Эмпирей

Сидел в печальной комнате,
Не знал, что ждёт меня,
Зачем меня хороните?
Длинна моя судьба.

Бежал от лиц чужих я вдаль,
Хотел внутри согреться.
Но в душе своей рыдал,
Как будто хапнул перца.

И по пути там захватил —
Сумка полна печали,
И больше нет у меня сил,
Душу мою украли.

Упал вновь на колени,
Кричу забытый миру,
Что жертва я той лени,
Придамся жути пиру.

Трамваи огибают снова
Это небо над землёй,
Буду жертвой смерти мора,
Возьми меня с собой.

Я путь ищу по этот день,
Загнал себя в тупик.
Жить не даёт твоя мигрень,
Сокрой уже свой лик.

Хватайся за руку мою,
Веди меня в то царство,
Ничто так больше не люблю,
Как смерть от зла коварства.

Куда же ты летишь? Постой!
Я снова здесь один,
Зарытый пеплом, я пустой,
Пришёл так господин.

А я стою, не понимаю,
Я где-то в центре на пути,
Мой взор подвержен только краю,
Прошу помочь мне не сойти.

Я чувствую, как распухаю,
Как сотни очень мрачных лиц,
Ведут меня к этому краю,
Зовут упасть так прямо вниз.

И никого здесь больше нету.
Лишь тень моей судьбы лежит,
Отрёкся я от жизни света,
Зовёт меня к себе Лилит.

Закрыл глаза, и ощущаю,
Как много-много страстных душ
Летят в меня, ведут ли к Раю?
И говорят, что я не муж.

И только очень белый свет,
Где-то вдали мир озаряет,
И проклинает мой скелет,
А лёд людской скоро растает.

Забился душами, один,
Стою на перепутье мира.
Сказал один мне господин:
«Налей в стакан гранёный литр.

И говори о том, что гложет,
Смейся в страшное лицо.
Сиди теперь ты в этой ложе —
В месте чёрных подлецов.

И никогда не спотыкайся
О кости врат чужих кровей,
Что льётся в море этом красном —
Пиши ты ею, Эмпирей».

Сказал он это полный смехом,
Затем ушёл и скрылся вдаль,
Засыпав кости свои снегом,
Привёл меня на этот край.

Я оступился — и прям вниз
Летел, как будто сто веков.
Последний чёртовый каприз
Написан языком клинков.

А слышу только сотни криков
Последних тех, кто здесь упал,
И вижу сотни страшных ликов,
Страдавших от пчелиных жал.

Мой ветер скорость обдувает,
Лицо моё менялось так.
Гончий пёс звал меня лаем,
Пока летел я в этот мрак.

Я слышу стоны убегавших
От мира, где исчезло всё.
Смотрел в мои глаза лишь падший,
В душе которого — мой лёд.

Пилат кричал, что всё неправда,
Казнил невинного тогда.
И кровь его из винограда
Топила наши холода.

Души бились о все скалы,
Истязанье ураганом,
Для сладострастников сигналы,
Будь убит сильным бураном.

Убивались в жиже телом,
Дождь всех бил — он ледяной,
Что мешался с крупным градом,
Снегом, был мутной водой.

И катили на вершину
Тяжесть, что была судьбой,
Обнажая их личину,
Став одним тогда с толпой.

Драки в грязной реке Стикс
Затоптали души слабых.
Утопала лень тут вниз
Своим унылым караваном.

И обливала боль распятье.
Предатель стал богат на миг,
Но был убит своим раскаянием —
Так жизнь его зашла в тупик.

И вместе с Брутом их жевал
Отрекшейся от Бога ангел.
На части души их он рвал,
А Смерть ему была служанкой.

Вдруг крики резко прекратились,
И стоны стали чуть слабее,
Поднимаюсь болью ввысь я,
О жизни больше не жалею.

Мечта закончить череду
Страданий, жалости, пороков
Вело меня лишь к вратарю,
Кто ждал прибытия пророков.

А надо мной стоял Всевышний,
Смеялся страшно мне в лицо,
Средь этих ангелов я лишний,
Мне место в ложе подлецов.

И от стыда избавь скорее,
Исчезни, я хочу быть здесь один,
Оберни меня вновь змеем,
Ты недобрый Господин.

Закрою здесь свои глаза,
И суета вся прекратится,
Ослепил меня квазар,
Не вижу больше Ваши лица.

Я очутился на вершине,
Куда летел так долго с края,
А вид подобен был картине,
Где тишина одна глухая.

И больше нет там никого,
Здесь только я один, как в мире
В душе моей вновь ничего,
Как будто целью был в том тире.

В меня метали боль и смерть,
И страхом чувства истязали,
Мечтал зарыться скоро в твердь,
Но очутился в этом зале.

Здесь больше не было тех криков,
Теперь я чувствую покой.
Избавлюсь я от этих ликов,
Зарою здесь себя листвой.