Листья падали. Глава 3

Класс, в котором учились Глеб и Аля, был не столь уж большим: в нём учился двадцать один человек. Все, за исключением Али, сидели по двое, Аля сидела одна. За весь период своего одиннадцатилетнего обучения она так и не нашла подруги, и, если некоторые девочки  изредка и перебрасывались с нею парой фраз, то большинство из них попросту не замечало её. Многие про себя считали, что Аля всех презирает. Однако на самом деле Аля всех любила, но по своей природе была человеком весьма зажатым. И, как назло, вдобавок к своей зажатости, к одиннадцатому классу она так расцвела, что одноклассники нет-нет да засматривались на неё, что порождало чувство зависти у некоторых обделённых вниманием девочек. И всё же... Кто знает, что там у неё на уме? Такие скромные девочки обычно отказывают всем. Либо сначала спрашивают разрешения у родителей. А потому, находя Алю безумно красивой, одноклассники ухаживали за другими девчонками, оставляя Алю наедине с книгами. Читать она любила с детства, и к шестнадцати годам прочитала всего Джека Лондона и Пруста.
Глеб сидел за одной партой с Вовой. Глядя на них, можно было сказать, что это Онегин и Ленский двадцать первого века. Глеб по натуре своей был романтик и мечтатель, однако скрывал свои мечтания за маской серьёзности, а Вова был весельчак и лоботряс, любивший выпить - впрочем, когда он напивался, становился умнее и серьёзнее. Он был невысок и слегка полноват, и полнота эта делала его невзрачным и даже, пожалуй, некрасивым, однако какой харизмы придавала этому человеку его внутренняя уверенность, огонь авантюризма и смелости! Притом увлечений он особых не имел, вернее, если считать всех девочек, которыми он увлекался и с которыми заводил коротенькие, на недельку - полторы, романы - в таком случае стоит сказать, что увлечений у него было очень и очень много. Он был бабник, каких днём с огнём не сыщешь - но нисколько этого не стыдился, аргументируя тем, что жизнь одна, а красоток много, а разбитые сердца имеют свойство заживать.
-Ты меняешь девочек, как перчатки! - то и дело возмущался Глеб.
-Неправда, - смеялся тот. -Перчатки я меняю куда реже, чем девчонок. Глеб, ну ты сам подумай! Столько девчонок хороших, разных! Красивых! Ну не могу я пропустить очередную красотку! И вообще - они сами на меня вешаются!
-Какой ты дурак, - заключал Глеб. - Они ведь отомстят тебе потом.
-Как? - хохотал Вова. - Забеременеют от меня все в один день?
На этом разговоры приятелей о женщинах заканчивались. Но, несмотря на противоположность характеров и взглядов на жизнь, Глеб и Вова были не разлей вода и более ни с кем особо не общались. Вова единственный знал, что Глеб занимается вокалом, и бережно хранил его секрет: как ни странно, секреты он умел хранить действительно хорошо.
В классе была ещё одна парочка «Онегина и Ленского»: раздолбай Ваня и староста Илья. Впрочем, единственное, что их объединяло - так это то, что они сидели за одной партой: за первой партой первого ряда. Ваню решили подсадить к Илье в надежде на то, что тот послужит для него примером прилежного и ответственного ученика. Увы, не помогло. Ваня, казалось, был совершенно необучаем и ленив.
Тут надо бы остановиться поподробнее на его биографии: она необычна. Родители его были люди безответственные и любившие выпить - причём, так сильно любившие, что превратили эту привычку в образ жизни. Когда мать Вани узнала, что забеременела, она вместе со своим парнем (женаты они не были) решили сделать аборт. Отговорили их от этого брат и сестра матери. В итоге, когда родился Ваня, мать почти сразу же решила отдать его брату и сестре, и тем было некуда деваться. Всю жизнь Ваня рос у дяди с тётей - они были довольно бедны и скупы, но очень заботливы. Имя Ване тоже дали именно они. Ваня, будучи совсем маленьким, называл их мамой и папой, и лишь к шести годам он понял, что его мама и папа далеко, а воспитывается он дядей с тётей. Так, Ваня был, по сути, сиротой. Из-за этого, надо думать, он и вырос лентяем и раздолбаем, школьный дневник которого был вдоль и поперёк исписан замечаниями учителей. Когда Ваня окончил девятый класс, дядя с тётей были уверены, что он, выдохнув, пойдёт либо работать, либо, на крайний случай, поступит в какую-нибудь шарагу (куда ж он ещё может поступить!), но Ваня решил поступать в десятый класс, как его ни отговаривали дядя с тётей. Учителя и директор долго не хотели его принимать в десятый класс, но Ваня так красноречиво рассказывал им о том, что перевоспитался, что имеет непреодолимую тягу к знаниям и хочет поступить в достойный вуз, дабы не позорить своих родителей (он не стал добавлять неуместную деталь про то, что родители давно спились), что ему поверили. Поверили - и с первого сентября пожалели об этом. Ваня не изменился. Ещё в пятом классе он начал выпивать и курить - алкоголь и сигареты  перепадали ему от старшеклассников просто так, просто потому, что те уважали его, видя в нём сильного, уверенного в себе и даже жестокого пацана. Матерился он так, что уши слышавших его слова сворачивались в трубочку, и неизвестно, возвращались ли они в своё исходное положение. Правда, надо отдать ему должное, в последнее время он стал гораздо спокойнее.
Конечно, очень сказывалось на его характере отсутствие родителей, ибо дядя с тётей, как ни пытались, не могли ему заменить их. Их самих много лет назад постигло горе: их единственный сын Даня в тринадцать лет ушёл из дома и не вернулся. Искали везде, где могли, наняли спецотряд, но так и не нашли - ни живого, ни мёртвого. Ваня его помнил плохо: ему тогда только-только исполнилось семь. Тётя в глубине души была озлоблена на Ваню, считая его виноватым в потере собственного сына: быть может, Даня, увидев, что мелкому достаётся больше любви и заботы, сильно заревновал, а оттого и покинул дом.
К восьмому классу Ваня сильно вырос, по телосложению он был крепок и коренаст, к тому же, занимался боксом, где показывал весьма достойные результаты. На секции он даже сломал одному мальчику нос - правда, случайно, слегка не рассчитал силы. Однако вне секции, на улице или в школе, дрался он редко - и только тогда, когда было тяжело обойтись без кулаков: например, когда один пацан из параллельного класса назвал его «сироткой несчастным». Этого Ваня стерпеть не смог. К директору повели обоих. Директор был солидный мужчина лет сорока - сорока пяти, в очках, с усами и козлиной бородкой. Он внимательно выслушал и того и другого, сказал им, чтобы они пожали друг другу руки («а не то худо будет»), и, удовлетворённый своею неуверенно выполненной просьбой, отпустил.
Было, впрочем, в Ване одно весьма хорошее качество: он очень любил животных. И очень хотел завести себе собаку, однако разве ему разрешили бы держать её дома! Ваня обожал ходить в зоопарк и, кажется, сам готов был поселиться там, настолько ему было интересно наблюдать за повадками и образом жизни «меньших братьев». Он не мог стерпеть, когда кто-то издевается над своими питомцами и был готов убить нерадивых хозяев. Он всегда завидовал девочке или мальчику, которые вели своих собачек на поводке, и думал о том, что всем этим собачкам было бы куда лучше у него, нежели у них. Как бы он о них заботился! Как бы играл с ними! Но, увы, дядя с тётей были категорически против «псины вонючей», как они экспрессивно называли Ванину мечту. Но одно совсем недавнее событие переменило всю его жизнь.
Был понедельник. Денёк у Вани выдался трудный: он получил двойку по русскому языку - за то, что сделал пять ошибок в слове «противоположный». Всё бы ничего, но затем в его дневнике появилось два замечания - одно за то, что он выплюнул жевательную резинку на учительский стол, другое - за то, что слишком широко и громко зевнул, когда на уроке ОБЖ рассказывалось о необходимости полноценного восьмичасового сна.
В общем, денёк у Вани не задался, и первое, что он сделал после школы - это побрёл к гаражам. Он довольно часто (а дни у него часто не задавались) ходил к гаражам, чтобы в уединении немного покурить или выпить. Или, если день особенно не задавался, и то, и другое. Он присел на дубовую лавочку, как будто как раз предназначенную для таких случаев, откупорил бутылку пива и вдруг услышал, как кто-то громко скулит.  Звук доносился из дальнего гаража. Ваня побежал к нему и увидел шокирующую картину: девочка, лет двенадцати или тринадцати, пинала маленького щенка-дворняжку и, кажется, хотела сжить его со света. Происходящее она снимала на старенький покоцанный телефон.
-Слышь! - закричал Ваня. -А ну перестань! - и оттолкнул Тому.
-А если не перестану? - громко спросила Тома.
-Тогда я убью тебя, ты, живодёрка хренова! - и он выругался матом.
Тома вытащила из кармана шприц и покрутила его перед глазами Вани.
-Не подходи ко мне! Не подходи, а не то я убью её!
Ваня застыл на месте.
-Отдай её мне, - вдруг сказал он.
- Да с удовольствием, - сказала Тома. - Пять тысяч рублей.
-Господи, вот ты...Стерва! - в сердцах воскликнул Ваня. - Ты ведь её на улице подобрала. Она не твоя!
-Я подобрала, значит, моя, - сказала Тома. - Ну раз тебе жалко денег, то придётся ей мирно и тихо успокоиться...
-Нет! Стой! Пожалуйста, подожди! - на лице Вани, кажется, не осталось живого места. Он влюбился в этот маленький комочек шерсти, смотрящий на него жалобными зелёными глазами. - Подожди! У меня сейчас нет таких денег, но я... Я найду! Я заработаю, украду, в конце концов... Скажи, сколько ты готова подождать?
-Сколько готова подождать? До послезавтра! Пока что, так и быть, пусть поживёт в гараже. - Она написала на его руке свой номер телефона.
-Только поклянись, что не убьёшь её и... И кормить будешь... Или я сам могу носить еду, только у меня ключей нет...
-Ага, так я тебе их и дам! Ты ещё его украдёшь!
-Тогда поклянись, что будешь с ним любезна...
-Клянусь! А теперь проваливай. И чтоб к послезавтра деньги были у меня, иначе худо ему придётся!
Ваня, полностью опустошённый, побрёл домой.