Театр в волшебном городке

(стр рук 20)

Я спрыгнув, улыбнулся глядя на волчонка
Спросил у стражника: - “Покажешь городок?”
Вдруг видим, перед нами, пушистою поземкой,
Кружился Рыжик, собрав орехов в прок,

Закинул в арбалет, Пчелинушка взжужжала.
- “Мураш! Ты их помой! Да в соты разложи!
Я битый час вчера харомы начищала.
Трудись родимый, а не ворожи.

Чем недоволен? С детишками летали.
Ты оду написал? Весной ее споешь.”
Глаза волчонка тихо хохотали
Вопросом к Мурашу: - “Ты с ней давно живешь? ”

- “Недавно познакомились, но жить с ней буду вечно.
Любовь Пчелинушки дана мне Богом Ра!
И время для меня уже не скоротечно”
- “Не скоротечно значит” ответила пчела.


(стр рук 21)

Закрыла дверцы, щеколду опустила,
Ночные будни поглотили Мураша.
- “Она его, Друзья! заворожила”
Шепнул нам Рыжик, на гусли не дыша.

Волчонок - стражник воздержавшись от вопроса,
С улыбкой понимания нас дальше пропустил.
Закрыл калитку, и глядя на Коллоссса.
Хрустальный желудь, ему в лапу положил.

- “Еж ли на пиках гор тебя настигнет стужа.
В лапках своих его быстрей сожми.
И службу он тебе тогда сослужит.
Дар здешних мастеров, от стражника прими”

Сказал и отвернулся, смотрел на детвору.
И не оглядываясь, он проводил нас лапкой.
А мы пошли гулять по городку,
Который был для нас пока загадкой!


(стр рук 22)

Построенный Ягиней, у камских берегов.
Сверкал в ночи узорами растений,
И музыкой волшебных песнопений.
Чистым источником священных детских снов.
И умовосторгающею красотой садов.

Они окутывали терема резные.
Схожий на печь Емели, трамвайчик пролетел.
Был без колес, оконца прорезные.
Застыв над кронами могучих древ,

В гнезда высаживал пернатую родню.
Ночные гости селились по жилищам.
Разбуженные родственники, гостям несли меню.
Крупу и семечки, в ночь червячки излишни.
Вдруг у театра, я заметил Олию.

Мы к ней вернемся друг, после театра.
Сей храм волшебств земных, не вправе пропустить
Вот обо всем другом, могу писать и завтра.
Театр сказочный я должен посетить.


(стр рук 23)

Он возвышался на янтарном диске
От диска до земли, спускались лепестки.
На них, гостей встречали Утки - гармонистки.
В пурпурных клювиках пшеницы колоски .

Сапфировые стебли, торжественно мерцали.
Подсвечивая храм игры сердец.
Где люди в замирании, полёты чувств вдыхали.
И шквал аплодисментов, был мастерству венец!

Тем, кто для Муз и Феба служат без остатка.
А что давали здесь, пока что я не знал.
Поэтому не станем утопать в догадках.
Третий звонок, еще не прозвучал.

Давайте мы, к театру поспешим
Стоящим верой зодчего на диске янтаря.
Сверкающим как звездная заря!
Зайдем во внутрь и лучше разглядим.


(стр рук 24)

Приблизились к нему, увидел все детали.
В каждой любовь души до ремесла.
Рябиновые листья из под его резца, волшебное творенье обвивали.
- “А малахит нам Кики принесла”

Увидя взгляд мой, Шмель - дирижер шепнул
- “Я десять тысяч листьев сам шлифовал крылами.
А на последнем, все-таки уснул.
Но к счастью, разбудил себя усами!

Я завершил венок, державший мир игры.
Вы прикоснитесь путники, к этой ажурной чаше.
В ней сила юная, всей сказочной Руси!
А сколько чувств таит, одно другого краше!

Мы ее ставили, из смальтовых песчинок.
А древнейший шрифт, всех театральных звезд,
Укладывали из серфитовых травинок.
Такой вот, межпланетный, театральный мост.”


(стр рук 25)

Поведав эти тайны, Шмель - дирижер умчался.
Я же, рассматривал шрифты древнейших звезд
Он то светил, то меркнул, а то переливался.
Не уж то, это первый межпланетный мост?

Я замирая, прикоснулся к стенам.
Песчинки смальты задрожали под рукой.
Вдруг свет в меня проник, он с детства был мне ведом.
Мы его брали кудрявой детворой.

В лесных театрах, что строил для нас Леший.
Как мы могли забыть те славные года?
 Не обобщаю, то я был, видно грешен.
Никто не запрещал, винить нужно себя.

Да! Этот свет, был свет воспоминаний.
Мы в третьей части, в детство заглянем.
Сейчас же, поспешим к спектаклю на свиданье.
И все внимание, к нему переведем.


(стр рук 26)

Пока Наяда к нам не воротилась,
Я медленно убрал ладони от стены,
Песчинки смальты тому не удивились.
И не испытывая никакой вины,

Искрились так же, излучая свет волшебный,
Чтоб годы детства, никто не забывал,
Чтобы всю жизнь, мы ему пели гимн хвалебный.
Как слышим вдруг, Мураш нам прошептал:

- “Вы посмотрите на эти капители,
Что держат купол, на своих плечах!
То превращаясь в каравеллы, то в качели!
В серфитовых танцуний на ветвях.

Как они кружатся по каемке чаши.
Эту поэзию, в душе я понесу.
Да посмотрите же! Они все краше, краше!
Сейчас залезу, и вблизи на них взгляну”


(стр рук 27)

- “Сейчас взглянешь!” Пчелинушка взжужжала!
И милого меж крыльев усадив,
Его до капителей - Фей помчала.
Бессмертья жалом, нежно закрепив.

Рыжик присел, прижав к щекам колени,
Глядя на купол из ягод - лгать не смей.
А он пурпурно - стыдливым ожерельем
Кружил над чашей, а тридцать лебедей,

Служили шпилем для купола театра
Поддерживая клювами, созвездье чувств родни!
Раз в сотню лет, лишь на восьмое марта,
Летели к Акинону, чтоб рассказать мечты.

То мне поведал жук - правдусказатель.
И показав нам потайную дверь,
Сказал с улыбкой: - “Если ты мечтатель,
Когда зайдешь, всему что видишь, верь!”


(стр рук 28)

И улетел! Пчелинушка спустилась
Мураш восторженно о Феях говорил
Как видим, потайная дверь открылась
Рыжик, конечно меня опередил.

И я поторопился, дверь быстро закрывалась.
Каким-то чудом, все ж успел зайти.
И вижу, лестница из лавров поднималась,
На ней сидели искусств Богатыри.

Лугов, полей, лесов, полесий, вдохновений,
Опушек лунных, посланных земле.
То были Боги перевоплощений.
Гаргулии несли букеты Олие.

Она парила, над сценою лисицей
Бурнасто-персиковый Ангел - Чародей.
То вдруг кружила Бабочкой - Царицей.
То дышащий огнем, уставший Змей,


(стр рук 29)

Взлетев над куполом, в Дельфинью превращалась.
Купаясь в волнах, что дарил ей Водолей.
И в каждой капельке, Гаргульей отражаясь
Кричала танцовщицам: - “Волшебницы! Смелей!”

Свирепым градом вдруг падала на сцену.
Увидя наши в ужасе глаза.
В миг превратилась в слезы Мельпомены.
Пчелинушка от восхищения жужжа,
Шепнула ей: - “Сыграй, души измену”
Трех бабочек перед собой держа.

Слова ее, до Олии взлетели.
Не все Мураш сумел перехватить.
А Олия, слезами Мельпомены
Показывая перевоплощенья прыть,

Слезным потоком, Богини всех трагедий,
Коснувшись сцены, лишь одной слезой
Вскружила в чаше, тысячи видений!
В них, души преданные, с болью вековой,


(стр рук 30)

Кружа над всеми, казанки держали
Те что Кащей веками выливал
Своей душою их пред нами согревали
Финала таинства никто не представлял.

И в чаще воцарилась тишина раздумий
Животный мир и люди, дыша одной волной,
Невольно вглядывались в лица Опекуний,
Спускающихся с купола, светящейся Совой.

Над оркестровой лужайкой опустилась,
И Феи доброты, ступая по цветам,
К сидящим зрителям любезно обратились
- “Хотите полетим по вашим снам?”

Те что забыли вы, а в них, души кусочки.
Они остались там, и каждый день растут.
Давно в деревья превратились их росточки.
И жизнь одинокую ведут,


(стр рук 31)

В бессмертной вере, что вы их навестите,
Порадуетесь высоте души
Обнимитесь, и в счастьи в жизнь влетите,
Мечтать, любить, и говорить в тиши.

К забытым снам нас понесли виденья.
Но я взлетая, успел взглянуть на зал.
Звери и люди, летели к сновиденьям,
Лечу в забытом сне, кто-то меня держал.

Лужайка из лукошек с акварелью.
Из кисточек, кистей, колышутся леса.
А надо мною, дремало Белозерье.
В нем улыбались родные мне глаза.
Их было много, кружились каруселью,
И в древний мир Алтая меня с собой неся,

Поставили перед могучим Кленом.
И я увидел сон забытый мной.
Там, где Медовый с молодым Вероном
Ухаживали за юной Олией.


(стр рук 32)

Своей души кусочек, в этом сне оставив
Вернулся в садик, на полдник был пирог
Проснувшийся мой друг, что-то бурчал картавив,
Раздался звонкий смех, и сон вспомнить не смог.

Так и прошли десятилетья в сказке быта.
И я конечно же не представлял друзья,
Что этот миг волшебный, никем был не забытый!
За исключением покорного слуги. Меня.

А Клен парил цветущим Исполином,
И лики наших предков, на зелени листвы.
Учителей великих, идущих по долинам,
Ухаживающих за тропинками в те сны.

Ты навещай порой их, друг сердечный.
В каждом из снов, душа твоя живет.
Горит в ней свет, неугасимый, вечный!
А сон, тобой забытый, растет, цветет и ждет!


(стр рук 33)

Визг Рыжика прервал сие виденье.
Вижу как зрители садятся по местам,
Еще летающие в забытых сновиденьях.
А Рыжик шепчет: - “Во веки не отдам!”

- “Кого?” спросил Мураш, глазенки протирая.
- “Бельченушку свою! Я знаю где она.”
- “Ведь ты ее нашел! Иль та была другая?”
- “Да не другая, та же!” - “Не уж то Олия?”

- “Все может быть. Ведь я ее не знаю.
Но, то что видел я, в забытом сне.
Там где души моей кусочек, проростая,
В тех снах далеких, поднял меня к Луне!

Я видел себя маленьким, грызущим,
Лесной орех, а дал его Денеб.
Богаров бригантины, свет до земли несущих.
И шепот Белочек “Грызи! Чтобы окреп””


(стр рук 34)

- “Так значит Рыжик, тебя еще с рожденья,
На этот путь избрали Небеса?
Придется к твоей шкурке, добавить оперенье.
Тогда уж точно, белочка твоя!”

Но серо-рыжий друг, сей истины не слышал.
Стены театра взглядом изучал.
И вдруг на сцену, какой-то старец вышел.
 Взгляд как у Лешего. Вдруг Олию позвал.

Видения исчезли, и слезы Мельпомены.
Взлетели ввысь, по стенам чаши мчась.
И в тайные шрифты, всех солнечных вселенных,
Своей волшебной силою вплетясь

Вдруг подняли театр, и закружили зал!
Старец позвал искусств Исполинов.
И купол опустив на чащу, нас помчал.
По звездным зарослям на этой бригантине!


(стр рук 35)

Чаша исчезла, все зрители летали.
Мы находились в галактике искусств.
Богиня Артемида, в сценической печали,
В своих ладонях, держа сей звездный куст,

Увидя Исполинов перевоплощенья,
Зверей с людьми, спустившихся к ней в дом,
Желающих попасть на представленье,
Чтоб взять забытых чувств перед сном.

Свой звездный куст, внезапно обронила.
Но все-таки успела всех поймать.
Своей любовью, нас в звезды превратила.
Дала возможность нам галактики создать.

И это чувство, друг мой, не опишешь
Скажу одно, что места там сполна!
И ежели душа твоя, любовью дышит
Твори галактики! На то нам жизнь дана!


(стр рук 36)

И видел я, как зрители театра,
По воле сказки, в звезды обратясь,
С любовью создавали галактики для завтра.
Волшебной песнею небес кружась.

-”И этот дар имеет, из нас каждый.
Желание! Желание добро творить.
Чтобы во всех мирах, взросли однажды,
Ваши галактики, чтоб детям свет дарить!”

Так нам шептали старцы - лицедеи.
И создавали с Артемидой щит.
Для юных звезд, чтоб колдуны не смели.
Коснуться снов, где свет любви царит.

И меж галактик, бабочкой летала
И всех поочередно обнимала
И первозданный облик нам даря ,
Всех в городок волшебный возвращала.
К театру лицедеев бытия!


(стр рук 37)

Мы приземлились, а нас заря встречала.
Театр превращался в спортивный детский зал.
В нем мать Аргута, детишек обучала
Искусствам выдержки, чтобы их дух крепчал.

Неподалеку, от зала выживанья,
Стояли кузни, мастерские - шалаши.
В кузнях ковались спицы для древнего вязанья,
Сердечных чувств, для молодой души.

Орлы и Ястребы летели в мастерские,
В тех шалашах, Ченгеров скульптора,
Горных ветров сыны лихие,
Хранящие гончарный круг века,

Встречали гордых птиц, принесших вод теченья,
С родимых мест, великих праотцов.
Показывали тайны гончарного круженья.
Мудрость природы, и преданность ветров.


(стр рук 38)

И буйных вод теченья, подхватив руками
Вращая круг гончарный, всей глубиной души,
И песнь горцев, сплетаясь с небесами.
Открыла мастерские - шалаши.
Мы наблюдали, как пред нашими глазами,
В волшебном городке, в таинственной тиши.

Теченья горных рек, в кувшины превращались.
И душу восторгающий узор,
Где лики древних горцев, нас в тайны посвящали.
Первых Ченгеров галактик гончаров!


(стр рук 39)

Кувшины мчались ввысь, и воды превращались,
В юные звезды, Денеб дарил свой свет.
И так в галактики, веками собирались.
В нашей вселенной, сто миллиардов лет,

Трудились древние Ченгеры-гончары
Из вод Наяды звезды создавая.
Для всех людей, бесценные дары!
Гончарный круг своей душой вращая!

А вот ученики, великих Теленгитов.
Непревзойденных звездных мудрецов.
Встречали юных приемников, Серфитов.
И те сойдя с коралловых Котов,

Своим друзьям почтенно поклонились.
Могучий Кедр открыл свои врата.
И мудрость юная в глубины устремилась.
Рыжик о чем-то расспрашивал Кота.


(стр рук 40)

А над могучим Кедром, электрошторм поднялся.
Безумство красок электрической волны,
Безбрежной радугой, над городком промчался.
Нам были силы новые даны,

Могучим деревом, что испокон веков,
Дарило новую энергию вселенных
Для тех, кто ее с верой взять готов.
Желало видимо, нас превратить в не ленных.

Великий Ра, дарил свое тепло.
Ученики к учителям своим бежали
- “Скажи Медовый! Куда нас занесло?”
- “В Великий Сказ Руси! Тебе же рассказали!

Когда-то здесь, Наяда детвору учила,
Великим тайнам чистых, пресных вод.
Княжна Яхиня, ее побег простила.
И верила веками, что Ная все поймет”


(стр рук 41)

Перед Богами, ее исповедь ты слышал.
В сей час перед детьми краснеет Зевса дочь.
Ты чувствуешь, как воды ее дышат?
А дети, как и Боги, казнят, чтобы помочь.

Но ты не смеешь осуждать Царицу.
Вы все, почувствовав неистовую страсть.
Тайком берете Зевса колесницу.
Несётесь в пропасть, а значит к Зевсу в пасть!

Себе придумав, что вы и есть те Боги.
Чужая боль в ваших сердцах молчит.
И открываются безбрежные дороги.
Богиня страсти, чары вам дарит!

И к Зевсу ластясь “Смотри! Ты их учитель.”
Но перед Земом, придется отвечать.
Так что, мой юный молний повелитель
Мы будем вечно, друг друга прикрывать”.


(стр рук 42)

- “Так знать вина лежит на папочке Наяды,
За все предательства, от страсти роковой?
Ну еж ли так, Медовый! Мы все безбрежно рады.
И страсть мы назовем, не роковой,
А Феей мужества, подругой боевой!?”

Медовый вдруг закашлялся, пред нами опустилась,
Царица чистых вод, а с нею Олия.
Из бабочки вселенной, в миг в диву превратилась.
И тихо вымолвила: - “В сей час, Наяда зла!”

Царица же, обняв меня за шею,
Сказала глядя Медовому в глаза
- “Шутите обо мне.Сама пока не смею.
А об отце, не смейте, ему лишь Зем судья!”

- “Лишь Зем, лишь Зем!” вдруг слышим глас Зевеса.
- “Не уж то Бог Олимпа, не может страсть иметь?
Сколько полотен создано, и я, в каждой, с принцессой!”


(стр рук 43)

Фантазия художников дала мне шанс владеть!

Или на лоне, или то брег песчаный,
И облик, блик обольстителя, коварный!
И даже чувства дали, что б я не смел солгать.
Может художников, уместней обвинять?

Забыли силу мысли? Мы их тому учили.
Со злом, сильнейшие сумели совладать.
И если б не они, представьте где б мы были!
Молчите значит, готов напоминать”.

И глас его затих, лишь эхо громовержца,
Покатым смехом, над волшебным городком
- “А ведь художники! Великие умельцы,
Владеющие тайной женских снов!”

Дышать стало трудней, в обьятиях Царицы
Но передумала, и шею отпустив,
Мне лишь кивнула: - “Ты удалишь страницу”.
И в тот же миг, немного по остыв,
Промолвила: - “Кому ж такое снится?”


(стр рук 44)

И обняв Олию, спросила: - “И тебе?”
- “Ты подустала, Чистых Вод Царица!
О том поговорим наедине
Бери друзей. нам нужно торопиться.
Иль позабыла слово дано мне?”

А Ная слушала, не отрывая взгляда,
От трех мостов, парящих словно пух.
Вдруг Олия: - “Да что с тобой Наяда?”
- “Да здесь я, бабочка! Увидела подруг.

Вон приземляются! Там их мосты кружатся.”
- “Что за подруги? О ком ты говоришь?”
- “Ты все поймешь, а их нужно дождаться”
- “Царица! Все в порядке? А то ты вся кипишь!”

Мосты кружились в мягком свете, друг над другом.
Жидким металлом. лики и шрифты.
Матерья, Мистика, Теория. Три верные подруги.
С мостов сходили, держа звездные цветки.