Обречённые на любовь. Хаос

Он щёлкнул выключателем электрического чайника, и тот сразу зашумел, наполняя пространство успокаивающе ровным гудением.
Достав заварник, насыпал чайные листья. В голове словно пластинка продолжала крутиться всё та же мысль: "Почему я всё ещё здесь?"

Он непроизвольно сжал пальцами край столешницы.  Возвращение в свой выстроенный и удобный мир, с почти стерильной  мастерской, лёгкими женщинами и необременительным связями, казалось ему единственно логичным выходом.

В этот момент мобильник завибрировал, уведомляя о поступившем сообщении. Он машинально дотронулся до экрана.
Фотография от любовницы.  Откровенная, без игры в намёки –  приоткрытые розовые складки, чуть раздвинутые пальцами, чтобы не оставалось сомнений, что это не случайный снимок, а приглашение.
Он знал этот ракурс. Тот самый, с которого видела её деревянная стремянка в гардеробной.

Однажды он предложил ей этот перформанс "какая ты вещь в доме".  Тут же выбрав себе образ деревянной стремянки, на перекладины которой она вставала, чтобы достать коробку с туфлями или шёлковый шарф, открывая безмолвному дереву тёплую тень в углублении между бёдрами, лёгкий изгиб живота, когда тянулась выше.  И стремянка, изнывая от желания, не смела даже пошевелиться,  ведь она была всего лишь вещью в доме.

– Ты вверх, я - внизу, – шептал он ей в то самое углубление.  – Я – дерево, не смеющее дрогнуть, ты – ежедневное откровение податливой нежности, не знающей о моём взгляде, запоминаю каждую твою линию, чтобы ночью стать воском, и расплавиться от твоего огня.

Потом он взял красный карандаш и нарисовал на белом листе алые полупрозрачные линии, похожие на раскрытые лепестки волшебного цветка –  то, как деревянная стремянка видела её интимность.

С тех пор, когда любовница хотела ему напомнить о себе, она присылала этот рисунок. Или, как сегодня, просто фотографию. Но сейчас он не почувствовал ни намёка на возбуждение,  потому что мысленно был уже далеко отсюда. В любимой своей мастерской на двенадцатом этаже.

– Останься, – голос за спиной был тихий, но абсолютно чёткий.

Он обернулся. Она смотрела на него.

– Пожалуйста. Останься. Я. – Она споткнулась, словно не в силах произнести "боюсь". – Не оставляй меня одну. Не сейчас.

Он замер, почувствовав, как что-то внутри оборвалось, холодное и тяжелое, а потом поднялось к горлу, сжимая его колючей проволокой.

Границы. Его пространство. Его комфорт. Удобная реальность ждала наверху. Зачем ему эти боль и хаос, эта слезливая слабость ?  Почему именно он должен быть с ней рядом ? У неё наверняка есть подруги, родственники, кто-то ближе. Он всего лишь  случайный знакомый, не более.

Мысль о том, чтобы провести здесь ночь, играя роль жилетки, вызывала у него отторжение и почти физическое сопротивление. Его "нет" прозвучало резче, чем удар хлыста

– Это невозможно. Ты не одна, коты с тобой. Клинеры приедут рано утром. – Он искал рациональные аргументы, отстраняясь от беспомощности в её глазах. – Позвони кому-нибудь. У тебя же есть близкие подруги. Пусть приедут.

– Не могу. Уже слишком поздно.. И мне стыдно. –  Голос её дрогнула. – Не хочу, чтобы они видели меня.. такой.

Значит, другим нельзя видеть её разбитой, а на него  плевать ? Он для неё настолько незначителен, что даже стыдиться не стоит ? Глупая обида кольнула где-то внутри, но он тут же подавил её. Это же и есть то, чего он всегда хотел – чтобы его не вовлекали, не нагружали чужими переживаниями. Так почему сейчас это его задевает..

–  А как же твой мужчина?– спросил он, сам удивившись едкой нотке в своём голосе – почему ему вообще важно это знать ?
 
Она молча взяла телефон, нажала на запись голосового сообщения:

– Можешь считать себя свободным от любых обещаний.  Мы больше не вместе.

Отправила и положила телефон на стол аккуратно, словно это было взрывное устройство.

– Теперь нет никакого моего мужчины.. – Тоска в её глазах смешалась с мольбой, такой тихой и отчаянной, что она пробила слой его привычной отстранённости, как тонкий стилет. – Пожалуйста, останься.

В этом "пожалуйста" не было манипуляции, не было требования. Лишь слабая надежда, что он, этот холодный, необъяснимый, почему–то помогающий ей сегодня человек,  сможет стать хоть каким-то щитом от беспощадного и голодного одиночества.

– Чёрт, – вырвалось у него  почти беззвучно. Он посмотрел на неё, на белых  притихших котов. Запах краски и чая висел в воздухе. Где-то далеко гудел город. – Ладно.

Одна ночь. Всего одна ночь. Он потерпит. Утром всё будет кончено. Он не станет её спасителем, просто посидит с ней, пока она не уснёт.  Это ничего не значит и не изменит.

– Тебе надо помыться и переодеться, ты вся в краске. Я буду спать на диване.

кадр назад:

http://stihi.ru/2025/08/16/110