Сцены из жизни

Сюжеты, для мысли и для развлечения - все вокруг. Достаточно только выйти в люди, присесть где-нибудь на минутку, как жизнь сама явит тебе сценки и зарисовки на своей сцене.

- Ты совсем оФФигел?! Ты как себя ведешь?! - уловил я краем уха, как только опустился на стул в уличном кафе.

И краем глаза уловил пару за невысокой стеной с нарядными петуниями, у которой я приземлился.

Вернее, я выхватил образ мужчины, а голос его женщины, которая стояла по ту сторону стены, я мог только слышать.

Громкий, с хрипотцой, повелевающий такой голос, по которому воображение без стеснения рисовало кого-то в военной форме и с дубинкой в руке или базарную торговку с ярко накрашенным ртом и руками в боки. 

Она непривычно для наших западных широт в голос отчитывала его, как маленького мальчика, который перепил пива или заглядывался на чужих теть.

Я отлучился за своим заказом, а когда пришел, то увидел, что пара сидела ровно напротив меня, метрах в пяти-семи.

Она, хотя и не охранник в форме и не базарная торговка, все же не сильно отличалась от портрета, нарисованного моим богатым и уже опытным воображением: крупная такая славянская женщина, с резкими чертами и манерами.
А он - крупнее ее раза в два, настоящий великан, довольно интересный и молодой еще мужчина с виноватым взглядом.

- Задолбал уже! - без стеснения и, несмотря на уже более людную дислокацию, продолжала нагонять волну она. - Ух я бы тебе!... Сколько можно трепать мне нервы?! Я тебе сказала, я тебе повторяю! Заткнись уже!... - и что-то в том же духе.

С ней было все понятно: властная, уставшая от жизни и своего мужчины женщина. С какими-то там еще тараканами в голове, которых хватает у каждой замужней женщины, коих она щедро спускала с поводка на свой персональный «громоотвод».
Но мне был больше интересен он. Еще молодой, довольно симпатичный мужчина с банкой энергетика в одной руке и двумя объемистыми, просто огромными сумками в другой, с виноватыми глазами, быстро допивающий свой напиток без единой эмоции, что, конечно же, было выработано продолжительным временем общения с напористой «дорогой половинкой».

- Скажи, сколько ты еще будешь трепать мне нервы?! Нет, ты скажи, глазки свои не отводи! Я б тебя!... - она зашипела почти, как кобра, раздувшая капюшон, стукнув кулаком по столу, так, что пара, шедшая по тротуару метрах в десяти от них, с интересом и почти священным ужасом обернулась в ее сторону.

Я только мог догадываться, чем таким так остро могла быть недовольна эта женщина, но судя по тону, мужчина совершил или убийство, или, как минимум, измену прямо на глазах у своей госпожи.

- Я тебе сколько раз говорила, не трать деньги на такси?! Ты, что, на автобусе не можешь доехать?! Не трать деньги на своих собутыльников ! Нет, он тратит! Нет, он все назло делает!
- Да не собутыльники они, а коллеги мои... и деньги мои, я... - он пытался вставить слово, но его никто не слушал.

- Деньги твои?! Я тебе покажу, твои! Давай! Собирайся! Расселся тут, словно на курорте! - она одним глотком допила свой кофе, резко встала с плетёного стула-кресла, который виновато отскочил в сторону, словно тоже испугался той, которая на нем только что сидела и метая громы и молний на все, что попадало в поле ее зрения, не дожидаясь своего суженого-сумками нагруженного, направилась к ступенькам, которые вели на тротуар.

Мужчина неторопливо, словно и не ему был адресован весь этот поток недовольной женской энергии, допил свой энергетик, выбросил - скорее, аккуратно положил банку в урну, переложил одну из огромных сумок в другую руку и понурив голову, как на казнь через колесование, заторопился за своей половинкой.

Наши взгляды пересеклись.

Я не удержался и изобразил что-то вроде одновременно сожаления и удивления на своем лице, задрав кверху брови и поджав губы - я не хотел, но рожа сама скорчилась, я не успел ее даже остановить или как-то подкорректировать. А он в ответ тоже поднял брови и, как мне показалось, ресницами одного из глаз смахнул набежавшую слезу. Ну, или ему просто в глаз что-то попало.

- Ты идешь или особого приглашения ждешь?! - услышал я уже за стеной разделившей нас глас дорогой ему женщины.

За семейной парой, казалось, тянулся шлейф того, что можно было бы смутно назвать несчасливостью и личной катастрофой. Крахом надежд прошлого и безысходностью настоящего. Просто молчаливой мужской бедой... 

Я, невольно ощутив внезапный прилив радости, граничащей с эйфорией, сильнее, чем от бутылки коньяка, то ли от того, что я был не женат, то ли еще от чего, вскочил на свой велосипед и помчался, как сумасшедший в свою счастливую холостую жизнь...