Хорошие

Посвящается Зарине Халиловой.

Когда свободы влюблена
перерождением начальной -
глазами осени маня
(великолепными очами).

Зачем мне хворостный доход
не мать-и-мачехи душистой,
а стены, скованные в дом
опочиваниями чисты.

Глаза упрямые на стол,
где книги колятся ромашек,
оставив стягиваний ком
невинной совести продажной

без предъявления вражды
и обнимания, сердечность,
невероятною остыв
с непониманиями в вечность,

устала правил наяву.
Достались девочке сюрпризы,
упадок капельками жду,
оставив вечера харизмы.

День приобнимет хорошо,
декабрь выспится за дождик,
не видно линиями шов,
и я за истинами сложна.

Куда прочтешь ты перемен
не сокрушительных историй,
рукав повешенный, ремень,
лицо учительское строго.

Я скоро песню запою
обворожительными плача,
а за ровестницами сплю
просторной мнительностью мачты.

Пощады губ моих лови,
сирени недополасканье,
гадая спутанные дни,
деревьев вены растаскали.

В поземке призрачное ждав
приподымание заката,
красотки признаками дан
иконно-выломанной завтра

щербета яркого рассвет
расшевелившегося мыслью.
И веток картами ответь
на деле вышивками быстро,

что между нами все пройдет,
раз мы хорошими не стали.
А ветру каменному шлет
завороженными очами

твой поцелуй уже во тьме,
приподымая плечи время,
кого минуя на воде.
И годы встретились мгновений,

раз мы растаяли с тобой
из незабудок привокзальных,
за расстояниями стой,
не вены утренние жалив.

Тебя усталую на свет
приобниманиями глажу,
сентябрь памятника не
приводит зданиями стражи

на облепиховый на чай,
где сдоба маковая слаще
в покое прихотями. Знай,
не новый стаскивая плащик,

что я в любимые друзья
не наровлюсь, когда приземист.
Ноябрь видами увяз
не твоей конницей, невеста.

Такая выспалась жара,
в малину комнатную канув,
глазами пристальными фраз
просила возрастом оставить

на память брошенного дня.
Не пальцы плавают ромашек,
а карей скромностью коря,
не ставшись ставнями постарше

на пущи зелени влекут
твои глаза - твои зазнобы,
раз улиц свесился испуг
карниза пролитою болью.

Тебя увидеть я хочу
и бинтовать твоею марлью
изъяна линиями чувств,
где виноватыми молчала.

Где сапоги твои бегут
еще от маминого сада,
и каноническими губ
крещены каперсами рядом.

Зачем улыбка твоя здесь
перед фантазиями щедра?
А стены вылитые стен
в передней праздниками бледны.
 
Когда закатами дождя
приноровили мое имя,
о самом здравствованьи я
пионы ивовые мило

нарисовала на окне.
И день был сказочно волшебен.
Обидой каменною не
и вены пристальные вешны.

Когда шаталася сирень
на приусадебные скверы -
досадой сжались деревень
калины-капельки деревьев.

В саду разбавленными чай
напьюся кружками прощаясь,
а у отчаяния край
колючий ужинами мая.

Забыты стенами любви,
меж нами пылкие преграды,
обыден ветками и вы,
листая пытками тетрадки

забыли как мне написать
о том, что было между нами.
Отныне каменный не страх
заложен выложенным камнем.

И я заботами люблю
твою привязанность тоскою,
листва холодная от уст
на дню притягивала хвою.

Когда закатная заря
вооружилася словами,
за самокатами маня,
в окно пружинистое вами

стояла полная луна.
И самолетами взлетала
на подоконнике у вас,
писатель-золотаискатель.

Принцессой я б бы рождена,
и васильковые начала
примерной стягивали нас,
писатель новостью печальной.

Мы рождены как небосвод
над аркой зрелищно-грядущей,
и телевидения год,
такая девочка прослушай

в своих наушниках зари,
когда антеннами прощаюсь.
А дни отужинали три
остатка венного причастья.

Глаза усталые твои
и светофор недовлюбленный
о самом пламенном ... горит,
не ветром вспомнившись на бревнах

том поцелуе до утра,
где розы плакали закатом.
Накалом уличного прав
нервозно-падающим завтра

мой циферблатный частокол.
И мысли, спрятанные в воздух,
забыли пламенные школ,
не вызняв святости, нервозно.

Года прошли, мои года,
и запах сливово-лиловый,
когда малиновая мгла
притянет иволги мелодий

хрустальной вазою на дне
твоих безудержных историй.
У малой странницы колен
обиды ужинали голо.

Сентябрь мило обнимал,
смотрелись утра незабудки,
и зацелованная я
на нерест спутывала утро.

Когда проказниками дня
зачем-то праздновали веток
осаду, разную меня
за лета странствованьем метил

глазами солнечных преград,
и мать-и-мачеховых маков
оставил скромностью теряв,
мой мальчик мачтою заката.

В малине собранными сжав
руками-листиками солнце,
до ливня воздуха бежать
устала пристальными родства

голубоглазыми огня.
Прощений выплаканных чадо
такую сказывали явь
за великанское рыданье.

Я твой не признанный, но принц,
хожу в сиреневых лосинах,
а поля виданного спит
капуста, смеривая силы.

Доколе прибыла тоска
за подоосиновые скверы,
да вопросительное "да" (?)
хоронит ивовые вены.

Мечта забросила маяк
колюче-плавающей рыбой,
и та коломенная - я
научной капелькою выйдя,

твоей ладонью окоймя,
сиренью выплакав хорошей,
за подоконниками став
деревьев пытками в калошах.

Свои колодки по листве
не опрокидывая ставить,
но не колодичные где -
веночек милого с ногами.

             10 августа 2025 год.