Я знаю хранящего меня

"Префект, трем тысячам, приказ!
Идем к Дакийским мы горам!"
Железный взгляд, стальной анфас,
Безжалостный к своим врагам.
Всегда в крови военный плащ,
Плюмаж остался обожжен.
Дакийцы завли его Тарс,
Свои же шепотом Тифон.
С почтеньем смотрит строй когорт,
На блеск истерзанных фалер;
Префект уходит на покой
К жене и детям вдоль галер.
Вернувшись в Анциум родной,
До дома так и не дойдя,
С мальцом сведен он был судьбой,
Что исповедовал Христа.
Спокойно осужденный встал.
Из парня сделали фонарь.
Сгорая заживо, сказал:
"Я знаю... хранящего меня!"
Удар жестокий по уму
Был только первой из плетей...
Застал повешенной жену...
И ей растерзанных детей.
Оракул проповедь принес,
Хоть это был всего предлог.
В пучине ужаса и слез
Он начал боли монолог:
"Я уходил всего на год,
Но вот лежишь ты предо мной,
Я защищал весь наш народ,
А ты взяла детей с собой...
Ты так боялась умереть
Обузой на моих плечах...
Обет ведь дал тебя терпеть...
Зачем... зачем же мы в трудах
Проводим столько лет, во лжи?!
Ведь это жалкий истукан!
Зачем же ты ушла, скажи?!!
Ведь это явно был обман...
Мою семью здесь ждал покой...
Уж сколько лет моя война,
Из всей семьи один живой!...
Теперь я знаю... хранившего меня".
Вот, после принятой судьбы
Прошел он чрез крещение
Среди единых во Христе
И первое причастие.
Молитва, труд и вновь война,
Но кто-то знал: христианин...
Копье под ребра, вкруг толпа,
Его спросили: "Ты из них?"
Стальная воля, как всегда,
Не даст ни капли согрешить.
Он исповедовал Христа,
Затем был брошен к остальным.
И вмиг колодки и шипы,
Стальные прутья до красна,
Две сотни шрамов для спины,
Вся грудь в отметинах клейма.
Но нет морщин от боли, ран.
Для членов Церкви, христиан
Явилась честь, ведь сам Траян
Почтил присутствием тиран:
"Твои ожоги, милый Квинт,
Не стоят чуши христиан,
Вернись ты под руки мои,
И в миг вернутся статус, сан..."
В тиши подземных каземат,
Как плетью слух государя
Разрезал голос христиан:
"Я верен... хранящему меня".
Начался суд, и приговор
Смертельный вынесен для всех.
Суров показанный урок;
Стояли люди без утех.
Рабов и пленных стали жечь,
Но граждан так казнить нельзя.
Когда трибун взял лично речь,
Предали смерти от меча.
Готовы были вечно жить,
Здесь каждый знал, на что идет,
Стоял без страха умереть...
Но цезарь это не поймет:
"Последний шанс, презренный Квинт!
Готов уж к казни Карнифекс,
Признай сейчас священный Рим,
И будешь снова ты префект".
Им дали время на совет...
Сначала только тишина,
Потом же слитный был ответ:
"Я знаю... хранящего меня".
Сейчас же рубящий удар
Рассек все жилы, кости, плоть
И, оборвав священный дар,
Отправил души в их полет.
Но стойкость будет как свеча,
Любовь по истине явив.
И перед смертью палача
Все та же фраза будет жить:
"Теперь я тоже знаю... хранившего тебя".