Разбор стихотворения Гумилева Я и Вы

Разберём стихотворение Гумилева «Я и Вы». Выделим основные посылы и идеи. Попытаемся дать свою интерпретацию, проанализировав основной инструментарий, при помощи которого высечена форма произведения.

Начнём с названия. Уже в нём мы можем наблюдать основную идею стихотворения, которая заключается в антагонизме и противопоставлении между тем, что понимается как «Я» и тем, что определяется как «Вы». Скажем, что Я и Вы — это посюстороннее и потустороннее, видящее и видимое, субъект и объект. Уже через само название мы можем предвосхитить содержание стихотворения, которое, стало быть, поведает нам о разнице между Я и Вы, где «и» вовсе не союз, а отрицание. Эта «и», по форме предназначенная для связи и единства, в данном случае по сути используется как абсолютно отрицательное «не». Я — не Вы.

(пост будет разбит на части в соответствии с четверостишьями)

1

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Строки как бы обращены женщине, от них веет горечью расставания, возможно, потерей любви, однако мы не станем брать во внимание биографический фон стихотворения. Мы будем толковать его так, как будто у него нет ни автора, ни биографического контекста. Мы, если это понадобится, будем останавливаться на каждом слове, делая примечание ко всему, из чего мы сможем вытащить смысл, не противоречащий произведению в целом и его частям по отдельности.
Лирический герой (далее ЛГ) обращается к некому собеседнику, о котором мы пока ничего не будем говорить, кроме того, что этот собеседник — не он сам. Словами «да, я знаю» ЛГ не утверждает, но подтверждает факт не соответствия его и собеседника, что, стало быть, говорит о взаимном отрицании друг друга. Не только он отрицает собеседника, но и собеседник отрицает его. ЛГ данным вступлением лишь подчеркивает, что он «знает», он в курсе того, что они «не пара». Ведь пара — это то, что находится на общей платформе, в одном пространстве. Здесь этого нет, ЛГ «пришел из другой страны». И он именно «пришел», то есть то место, где происходит обращение, не для него его, он пришелец, чужак, он не на своем месте, он на территории собеседника. Далее он указывает на различие звуков «гитары» и «зурны», первое является струнным инструментом, а второе духовым, для игры на первом нужны только пальцы, для игры на втором — пальцы и дыхание. Гитара не нравится ЛГ потому, что в ней нет элемента дикости, гитара лишена фундаментального, первородного, в ней нет дыхания, нет жизни, она искусственна, неестественна.

2

Не по залам и по салонам,
Темным платьям и пиджакам -
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.

Из первого четверостишия логически вытекает второе. ЛГ заметил, что «страна», где играют на «гитаре», искусственная, ненастоящая, иллюзорная. Он, как служитель поэзии, не читает стихи в больших «залах» и «салонах», его слова не для разодетых и разукрашенных существ, которые правду о себе скрывают за толщей городов, зданий, интерьера и одежды. Он читает стихи тому, что является изначальным, подлинным и реальным, его слушатели — «драконы», «водопады» и «облака». Тут важно понять, что драконы, водопады и облака — это не что-то высшее из мира идей, куда обращен взор ЛГ, отнюдь. Драконы, водопады и облака — это те самые носители пиджаков и платьев, которые за ширмой цивилизованности и культурности скрывают свою хищность, буйность и легковесность. Они подобно драконам готовы выжигать и истреблять все и вся, они словно водопады в порыве страстей текут вниз и падают, они как облака легки, пусты и поверхностны, они многое о себе мнят, окутывая себя слоями лжи, однако под всей этой напыщенностью и самомнением скрывается их нутро, которому и обращены эти строки. Если перевести все это в концепции, то драконы — материализм, водопады — детерминизм, облака — гедонизм.

3

Я люблю - как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.

Далее ЛГ противопоставляет «араба» живущего в «пустыне» «рыцарю» нарисованному на картине. Данное четверостишие продолжает и углубляет все то же самое, что прежнее. Араб, то есть сам ЛГ, живет в мире абсолютной пустоты. В его мире нет ничего, за что можно было бы зацепиться, нет никакого смысла, он бессодержателен, пуст. Все, что он может здесь найти, а это, повторимся, «страна», в которую он «пришел», все, что здесь есть, является «водой», что так же символизирует бессодержательность и отсутствие смысла. Однако он, тот кто это осознает, не желает фетишизировать потребление данной «воды», для него эстетизация бессмысленного процесса по своей сути так же бессмысленна. Он не наливает воду из одного ненужного сосуда в другой, ему эти лишние инструменты не нужны, он «припадает к земле» и «пьет», берет воду напрямую из земли. Что же касается рыцаря, то он, конечно же, нарисован, он вымышлен, фальшив, его взор обращен к небесам, к «звездам», в мир грёз и мечтаний, он «смотрит» и «ждет» и будет продолжать ждать бесконечно, так как он является всего лишь нарисованной картиной: он статичен, одномерен, обездвижен, лишен потенции, он таков, каковы его далекие мечты, — пуст, иллюзорен, нереален.

4

И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,

Мы задержимся и на данном четверостишии. Пройдемся по главным моментам и перейдем к последнему.
ЛГ не просто не желает «умирать» лежа «на постели», он утверждает, что такого не будет, он умрет иначе, по-другому. «Постель» символизирует собой комфорт, блаженство, умиротворение, сон, что опять указывает на то, что «Вы» — это те, кто не пробужден, кто спит, кто доволен той ложью, в которую одет, однако «Я» умру не так, как «Вы». «Нотариус» и «врач» — два столпа, на которых держится эта «страна», — вымышленные законы и вера в будущее. ЛГ нечего оставлять в наследство после себя, а потому «нотариусу» нечего записывать в качестве завещания, ЛГ не надеется дожить до завтра, а потому ему не нужен «врач». Он исчезнет «в какой-нибудь дикой щели», которая сама «утонула в густом плюще». Эта «щель» настолько недоступна остальным, что даже вход в нее охраняется «густым плющом». «Щель» символизирует собой истинный эзотеризм, начинающийся там, где заканчивается свет и все то, что этим светом озаряется. Эта «щель» и есть «Рай», о котором пойдет речь далее.

5

Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник и мытарь
И блудница крикнут: вставай!

В последнем катрене ЛГ открывает собеседнику завесу того, что же все-таки является его «страной», откуда он, как здесь оказался и куда намеревается идти. Его страна — это закрытый «Рай», её виды недоступны глазу, что не умеет смотреть и высматривать, в этом месте царит хаос и ужас, так что человеку, неподготовленному, он покажется беспорядочным, вне-логичным, «неприбранным». Жители, которые «не из этой страны», в замешательстве будут искать объяснений в виде структур, единиц и нулей, они взбунтуются, «запротестуют», потребуют рациональных объяснений, но их выдворят, так как это не их дом, не их страна. Это место не для чистеньких на руку и аккуратненьких людей, которые в безмятежности земной жизни проспали свой век. Это приют для «разбойников», «мытарей» и «блудниц», которые тот мир, тот порядок разрушили, взыскали с него и блуждали в нем от вопроса к вопросу. Да, возможно, многие успели предположить или заметить, что «разбойник», «мытарь» и «блудница» соответствуют библейским Симону Зелоту, Матфею (Левий) и Марии Магдалине, однако нам важны не сами прототипы, а их связь с Христом. Иначе говоря, Христос, который является посланником и путеводителем всех страждущих в Рай, войдет туда вместе с «разбойниками», «мытарями» и «блудницами». Все три типа людей по сути качества одного человека. Этот человек разбойничает, взымает дань и занимается блудом. Разбойничает он, нападая на этот мир, на его устои, демонтируя и деконструируя его основы, взимает дань с этого мира посредством получения смыслов из разрушенного, а блудом занимается он постольку, поскольку ищет то самое, что должно прийти только вместе со смертью, то есть глубокое понимание, осмысленность, содержание и Истину, которая скрыта «за густым плющом» в Раю.