Глава 17

Что может быть радостней и прекрасней бульвара Оушендрайв в тёплый и солнечный воскресный день в середине лета в Маями, нет, не было и, похоже, не будет улицы красивей! Широкий, тонущий в свежей зелени недавно посаженных трудовыми руками американского народа кремовых кокосовых пальм, тянущийся с одной стороной вдоль могучего мыслящего океана, другой мимо многочисленных ресторанов, кафе, арт-салонов, борделей и модных магазинов бульвар гостеприимно распахнут для пешеходов, велосипедистов и машин, раскрытый на любимой, залитой горячим южным солнцем странице, словно редкая, хорошо написанная и со вкусом изданная книга, сразу ставшая библиографическим раритетом, которую так хочется взять в руки и прочесть в этот благодатный, горячий, но немного излишне влажный день, заголовок которой выделен большими  красными буквами:

— «Этому городу бы жилось гораздо лучше, если бы люди в нем научились страдать молча и никому не жаловаться». — По-настоящему опасные люди верят, что они делают то, что делают, исключительно потому, что это по определению самое верное, что и делает их опасными, нечего справляться о здоровье других, если сам работаешь в похоронном бюро, подъехав к казино на открытом «астоне мартине» салатного цвета с чилийскими номерами, Боксёр вошёл в здание без руки, без слова, коленом ноги открыв тяжелую стеклянную дверь, как вы думаете, что произошло? Конечно! Не успев полностью ворваться внутрь, он увидел Джеки и Мери, вернее, Мэри и Джеки, в таком порядке, сначала Мэри, на Джеки была новая тройка цвета печёного яблока (детской неожиданности), оранжево-синий блестящий галстук, сделанный из лавсана, синтетического текстиля, в США «дакрон», с ярким плетеным рисунком на поверхности в виде параллельны линий множества голубей, рельефным от большой толщины, неотличимым с лицевой и изнаночной стороны, и с краями, острыми настолько, что ими можно резать бумагу, тонкую фигуру Мери облегало длинное пепельно-синее платье и коротенький, узкий фиолетовый жакет, удивительно подходящий вариант под ее высокие, тонкие каблуки, где ещё показать такие красивые ноги, как не в собственном заведении,  на её голове колыхалась дивная широкополая шляпа цвета бирюзы с тремя свежими орхидеями на полях, сравнительно дешевыми из-за сезона, от цветов сильно пахло, Джеки подошёл к нему, опираясь на лакированную трость с тяжёлым серебряным набалдашником в виде головы египетского сфинкса, в Америке Андрей Рублёв братается с Реем Бредбери. Фраер, да.

— Привет, — жутковато улыбнулась Мери, она приняла в себя немало спиртного, охлажденная водка должна быть в таком количестве, чтобы ей можно было верить.

— Петя где? — не обращая на их прикид внимания, спросил Боксёр, все игральные столы были заполнены, blackjack-терапия шла полным ходом, отделение психиатрии в специализированной больнице всегда нас ждёт, если хватит настойчивости.

— Ну… в принципе… — замямлил расфуфыренный Джеки, Боксёр понял, он ей обкатан.

— Без принципа, — итальянец сжал расплющеные губы, — ищут всю семью, отца, мать и девочку, только что от дона, Мерил, как мне с ним связаться? — Американкам нравится, когда после «Мери» добавляют «л», Мерил, стрип!

— Какого, — Мери повела головой в сторону, волосы разлетелись по плечам. — Роберто ведь уехал в Москву, разве он вернулся? — Оттуда в Сибирь смотреть на куски горного льда, ночами не спать, слушать, как мелодично поют метели, прямо при Джеки Боксёр сжал ее тёплую ладонь своей расплющенной клешней, подельница, на бывшего продавца не смотрел, повидал на своём веку, но так и не смог привыкнуть к этим противной, шумным выскочкам.

— Где Армен и Орхан, закололи друг друга на дуэли?

— На кулачной, — улыбнулась Мери, — уехали домой, Петр в Нью-Йорке, что произошло? Нехорошо, посередине как-то, уважаемый, — она позвала официанта, — организуйте что-нибудь по возможности для души! — Вскоре абсолютно нагая Мэри, поводя круглыми татуированными плечами, сидела на Боксёре, распростёртом поперёк двуспальной кровати в номере для постоянных клиентов, какие присутствуют в любом уважающем себя казино, сидеть там особо негде, лежать пожалуйста, Джеки деликатно удалился, хотя бывший чемпион ему предложил, можешь посмотреть, и она не возражала, на широкой, чистой постели распили ещё бутылку «Смирновской», закусив нежнейшей чёрной икрой со смелейшим лимоном, сладким, а не горьким, оранжевым, владелица узнала, одновременно с отъездом Петра на восток пропала вся семья Ребёнка, где ученица Пети, всем понятно, напросилась в поездку, главное, пропали ее родители, ищут коммерсанты. держитесь подальше, могут начаться обыски, о знакомстве отца Бэби с русской мафией не ведали только мусора.

— А ты куда пропал, — сказала Мери. — Совсем… Мы теперь вдвоём. — Перед мысленным взором Боксера на миг почему-то встала картина, перепуганный Джек стоит под стволами во дворе заброшенного завода, вжавшись в грязный кирпичный угол, он расстёгивает кобуру большого револьвера, теперь тебе не уйти.

— Антирутина, — сказал Боксёр. — То это, то то, в деньги пока она не превращается. — Он встал, надел плавки и галантно поцеловал Мери руку, была б его воля, сбросил бы на весь Ближний Восток, включая Турцию, полевую тактическую бомбу похоронить всех, хорошенько затарившись ореховым ванильным мороженым и крепчайшим вишнёвым ликёром у снующего между рядами столиков сомелье, Боксёр спешно покинул поле боя, находиться в таком месте, как это, для таких, как он, великое искушение, примерно в это время в номере Сержанта в Вашингтоне раздался звонок.

— Проблемы, — сказал менеджер, когда Шах поднял трубку, — ты чем там в Маями красил стены, маляр? И кого, твой ствол где-то зазвенел! Узнали, где отстреливал!Никакой «Корпорации», мухой из Вашингтона, доработаешь потом, тебя ищет Тральщик! — Киллер киллеров, Сержант почувствовал, координатор немного под вальтами, зря поехали.

— Отбой, — передал он преданно сопровождавшему его Узбеку, посидеть на трупе убитого противника в этот раз не удастся, Шах внимательно посмотрел на юг, хорошо  бы обратно в отсталую сельскохозяйственную Флориду, где никто не знает, в каком направлении город Вашингтон, может, в Мексике? Слышали. Мери вышла из неубранной спальни, спустилась в холл по широкой мраморной лестнице, нашла Джеки, присела перед ним на корточки, невероятно сексуально выглядя в чёрных клетчатых чулках, подняла его рубашку, расстегнула ремень, спустила брюки и припала своими полными алыми  губами к погружённому в дрёму желанному скипетру возлюбленного, перепив с Боксером ее сильно, раззадорил, разогрел, возбудил, сделав голодной стервой, Джеки флегматично продолжал посчитывать на калькуляторе прибыль, подсасываясь к счетам клиентов, по кошачьему телу Мэри пошли ритмичные волны, совпадающие с качками, она держала партнера двумя руками за ягодицы, и волнами нарастающего одобрения публики, которая была в казино, наблюдая эту сцену, кто-то включил музыку.

— Выдои из него все, — пропела какая-то экзальтированная толстая чернокожая певица в динамик, рубившаяся на одноруких бандитах, автоматах в жетонный покер братва перестала делать это. Наконец Джеки, страстно поведя густыми бровями, порозовев и скромно прикрыв ресницы, отдал пухлогубой бывшей жене бывшего русского вора свой эликсир жизни, пахнущий полевыми цветами, за который она так яростно боролась, игорный зал разразился частыми хлопками, пацаны снова стали вбрасывать в игровые автоматы медные кругляшки, надеясь, цветные талисманы из пластика, меняющие твою судьбу, дадут полный «флеш», одобрительно восприняв любовный порыв хозяйки.

— Спермочка, — Мери руками вытерла вялый член нового смотрящего тыльной стороной ладони, растерев  остаток снятой с молочного киселя мужского организма пеночки по лицу тонким слоем, почти невидимым, омолаживает лучше любой маски. — Пошли в офис!

— Ну и ну, — долго бормотал поседевший в карточных играх негр-крупье, вращая влево и вправо своей умной головой, раздавая карты, — где я, в Амстердаме, что ли, бесплатные пип-шоу, скоро начнут разносить кокаин… — Мэри переоделась и была очень хороша в синем клубном пиджаке с золотистыми пуговицами и чопорной английской юбке, совершенно скрывающей не только ноги, но и колени, дама. — Сделай для меня одну вещь, милый, ладно, попроси кого-нибудь из своих, с кем сидел, пусть предпримут что-нибудь, чтобы этот спортсмен больше не приходил… Окей? — Джеки кивнул, угу, захватил с собой слишком много нашей вишнёвки, харя, участь бывшего близкого Роберто решена, Петр уехал, защитить громилу некому. Непримиримого и своенравного… Непредсказуемого и опасного… Хитрого и коварного… И совершенно глупого в своей последней и решительной битве, не смог просчитать, что пришла его очередь, зачем появился здесь, нагнетал, о нем потихоньку бы забыли, лучше б лёг на дно и не предупреждал о том, чего не нужно, то, что ему очень дорого обойдется сегодняшний визит, узнает очень скоро. Спорт научил Боксёра  никогда не оставаться лежать, всегда быть готовым вновь атаковать быстро и жёстко, подобно шаровой молнии, победить обычный дробовик он не смог, в воскресенье 19-го числа утром Джеки позвонил офицер по надзору, к которому он ходил каждую среду отмечаться, сдавать мочу на анализ, принято, если вас освобождают условно.

— …ваш знакомый найден дома мертвым с простреленной головой, не хотите что-нибудь сообщить?

— Люди думают, главное ударить посильнее, — вздохнул Джеки, — это неверно, чтобы было больно, необязательно бить сильно, главное знать, куда бить или стрелять, нет! Думаю, враги…

— Говори не  «думаю», а что знаешь, — поправил полицейский, — что ты думаешь, и так понятно. Кто это?

— Наверное, этот русский, — ответил Джек, — что уехал, Питер! Организовал из Нью-Йорка «хит», что-то не поделили. — Джеки бросил косой взгляд назад, на пустом танцполе под джазовую запись плавно покачивалась его новая подруга старше него возрастом, выше ростом. Кто-то из посетителей встал из-за стола, подошёл к ней, обнял за талию, притянул к себе, она впилась в его губы своими, Джеки одобрительно кивнул, правильно, только групповой секс в Америке настоящий, желательно прилюдный, таинство должно быть открытым.

— Гуд бой, — офицер неприятным голосом одобрил его ответ, — почему? — Why.

— Рынок не поделили, например! Заказы на убийства, хотели открыть контору.

— Возможно, подаём его в розыск, удачи вам с казино, спасибо за информацию, она really бесценна, — экран мобильного погас, с Джеки даже не попрощались, тем же вечером Петра общим решением совета акционеров вывели из состава вкладчиков за неоднократную неявку  на собрания совета акционеров да так грамотно, не смог оспорить бы ни один адвокат, не зря Мери училась в полицейской академии, армянина и азербайджанца уволили задним числом, расторгнув фиктивный трудовой договор, получилось, Петр подарил Мери казино, она подала в суд на окончательный развод, если три раза не придёт посетить слушание, автоматический, какие бы у супругов ни были паспорта или ситуации, таков закон.

— Он нас с тобой за это убьёт, — Джеки имел в виду Петра.

— Меня нет, — засмеялась Мери,  — дорогой, только тебя, Петя добрый! Каждый влюблённый в сердце своём безумец, в душе поэт, будет читать стихи, знаешь, как он умеет? Часами! «За поцелуй, убийство или взгляд/Счета нам предоставит новый день/Любимая, что будущее? Тень/Скажи мне, что ты рада, как я рад/»…

— Мы слишком много занимаемся оральным сексом, — взмолился Джеки, закончив слушать Уолта Уитмена, — может, остановимся, я стал хуже видеть… — А к Петру в этот вечер снова пришёл Ящер.

Есть такие истории, которые, если мы заговорим о них, сильно ранят. Находясь под впечатлением от Вашингтона, Узбек через пятое колено вспомнил, один раз в Файзабаде в Таджикистане надо было отравить воду в колодцах, ему стало жалко одиноких старых таджичек, подсмотрел, мужья умерли, живут одни, ходят по своим глиняным лачугам туда-сюда тихими вечерами, переставляя с место на место свой скарб, одинокий и неприхотливый, у многих повышенное давление, одна бабушка никак не могла найти места смешному лягушонку, подаренному кем-то, в прошлом учительница в школе, секретарь партийной организации, пенсия мизерная, то поставит его перед старым ламповым телевизором, много лет ловившим только Первый канал, программу «Время», то отодвинет вбок от него молча и сосредоточенно, ища внуку место. Лягушонок был сделан из китайской пластмассы, лёгкой и дешевой, покрашенной ядовитой краской, и застыл в гримасе привычной восточной улыбки на лице, напоминающем круглый блин, уа, уа,  с такими же оттопыренными ушами, как у таджички. «Женщине хорошо в юности, пока она девочка, все вокруг неё крутится, подарки, мужчины, — думал Бача, замешивая зелье, — родит, не нужна! В молодости слушается отца, в зрелости нелюбимого мужа, в старости старшего сына, жертвуя для него свои самым лучшим жильем, куда деться, сама переезжая в не отапливаемую квартиру, может, прав командир, мы все родимся ещё раз, придём, я найду всех своих врагов и убью их, узнаю в любом обличии, сердце скажет, особенно родных, он их ненавидел, мать бы задушил ее косами, наполовину туркменка, пережила землетрясение в Ашхабаде, дед с бабкой еле откопали, года три ей было, лучше бы завалило, зачем выжила, долго бы кормил дустом, как Еву Браун Гитлер, жри похожее на мыло», — в каких только смертоносностях не побывал, маху не давал, тут рука задрожала, когда сыпал самый лучший яд в Средней Азии отверстие деревенского водораспределителя, ты чего такую дозу дал, спросил его Сидоренко, кишлак поддерживал басмачей, горный Бадахшан, когда он вернулся на территорию ДРА, снова надел полевую форму, в тактическом рюкзаке ничего нет, травил слона, не все воспоминания о службе были приятным, не страшно, что в то время он не верил Аллаху, Аллах всегда в него верил.

— Шпирбалалайка, — ответил Бача Сержанту, когда услышал, — как так отменяется? Зазвонил телефон, Петя.

— Замочите хотя бы одного, — попросил он, — по возможности, — потом объяснил, все кармично, заверши, помоги изменить политический климат Вашингтона.

— Предлагаешь президента? — Киллер повернулся к Узбеку. — Клади общак! — Узбек с Петром засмеялись тоже, Шах был такой же, как Лёша Солдат, если брал контракт, спасения от него не было. С тем, на кого взял, последние дни общались, жали руку, довольные, этот персонаж уже иллюзия, которая потом сменится на гроб, с этого момента не существует, произнесут на кладбище правильные речи, был нам хорошим другом, и конец (он уже уходит). Конечно, никакого беспредела, по приговору, не то, что, заходим в квартиру, всех валим, он был не убийца, чистильщик, ликвидатор, врач, хирург, делающий свою работу, карманникам отрубают за кражу руку только безумные экстремисты-мусульмане, сами виноваты, мадам, хотите красиво ездить, ездите в такси, и там можно умудриться, например, потерять кошелёк, Лёша Солдат грань не переходил, он хотел быть не складным армейским ножом, пускай швейцарским, а остриём лезвия. Приговорённые иногда могли увидеть высокого, крепкого молодого человека в дорогом плаще за несколько тысяч долларов с длинной стрижкой, похожего на солиста ансамбля «Воскресение» Константина Никольского, застывшего параллельно маршруту их движения, благородный Человек приближается, но не пересекает дорогу, убивает, но не унижает, к выполнению контракта, результату Алексей иногда шёл медленно, полз, как червь, но он полз только вперёд, плыл против течения, как карп, отменять было бесполезно, до финала найти его было решительно невозможно, не то, что трудно, удалось остановить таким же образом буквально случайно.

У каждой страны есть своя столица! Обычно сразу узнаваемая, в федеральном округе Колумбия (District of Columbia, DC) официально запрещено строить здания выше Капитолия, про небоскребы автор шутит, их там нету, важность законодательной власти выше всего. Другая особенность города, строился по решению Конгресса, принятому 16-го июля 1790-го именно как столица государства, своей стройной и продуманной планировкой обязан французу Ланфану, майору континентальной армии, сподвижнику ее главнокомандующего Джорджа Вашингтона, американского Георгия Жукова, в честь которого и получил название этот по-русски Жуковск, Ланфан разделил территорию предполагаемого града обречённых в форме ромба на правильные геометрические фигуры с Капитолием посередине, откуда отныне и вечно будет расти американское государство в виде паутины расходящихся ветвей огромного дерева на весь мир, после того как в Вашингтон из Филадельфии были переведены Конгресс и основные правительственные учреждения, 1 декабря 1800-го года город приобрел статус столицы, положив начало нумерации «стрит» от Капитолия, расположеного на улице №1, под косым углом к нему  «авеню», названные в честь первых 13-ти штатов, к которым постепенно, но настойчиво добавлялись другие.

— Президента не надо, — в ответ засмеялся Петя, — нас  тогда найдёт Траст, они ставят президентов. — «Ага, знает», — подумал Киллер. Случайных жителей в Вашингтоне нет, все «подписаны», политики, сенаторы, не промажешь, решили дождаться, пока кто-нибудь из них выйдет из находящегося рядом с Капитолием построенного в классическом стиле здания Верховного суда, роскошного в эклектической манере конца XIX-го века, или из основного Библиотеки Конгресса, внутренние интерьеры которой выполнены в стиле Людовика XIV-го, на обоях тюдорские лилии, надо сказать, в ней можно узнать много интересного, например, о Трасте, у вас форточка за спиной случайно не хлопнула. Американские судьи переоценивают свои силы, не учитывая своих возможностей, без вины виноватые незаслуженно огорченные блатные бродяги часто мстят им за несправедливо жесткие приговоры, например, три пожизненных, если могут, убиваю, нарушители общественного порядка, единственные в своём роде Шах с Узбеком за славой не спешили.

— Старик в длинном плаще, — сказал Шах, они с Бачей присели на одно колено, Афганистан. — Не спеши… Огонь по моей команде! Выше целься, отдача сильная, я их пристрелял. — Административно Вашингтон разделен на четыре квадрата NW, NE, SE и SW, северо- и юго-запад, восток, как на старинной морской карте, центральной точкой является выложенный на полу одного из подвальных помещений Капитолия мраморный знак компаса, роза ветров в форме воровской звезды, первые первопроходцы жили и по «понятиям». Названия улиц и их нумерация часто повторяются, любому профессиональному таксисту надо знать, в какой именно части города он находится, в другой номера те же, иначе непременно заблудится, если вам предложат побывать на бесплатных экскурсиях в ФБР, Пентагоне или на фабрике, где печатают доллары, машинально откажитесь, оттуда вы не вернётесь, обвинят в пособничестве иностранной разведке или мафии, публикации фейков или массовом распространении фальшивых денег не обязательно в Америке, все равно будете сидеть. Ланфан предусмотрел создание в центральной части города Гранд Авеню, которую называют Национальной аллей, по обеим сторонам достопримечательности, Национальная галерея искусств, Музей индейцев, Авиации и космонавтики, где снимали репортаж о прилунении американцев, Естественной истории, в залах которого снимался известный фильм «Ночь в музее», потом не досчитались многих дорогостоящих экспонатов, продюсеры решили обогатиться, ведь в нем собраны бесценные сокровища из самых разных областей человеческого знания и культуры, вход, лекции и самые разнообразные мероприятия бесплатные, без охраны, желание основателя-англичанина, знания для всех, многочисленные парки, скверы, два сада нефиговых каменных скульптур.

— Т-ра-та-та-та-та, — Шах поставил на автоматический, барабан крутился сам, шесть пуль размером с мизинец превратили почтенного дедушку в цилиндре в мутанта из индийских комиксов,  много рук, ног… И голов, Узбек с удовольствием разбил в кровавую пыль ему башку, одинокий глаз беспредельщика повис в куске шляпы, путь отхода Киллер рассчитал по Национальной. В центре этого местного Бродвея высится величественный обелиск Жоре «Вашингтону», который жители города именуют не иначе как «наш прекрасный карандаш», our beautiful pencil, памятник не здание, лететь в небо  более чем на 100 м ему можно, облицованный мрамором  гранитный обелиск весит около 100 000 тонн и имеет высоту в 150 с лишним метров, воздвигнут в 1884-ом году по проекту выдающегося архитектора-масона тех времён Роберта Миллза, никогда не расстававшегося с мастерком, как памятник первому президенту, до постройки Эйфелевой башни самое высокое сооружение в мире, с восточной стороны на вершине монумента два латинских слова «Слава Богу», «Laus Deo», новый день в метрополии начинается с того, что первый луч солнца озаряет эту надпись, освещая и освящая, EA, чтобы посетить смотровую площадку памятника, надо пройти 898 ступеней, лифтом Шах не пользовался никогда, равносильно самоубийству, приехал, дверь открылась, чавкающий звук пуль (или — обесточат, отключат электричество, они застрянут, потом «работает вашингтонский ОМОН), киллеры ненавидят метро и лифты, братская могила..

— Побежали? — Что случилось с Узбеком! Он расцвёл, рядом его Сержант, на адреналине перемахивали через одну, через пятьсот прыжков были по-настоящему на высоте, отдуваясь, сидели за белым французским столиком, пили чай, смотря, как копы в таких же плащах, что и у старика, ставшего теперь бесполезным куском мяса, смешно опутывают площадь перед зданием суда темно-желтыми лентами, отсюда ниточками.

— Физо сдал, — удовлетворительно заметил командир, отзвонились Петру.

— O-l;-l;! — восторженно закричал он. — Судья, с меня поляна!  — Забегали не зря, убийцам открылась величественная перспектива центра города, как ее задумывал сам Ланфан, по мысли и своей красоте недоступная обычному человеку, с высоты птичьего полета выглядевшая поистине великолепно, чарующая взор самого искушённого туриста,  все они с упоением её фотографировали, ярко светило солнце, здесь часто.

— Видишь первый раз? — спросил Узбек, Шах остановил его, прекрати, показал, — смотри, Пенсильвания-авеню 1600, Белый дом, официальной резиденция всех президентов США за исключением Вашингтона, из шесть этажей два цокольных, два для общественных приемов, два собственно для Семьи, Восточная комната, Зелёная, Голубая, — Узбек глупо захихикал, — Красная и Столовая для приёмов, используются президентом и первой леди для обслуживания руководителей из других стран. — Шах рассказывал так, словно был внутри. — В Овальном кабинете, куда не пускают, президент подписывает законопроекты и правительственные распоряжения, когда встречается со своими сотрудниками или посетителями. Напротив Лафайет-сквер, в котором памятники иностранным героям американской Войны за независимости Рошамбо и всем другим, в центре Эндрю Джексону, президенту, который сумел предотвратить распад федерации в 28-ом, на постаменте надпись «Союз должен быть  сохранен», которая очень не понравилась Горбачеву…

— Замените, — наполовину попросил, наполовину потребовал, Рональд Рейган сделал вид, что не услышал, Борис Николаевич станцевал возле неё, Владимир Путин развёл руками, и вам ведь не удалось, Джордж Буш согласился.

— Это было давно, — сказал он.

— Так они ж простреливаются, — обалдел Узбек. — Обстановку видно! Стол, диван. Это же…

— Высуни в окно руку с бутылкой, — на лбу Бачи мгновенно появилось красное пятно, за стеной кафе сбоку загудело, вертушка.

— Пикнуть не успеешь! — Если город Нью-Йорк «этос», авторитет, заставляющий вас покупать его внутренние ценности через рекламу со знаменитыми спортсменами и бандитами, «посмотрите «Найк», Лос-Анджелес «логос», «ибо, вотще и втуне», схоластический, Маями «пафос», «почему здесь стоишь, да», Вашингтон «кайрос», аппеляция к своевременности контекста счастливого момента. Его звуки содержат одних и тех же ораторов с одинаковым авторитетом и одинаковыми аргументами с одинаковой логикой, апеллирующим к одним и тем же эмоциям и вашим чувствам, прием другой, изменяется контекст, в котором проходит презентация, это столица. Все идёт сюда, отсюда выходит, Рим, из которого сто дорог, ведут все, в котором все, как положено, геополитика места, мифологика времени и возможности проживающих в нем гладиаторов и патрициев, — вам воздастся! — в любой метрополии методы убеждения те же, контекст другой, внешний фактор влияет, попробуйте донести до вашей аудитории одни и те же слова под пулями и без, как колдун, Петр был прав, поднапрячь Вашингтон, заставить шевелиться, расслабились, понимаете ли. Стрелявших долго искали, погиб секретарь Верховного суда с месячным окладом в 1 000 000$, Шах с Петром и Бэби ужинали в Нью-Йорке, бармен принёс три сэндвича с жареным цыплёнком, Узбек отказался, пошёл в мечеть, и так пропустил порядочно свою практику пока, как сказал бы правильный мулла, перекладывал яблоки из одной корзины в другую.

Конец семнадцатой главы