            Неужели на случку не придёт?
            Время не ждёт,
            Вот-вот автобус подойдёт.

Вдруг сзади слышу шипяще-дребезжащий голос,
На моей седой головушке вздыбился и привстал волос.
Ёлки-палки! О, Боже мой!
Почти сбоку, рядом со мной,
Во всём величии стоит, о, Господи! Неужели мамонт?
Нет, это 10 апреля в серой шубе Мамонтиха.
Вот это да! Остросюжетное кино! Сюжет закручен лихо!

               И мужицким гласом глаголит Мамонтиха,
               Я не сказал бы, почти тихо:
                -- Это Вы Слава?
Хотел ответить, как общепринято сейчас в приболевшей шизофренией державе:
   "Слава Украине!" "Слава нации!" "Смерть ворогам!" "Героям слава!"
Но на удивление скромно промолчал,
Хотя нет, что-то невразумительное промычал.

            Я озвезденел! Буквально ошарашен --
            Такое чудо можно лицезреть лишь на Укрэйн иль в Рашен.
            Мамонтоподобному чуду на вид -- да каких там тридцать!
            Более, чем в два раза по тридцать.
            У тэндитно-грациозной вес --
            Да-к, ведь она тяжеловес,
            Без шубы мамонта где-то за сто тридцать.

Длинными ножками от ушей и не пахло --
Нафталином из-под шубы засмердело и запахло.
Чудо в шубе мамонта меня спросило,
Уже не по-мужицки грубо, а ласково и мило:
         -- Слава, а сколько Вам лет?
         Не моргнув глазом, даю ответ:
      -- Мне ровно через 36 лет,
         36 месяцев и 98 дней будет 99 лет.

Пока она в уме считала,
Что-то делила, умножала, вычитала,
Я в подъехавшем автобусе уже сижу
И в окно на временно любимую гляжу.

        Твою мать! Да как же я, почти влюблённый, без сумок сижу?
        В них продукты. Жратва мне и собаке. Что я псу Фойеру скажу?
        Пока водитель билеты за проезд проверял,
        Я время драгоценное даром не терял --
        Пулей за сумками слинял.

  ПОСТ-СКРИПТУМ
                Уже с сумками, сидя в автобусе, вспомнилась сцена прощания
                Остапа Ибрагимовича Бендера с мадам Грицацуевой:
              -- Обниматься не будем, некогда.
                Прощай, любимая! Мы разошлись, как в море корабли.