Здравствуй, Лермонтов

Мой край повелителя песенных строк,
Как брата, приветил:
- Ты дорог всегда нам!
Ты Каспий прими, как наполненный рог,
И в каждом ауле будь гостем желанным.

Одною рассветною дымкой повит
Твой путь и дорога мятежного горца.
И яростно кровь в наших жилах звенит,
Как жаркие строки в груди песнетворца.

Когда мы в ответ на волнующий зов
Коснемся недремлющих струн окрыленно,
Обрушатся своды шамхальских дворцов,
Останутся щепки от царского трона.

Мы схожи душой, мы друг другу под стать,
Орлами взмывают былинные годы.
Нельзя нам с тобою пугливо молчать,
Когда занимается пламя свободы.

Ты песню свою от людей не таи,
Пусть реет она, чтобы тьма раскололась.
Взвали мое небо на плечи свои,
Слей с голосом гор свой пророческий голос.

Идешь, неподкупен, устал и суров,
Ты в чёсаной бурке, как путник бывалый;
Украшен ты белой чалмою стихов,
Как наледью вечной вершинные скалы.

Скажи мне:
Когда, золотя перевал,
Над кручей закат разливался багровый,
Ирчи Казака ты в пути не встречал,
Не слышал, как глухо звенели оковы?

Сказал бы «Салам!» он, да рядом конвой,
Он подал бы руку, но скручены руки.
Кто песни страшится, тому не впервой
Поэтов ссылать, обрекая на муки.

Удел у вас общий, и жар одного
Огня, что нельзя погасить конвоирам,
Под буркой андийской горит у него,
Горит у тебя под текинским мундиром.

Как свежая рана, горяч он и ал,
И тешатся этою раной кровавой
И злобный шамхал, что труслив, как шакал,
И ждущий добычи стервятник двуглавый.

Воистину царская милость щедра,
Недаром на выбор даны вам отныне
Жестокий сибирский мороз и жара,
Что землю сожгла в дагестанской долине.


Но что б вы ни выбрали, – зной или снег, –
Запомните:
Черный зрачок пистолета
Украдкой нацелил безжалостный век
В объятое пламенем сердце поэта.

Щадить вольнодумцев ему не резон,
И та же без промаха бьющая пуля,
Которою Лермонтов будет сражен,
Сразит Казака в захолустном ауле.

... Над садом Ирчи вознеслась вдалеке
Сродни обелиску гора в поднебесье.
 И бьется в стремительной горной реке,
Как трепетный пульс,
Недопетая песня.