Теплая Гора или Галльский Петух

1957 год. Карпинск. Осень. До запуска первого искусственного спутника Земли оставалось десять дней
 
- Славик, я Евгении Спиридоновне твои стихотворения показала, она похвалила, и разрешила завтра в школу не ходить. А Николай Павлович, согласился взять тебя в лес, за брусникой.
 Евгения Спиридоновна, это моя учительница. Николай Павлович Загородкин, рыбак, охотник, грибник. Он живет в соседнем подъезде.
 Я, ученик третьего класса. Тетрадку со стихами прятал под матрасом. Мама нашла.
Брусника скоро отойдёт. Под снег. А мне уже десять.  Пора родителям помогать. Мама работает в детской больнице санитаркой. По двенадцать часов. Папа, единственный токарь в электровозных мастерских. Брату Женьке всего пять. А сестра Ленка родится через восемь лет. Так что завтра в пять утра мама меня разбудит.
 - Дядя Толя тоже пойдет, - сказала мама.- Будет тяжело, поможет.
  Дядя Толя Голубков,  наш сосед по квартире, жил в одной комнате с матерью, которую звали Романовна, и женой, блондинкой Люсей. Она всегда ходила в платьях с красными цветочками.
   Я испытывал страх, когда в нашей общей маленькой кухне  Люся, розовая, большая и теплая, садилась на колени к дяде Толе. Они громко смеялись, Посуда подпрыгивала в стенных шкафчиках, табуретка под ними шаталась. Табуретка могла сломаться, и они бы упали. А падать то некуда. На печку?  Печка топится. Плита пышет жаром, В искорках от вспыхивающих пылинок.  Страшно мне за них было. Но интересно.

  В сентябре утром холодно.  Вершины тополей и крыши домов в тумане.  Николай Павлович в шесть утра уже курил на крылечке нашего подъезда. Он сказал, что идём на Теплую гору. Это далеко, но ягода там точно будет.
- Это ж далеко, - сказал дядя Толя, - давай лучше на Дунькин пуп. Красивая гора. И рядом.
- Дался тебе этот пуп. Умный человек название придумал… а знаешь, что в жизни человека самое главное? Главное, Толик, найти нужное место и добраться до него в нужное время. Ну пора!
  Мы повесили на спины пайвы и пошли. Пайва, это короб из бересты, с двумя широкими наплечными ремнями. Она почти ничего не весит, очень вместительная, удобно облегает спину, ягода в ней не мнётся и не портится.  Грибы тоже.
По утреннему городу мы шли молча.  Прохладный туман. Народ ещё на работу не пошёл. Тишина.
 За речкой сразу же началась лесная дорога.
  - Славка, ты бутылку то взял?
  - А как же, - ответил я.
   По узенькой тропинке ,  раздвигая влажные, по утреннему мягкие еловые ветки, мы подошли к роднику.  Родник бил из-под земли, выдавая себя буруном, на поверхности маленькой лужи. Ручеёк из неё, тихо журча под кустами дикой смородины, исчезал в глубине леса. Вода была прозрачной, холодной и каждый глоток ласкал горло и весь внутренний водопровод.
  Карловы Вары, Виши, Кисловодск... Где я только потом не пил минералку.  Но вода из лесного родника была не заживляющей, а живой.
Мы наполнили бутылки, заткнули их пробками, свернутыми из газеты, и пошли.
  - Нигде в мире нет такой воды. даже в Монголии… Николай Павлович прошёл с войной всю Европу. Но рассказывает только про Монголию. Там он службу закончил.
  -Русских там называли сэсэсэр цирик. А большую нужду монголы справляют прямо возле юрты. Мужики и бабы вместе. Сядут кружком на корточки. Тужатся и разговаривают. О чем не понятно, но все с серьёзным видом. Потеха!
  -Это ты зря, - Дядя Толя закурил и продолжил. - Мы же собираемся кружком за столом. Выпить, закусить, поразговаривать. А у монголов столов нет. Вот они вокруг юрты и рассаживаются. Я где-то читал, что у древних греков сортиры специальные были, для планерок.
  - Кончай философию! Пора в лес,- сказал Николай Павлович.
Мы свернули с дороги. Огромные ели, которые летом всегда шумят, стояли молча. Неподвижные серые облака.                Тишь. Только густая и влажная трава шелестит под ногами. Никаких тропинок. Николай Павлович вел нас уверенно, петляя между деревьями. Долго вел.
 -Палыч, - по-моему мы заблудились, - устало сказал дядя Толя, - лес густеет, дальше сплошь тайга на тыщи километров. Мы теперь и обратной дороги не найдем.
 -Мы почти пришли. Смотри какие кедры. Аристократы. Сейчас Славке на голову шишки начнут ронять. - Николай Павлович, он знает, что, говорит. Кедровая шишка ударилась о мое плечо и упала в траву. А там этих шишек десятки. Кедры, украшение тайги. Стоят друг от друга в отдалении. Гордо стоят. Не толпятся. Шишки роняют для прокорма наземных тварей. Для летающих хранят на верхних ветках.
 Вскоре траву сменил брусничник.  Ярко зелёный ковер, усыпанный темно- красными гроздьями огромных ягод.
  - Да здесь, не сходя с места, можно ведро набрать! - восторг дяди Толи передался и мне. Вглубь брусничника было страшно заходить. Ягоды под сапогами лопались, брызгая соком. Насыщенный, прохладный и свежий аромат кружил голову. Наши пайвы наполнились быстро. Дядя Толя стал раздеваться:
  - Сейчас из майки мешок сделаю.
  - Не жадничай. Не унесёшь. Да и пора от дождя прятаться. Пошли.
Под накрапывающим дождем идти стало труднее, кедровник закончился и колючие еловые лапы  били по лицу.
   - Вот и тропинка,- сказал дядя Коля,- Скоро дойдем до избушки.
Тропинка  поднималась в гору круче и круче. Дождь усиливался.  Идти стало очень тяжело. Ремни от пайвы до боли врезались в плечи. Но я шёл молча. Разноешься, в следующий раз не возьмут.
  - Я уже взмок. Давай перекурим,- сказал дядя Толя.
  - Гора поэтому  и Теплая,- сказал дядя Коля.- Потерпите. Скоро придём в гости. Степаныч должен быть дома.
  - А что он здесь делает? В лесу? На горе? Да ещё на  Теплой?
  - Работает. Он бывший лётчик. Летать нельзя из-за ранения. Вот он сюда и устроился. Здесь даже телефон есть.
  В то время на весь наш городок было два-три десятка телефонов! А провода через тайгу кто протянул?
  Маленькая избушка стояла на самой вершине горы. Почти незаметная под лапами гигантских елей. Перед избушкой и слева от нее обширная поляна.  Поленница дров вдоль стены, красивые дрова, сосновые. Апельсинами пахнут. 
  Ливень начался, когда мы открыли входную дверь.
  - Здорово, Степаныч, пустишь дождь переждать?
  - Чего ж не пустить. Вон как льёт. Сейчас и свет включим.
  Степаныч зажёг керосиновую лампу. Посветлело. Хозяин совсем не был похож на лётчика.  Даже бывшего. Лицо в глубоких морщинах. Седые, взлохмаченные волосы.
А избушка! Стол, лавка, железная кровать (как ее сюда дотащили?), кирпичная печка, маленькое окно. И телефон на подставке, с ручкой, как у мясорубки!
  Ливень усиливался. Вспышки молний. Белые лица. Раскатов грома не было. Вспышка и удар по ушам одновременно. Избушка подпрыгивала.
 -  Прицельно, бьет, гаденыш!
Со скрежетом звонил телефон. Степаныч брал трубку и хриплым голосом кричал.
- Кто куда?!
Бросал трубку на подставку; несколько секунд крутил ручку и матерился, всегда заканчивая фразой - ёш твою не мать!
Телефон звонил все чаще и чаще... умолк.
 Дождь кончился.  Я вышел на улицу. Над избушкой колыхался огромный, рыжий, в морщинистых заплатах, воздушный шар. Под ним на волосатых, узловатых и рыжих веревках висела корзина. Рыжий маленький мужичок в красной безрукавке разговаривал с Николаем Павловичем.
  - Арсен меня звать. Дрова кончились, а утром надо быть в Марселе
  - О,  Франция!  Нормандия Неман! – сказал Николай Павлович. – Дадим дров, если Петрович не возражает.
 Но Петрович, с папиросой в губах, уже открыл неказистую плетеную калитку корзины воздушного шара.
   Николай Павлович продолжил. - Только вот нашего друга, Славку подбросьте. До дома. Он шибко много брусники набрал. Боюсь, не донесет. Всего - то 10 километров.
  - Не могу. Ветер не попутный. А утром надо быть в Марселе.
  - Да  туда  ты и за месяц  не долетишь!
  - Я знаю короткую дорогу.
Мужики перекидали поленницу в корзину.
Арсен протянул мне красного, сосательного петушка на палочке. Сказал, что петушок Галльский,  забрался в корзину, подул на костерок, тлеющий в корзине,  положил в него пару поленьев и шар стал медленно подниматься.
  -  До встречи в Париже!
Вскоре шар исчез за тёмными облаками...
  - Славка, просыпайся, дождь кончился.
Мы вышли на улицу. Я с трудом влез в наплечные ремни, заполненной ягодами, пайвы.
  - Жалко, что шар улетел, - сказал я.
  - Какой шар? Кончай фантазировать. - Сказал дядя Толя.
  - А  дрова куда делись?
  - Где ты видел дрова?
  - Тогда откуда петушок?
  - Это я тебе в карман положил, для сюрприза,- сказал дядя Толя, - красивый петушок. Почти как Галльский.
  Я сунул  его в рот. Обычный петушок из расплавленного сахара.
Десять километров до дома. В сумерках. Они были бесконечными. Но пайва оказалась удивительно не тяжёлой.
  Мама испуганно смотрела на холм  отборной брусники,  пересыпанной в оцинкованную ванну.
  - Как ты это донес?
  - А я уже взрослый.
  Утром я обнаружил, что плечи стали чёрными. От синяков.
  Это могло бы быть фантазией, но мне,  малышу из маленького уральского городка, поезда дальше которого уже не ходили, никакого воображения бы ни хватило,  чтобы представить, что моя дочь станет француженкой. Что у неё будет работа в центре Парижа. Что муж дочери, парижанин, будет крещен в православие в крупнейшем храме Сибири, и окажется замечательным мужиком. И, что в этом храме он будет обвенчан с нашей дочерью. И мы с моей женой тоже. И, на время нашего венчания, храм будет закрыт для других прихожан.
  Что мои внуки Александр и Мари будут гордостью лучшей школы игрушечного городка под названием Льёзен, по дорогам которого можно ходить без обуви, в белых носках. И мы с женой будем ежегодно ездить к Сашке и Машке во Францию. 
И жена будет рыдать при встречах и расставаниях. А у меня сжиматься сердце.
Таких снов не бывает. И придумать это невозможно. 
Над крышей дочкиного дома, в игрушечном французском городке, сидит петух. Флюгер.
Это уж точно Галльский петух...
 От Марселя до Урала воздушный шар за ночь не долетит, даже на сосновых дровах.
А обратно, запросто. Проверено.

 Через десять дней. 4 октября 1957 жители моего городка ночью видели, как в небе летела маленькая звёздочка. Это был первый искусственный спутник земли. Он был всего один, но его было видно.
 2019