элегия

я убил, чтоб не смотреть, как дышат
и страдают на кресте; и будто в том благая воля
палача, его боязни, что за казнью слышат,
как несносна в пытке лёгкость горя.

я скрою вновь за шуткой, (как в броне
— изнеженное тельце), горький взгляд гордыни;
точно, отсидевшись в молчаливой стороне,
я останусь чистым у костра святыни.

позже потянусь руками до жилых вершин.
средь чуждых окон: в сахаре безумных муравьёв
раздутый космос; звёзды догорающих лучин
тонули в глубине застроенных слоёв.

я хотел бы тоже в янтаре высоток стыть,
как муха, миновать века в комфорте крепостей;
ведь что за чудо — так внезапно позабыть,
что я не стою собственных костей.

я говорил так долго о себе, что упустить
трагедию торговли телом — не сойдёт в потерю.
я помыл посуду — время дивно погрустить;
но мне не жаль, что я подобен зверю.

я ничего почти не значу. не найти числа,
— чтоб счесть: потешные частушки оправданий;
побежать по почве, раскалённой добела,
как жесты виноватых истязаний.

с древа жизни сны, как листья смерти,
падали под каблуки, ведь бабье лето на исходе,
снится прошлое в зеркальной круговерти;
но соловеть не надо, мы не в броде.

я убил, чтоб не смотреть, как дышат
и страдают на кресте; (и будто человечья доля
жаться в ужасе к машине). воздух выжат,
пламя одевает — всю пшеницу поля.

я шепчу в ладони песню, как искомое;
и зажевав во рту свои слова надежды и любви,
— я над пластиковым камнем насекомое
в миг воздвиг как монумент для лжи.

я думал, что иду путём могучего зерна,
однако же — в моих глазах чернеет солнца луч,
где залилась юной кровью — старая земля,
и билось громом небо за оконцем туч.

под утро дождь заморосит точь-в-точь
протянутой приметой — выход из пожара духоты!
а я проснусь в телеге, покатившись прочь,
где стих уже не нужен для мольбы.

30 июля 2025