Публикация в Золотом руне 4 августа 2025

Любовь запоздалая

***

Любовь запоздалая,               
немного усталая,
от холода съёжилась, сжалась.
Держу её втайне я,
одно очертание,
не столько любовь, сколько жалость.

Сыновне-дочерняя,
звездою вечернею
видна только ночью во мраке.
В глаза не бросается,
её не касаются
венчанье, печати и браки.

Она нелюдимая,
неисповедимая,
бредёт по заросшей дороге,
замёрзшая, снежная,
по-прежнему нежная,
слагаясь в горячие строки.

Здесь только гостит она…
Увы, не прельстит она
уже ни лицом, ни нарядом.
Любовь моя поздняя,
останется кто с нею,
когда никого больше рядом?

С танталовой жаждою
вхожу уже дважды я
в плывущую медленно Лету.
Сквозь слёзы в гортани я
одно очертание
увижу ушедшего лета...

Глядеть, как за далями
растаяли здания,
сподобившись крошкам-домишкам…
Прощай, моя звёздочка,
соломинка, косточка,
любовь моя, поздняя слишком.

***

Пусть ошибка моя и промашка –
никого нет на свете родней.
И судьба моя как промокашка –
твоя жизнь проступает на ней.

Приложи меня, если заплачешь –
я ресницы твои осушу.
Если душу до крови поранишь –
я своей её перевяжу.

В этой жизни мы словно букашки,
каждый день незаметен и тих.
На душе моей как промокашке –
отпечатки отметин твоих.

Нет, неправильно, не промокаю –
ведь слова как в пустыне сухи, –
приникаю к тебе, проникаю,
проступаю в тебе как стихи.

***

Я любила тебя до того, как узнала,
и жила до того, как явилась на свет.
Никогда ничего не дойдёт до финала,
виснет в воздухе твой молчаливый ответ.

Огоньки нахожу, разгребая золу я,
за тебя перед Богом держу кулачки.
Вместо точек я ставлю в строке поцелуи.
Ты увидишь их, если наденешь очки.

И мне кажется, всё это было когда-то –
силуэт, уходящий в туман под дождём...
Я люблю неизвестно кого, вот беда-то.
Просто каждый на свет для кого-то рождён.

Я тебе соткала золотую кольчугу
из немыслимо прочных и ласковых слов,
чтобы ты в ней, по белому свету кочуя,
недоступен был ордам державных ослов.

Я ворую наш воздух и пью по глоточку,
знаю, что нас сроднило без всех ДНК.
И бежит моя жизнь, без опоры на точки,
от стиха до стиха, до звонка до звонка…

***

Я забываю жизнь свою былую,
как золушка волшебный бальный зал.
Но некому сказать «люблю целую»,
как ты в записке каждой мне писал.

Скажу – повиснет в воздухе неловко,
не встретив ничего себе в ответ.
Бессмысленная жалкая уловка
увидеть чьё-то сердце на просвет.

Душа чужая – вечные потёмки,
закрытая для всех грудная клеть,
и хоть перегородки очень тонки,
но эту стену не преодолеть.

А я пишу тебе напропалую,
забыв, что ты всего лишь только друг.
Летят из губ моих «люблю», «целую»,
как шарики воздушные из рук.

Они летят, свои покинув гнёзда,
как им в ответ «не надо» ни долдонь,
и в небе зажигаются как звёзды,
упав тебе оттуда на ладонь.

***

Любовь не сладка, она солона,
вкус крови у ней и слёз.
Она из мухи творит слона,
она верна словно пёс.

Её не постигнут никак умы,
то ль ангел она, то ль бес.
Она из иного теста, чем мы.
Крутой у неё замес.

Её исток – кастальский родник
и нету над ней властей.
И это идёт не из умных книг,
а растёт из костей.

***

Давно уж к тебе не рвусь,
тиха как святая.
Смотрю, как ночная грусть
в окошке светает.

Мир наш не обетованн,
а мог бы открыться.
Он мог бы быть океан,
а вышло корытце.

О, как бы были вольны
слова, словно крылья...
Они бы как валуны,
как волны накрыли.

Ты в них бы как в масле сыр
купался и таял,
и мир, что и сер, и сир,
легко бы оставил.

Но нам не видать в раю
небесного корма.
И я тем словам встаю
ногами на горло.

Печаль моя всё светлей,
почти что бесцветна,
чтоб, слившись с тенями аллей,
растаять бесследно.

               
Я столько лет уже тебя люблю...

***

Я столько лет уже тебя люблю,
но каждый день по-новому как будто.
То воспаряю, словно во хмелю,
то замираю, мудрая как Будда.

Всё та же в зеркалах, но не внутри,
и каждый стих иначе как-то начат.
Что б ни пиши я и ни говори –
слова всё те же, но всё больше значат.

Таких богатств не снилось королю,
их, может быть, не слыхивал сам Сорос.
Вот написала: я тебя люблю,
а хочется ещё раз, и ещё раз...

Ты можешь быть здесь вовсе не при чём,
не уличён, невинен, непричастен.
Но что-то скажешь просто ни о чём –
и я уже битком набита счастьем.

***

Пишу без ручки и без мыши,
одной лишь мыслью о тебе,
губами чуть её колыша,
как одуванчик на стебле.

Тетрадки строчками разбухли,
что пишутся, пока я сплю.
А там, где кончатся все буквы –
читай, как я тебя люблю.

Любовь выходит за пределы
границ, линеек и клише.
Она не слово и не дело,
а что-то нежное в душе.

Она не тронута руками,
как крыльев бабочки пыльца,
плывёт вдали за облаками,
меняя контуры лица.

***

Не для тебя станок, метла,
тот труд, что «красит человека».
Ты хрупок, словно из стекла.
Тебя б не написал Дейнека.

А лишь Моне, Дега, Ватто…
Но слишком тон и контур светел.
Тебя б не написал никто,
неуловимого, как ветер.

***

Ты не мой и как будто ничей –               
ветка, что я рукой не достала,
пробегающий мимо ручей,
не заметивший губы Тантала.

Занавешено счастье сукном,
и осталось одно только средство –
любоваться свечой за окном,
у которой никак не согреться.

***

Давно живу поверх календаря,
большое видя через расстоянье,
всю душу по словечку раздаря
всем, кто нуждался в этом подаянье.

Стара, больна, но более всего
я счастлива. И это не отнимешь.
Так полнолунно это Ничего,
переполняя жизнь мою отныне ж.

Я так полна тобою и собой,
что всё другое было б перебором.
Любви моей сияющий собор
недосягаем пачкающим взорам.

Поверх голов, поверх годов и бед
душа летит в пространство неземное,
в то время как варю тебе обед
и радуюсь, что ты ещё со мною.

***

Беседа шла сама собою.
Я помню, ели суп харчо.
И было мне тепло с тобою –
не холодно, не горячо.

Ни аффектации, ни стёба,
что через край — поглубже спрячь.
Люблю, когда ты просто тёпл,
не холоден и не горяч.

Ни да, ни нет, а что-то между,
не близко и не далеко.
Но между ними есть надежда
на то, что будет всё легко.

Сближение ведёт к рутине,
лёд давит каменной плитой.
А истина – посередине,
как в сердцевине золотой.

***

Жизнь уже не бежит, не идёт, а пятится
и понемногу всё отступает в тень...
Мы одиноки, как Робинзон и Пятница.
(А пятница – твой самый любимый день).

А родились когда-то в субботу оба мы.
Я умирала, а ты меня воскресил.
Счастье зарыто как клад, глубоко под сугробами,
и откопать его уж не хватит сил.

Но откопала в шкафу любимое платьице...
Парки, прядите вечно свою кудель!
О воскресенье моё, суббота и пятница,
скоро с тобой будет связан любой мой день.

***

Кто был бы со мной несмотря на все но,               
на все не хочу и не надо,
кто б выпал как выигрыш в казино,
связал бы нас крепче каната.

Да, знаю я всё, что ты скажешь в ответ,
судьба моя, память и разум,
но хлынет в окно, не спросясь меня, свет,
и смоет все доводы разом.

Неверна дорога в обход алтарей,
пути эти топки и глыбки...
Но олухи всех поднебесных царей
поймут меня с полу-улыбки.

***

Между мной и тобой – сквознячок,               
незаметный покуда, не веский,
чуть обдал холодком – и ничо,
лишь слегка колыхнул занавески.

Сквознячок, ветерок, холодок,
это осень уже – неужели?
Не причина ещё, не вещдок,
чтобы вмиг голоса почужели.

Чтоб тепло вдруг из глаз утекло,
чтобы руки оставили плечи,
и как будто преградой – стекло,
отстранив друг от друга далече.

Я молюсь, чтобы тот сквознячок
не разросся в грозу и стихию,
а был словно лесной родничок,
освежающий губы сухие.

Сквознячок — это ведь не сквозняк,
за которым болезнь и остуда,
когда будет метаться – поздняк,
и уже не вернуться оттуда.

***

Ты уходил, я вслед глядела,
оглянешься иль нет.
И не было мне больше дела,
что с разных мы планет.

Шёл через кладбище ты к дому,
душа летела вслед,
знакомой тропкою ведома,
пронзая толщу лет.

И сквозь кладбищенские комья
мне брезжил тихий свет...
А ты оглядывался, помню,
и мне махал в ответ.

Твой силуэт давно растаял,
как облачко во тьме.
Но Бог все точки над расставил,
и ты всегда во мне.

Уж нет моста и остановки,
года стремглав бегут,
но памяти моей уловки
всё это сберегут.

Душа опять поёт и плачет,
и хочет всё спасти.
От прошлого, что там маячит,
мне глаз не отвести.


Умирать от любви не больно               

***

Умирают не от болезней –               
от безлюбья, от нелюбви,
от того, что увидишь в бездне
то, какими мы быть могли.

Не гляди на огонь, на небо,
на бегущий речной поток –
ты увидишь, каким ты не был,
как неправ был и как жесток.

Где-то Там всё про нас известно,
все детали житья-бытья.
Если всматриваешься в бездну –
то она поглядит в тебя.

В зеркалах как в порочном круге
отразятся штрихами схем
неглаза, нелицо, неруки,
необласканные никем.

В клетке сердца ютится птица –
отпусти её, не гноби.
Всё забудется, всё простится,
кроме долгих лет нелюбви.

Я бродила, не замечая
ни дождей, ни снегов, в тепле,
лишь любовь одну привечая
и не чая души в тебе.

Посылаю тебе по ветру
то, что было частицей дня:
лист каштана, стиха фрагменты
и ещё привет от меня.

Вот и всё, мне уже довольно,
лишь бы ты был приметой дней.
Умирать от любви не больно.
Проживать без неё больней.

***

Сирена выла, выла, выла...
И мысль металась как в огне,
что всё, что будет – станет было,
и завтра не проснуться мне.

О вырваться бы из контекста,
нарушив нормы и устав,
как в детство обернуться в бегство,
из точки запятою став...

«Перескочи, пере-что хочешь»,
через обрыв, через войну…
Мне страшно, если ты уходишь,
не оставляй меня одну.

А больше за тебя мне страшно,
что даст судьба безумный крен,
что жизнь останется вчерашней,
уснув под музыку сирен.

***

Как мелок и нечёток шрифт судьбы…
что там в конце? Оборвана страница.
Всё чаще мне там видятся гробы –
сплошных гробов большая вереница.

Прислушиваюсь к дальним голосам...
И думаю: о, только б не сегодня...
Тянусь я что есть силы к небесам,
а вдруг там лишь вторая преисподня.

Но только б ты мой свет не погасил…
Но только б дольше длился вечер летний...
В руках сжимаю из последних сил
июль мой нежнолепетный последний.

***

Дождь на губах такой солёный…               
Иду куда-то на просвет.
Перехожу не на зелёный,
а на какой-то горний свет.

Меня не остановит красный,
ведь на миру и смерть красна.
А мир стоит – такой прекрасный,
в слезах от прерванного сна.

От светофора мало проку –
для перехода нужен лаз.
Перехожу через дорогу
на свет твоих зелёных глаз.

***
Стою на углу былого,
земля — как большой вокзал.
Целую каждое слово,
что ты мне не досказал.

Как радости мои хрупки –
без всяких земных потуг.
И бой часов твоих в трубке,
похожий на сердца стук...

И нежный, как этот тортик,
мой сон о тебе и стих...
И этот лукавый чёртик,
что вспыхнул в глазах и стих.

Пусть будут лететь как рельсы,
мгновенья, часы, года.
Как горные эдельвейсы –
слова в ореоле льда,

как крошечные атланты,
что держат свод голубой...
Я ими полна по гланды,
словами о нас с тобой.

Под росчерки звёзд и молний
затеплю свою свечу.
Твоё молчанье заполню
сама я чем захочу.

Молчанье бывает разным –
бессильным, пустым, родным.
Пусть будет оно прекрасным,
как будто от яблонь дым,

как будто ёжик в тумане,
плывущий в ночной тиши,
как облако над домами,
принявшее вид души.