Ода равнодушеспокойствию
вся такая тоненькая и худенькая, как струнка.
Изгибаясь своими линиями — запястьями, икрами,
торопится, приподнимаясь вся чуть ли не на цыпочки,
но с максимально непреодолимым видом
Равнодушеспокойствия.
Так идут в открытое море массивные лайнеры,
так идут провожать пьяную,
так идут ворошить прошлое —
так и она шла.
Повторяя губами сложные,
осторожные, заготовленные заранее слова
(потому что говорит она всегда сбивчиво,
мыслями опережая произносимую действительность).
— Привет. Он говорит.
Волнительно (Ей).
А весь будто бы готов встрепенуться и схлопнуться —
то ли от скромности,
то ли от порывистого северного.
Ей это всегда казалось
умилительным признаком интеллигента.
И быть может гения.
Ему было достаточно этого.
Их встречи всегда были редкими:
на реках и каналах,
с шутками по-взрослому едкими.
— Возраст не тот уже, — говорит он.
— Как метко…
(Нет).
2018
Свидетельство о публикации №125081200458