Последний Рассвет

Холодные стены кабинета давали психически, морально сжимали мозг, который и так был в тесной черепной коробке, прошло два часа с момента, как меня завели в этот кабинет, а с момента, как выдернули из тёплой кровати, четыре, везли меня с чёрным мешком на голове, везли долго. В кабинет зашел человек в штатском, он сел на стул напротив меня и вновь стал спрашивать то же самое, что час назад. – Вы Сандре Николов? Грозно спросил он, его взгляд был очень тяжёлым, он будто пытался раздавить меня этим взглядом. – Да.  Подтвердил я.  – Хорошо, пойдём дальше.  Он кинул на середину стола красную папку, я сразу понял, что в этой папке дело на меня. – В ночь с 05.06.2001 на 06.06.2001 вы участвовали в антивоенном протесте? – Нет, не участвовал, я держусь подальше от политики. Он ещё тяжелее посмотрел на меня, его взгляд давил сильнее, чем стены кабинета. – Отвечайте «да» или «нет», поняли? – Да.  – Вам знаком человек по имени Свефан Димитров? – Нет. – Как нет? В промежутке с 31.05.2001 по 10.06.2001 Вы укрывали его у себя. – Это не так. – Вам известно, что он обвиняется в убийстве премьер-министра Зорофа Мереловски? – Нет. – Хорошо, подождите ещё. Он встал из-за стола, как только он подошёл к двери, я его остановил.  – Извините, а это допрос или суд? Во мне кипящим супом бурлил страх, я не был причастен к тому, в чём меня обвиняли, но, как я понял, у них другое мнение. – Суд.  Жестко отрезал он, вся моя душа провалилась в пятки, а потом сквозь них, прям в землю. Я слышал много рассказов о том, что они творят, лишь бы найти зачинщиков, на фоне стычек сепаратистовубийство премьер-министра — страшный удар по системе, и теперь система бьёт нас, что ж, моя участь была решена тогда, когда они приехали ко мне, но ведь я не виновен, почему они решили, что я виновен? Я обычный человек, живу тихой жизнью, работа, дом, работа, дом, телевизор вечером, может, потомучто Стефан в начальной школе один год учился со мной в классе, ну бред же, как они могут вот так, без суда и следствия, без основательных доказательств решать, кому жить, а кому пулю в затылок, что ж, пускай, пускай... Они тыловые крысы, сидят тут, делают вид, что всё во благо народа, а по сути, всё во благо системы, чёрт, тело онемело, ноги почти опухли, я уже не могу сидеть, как будто сижу на острых камнях, а наручники режут запястья. Не знаю, сколько ещё прошло времени, перед тем как двери распахнулись вновь и в кабинет зашло трое мужчин, двое были одеты в македонскую военную форму с советскими автоматами наперевес, третий же, так же как и следователь, был в штатском. Человек в штатскомсухо прокашлялся и, смотря в какой-то список, спросил:  – Вы Сандре Николов? – Да. – Вы обвиняетесь по таким статьям, как: статья 394, статья 368, статья 369 и статья 319. В следствие военного положения к вам будет применена высшая мера наказания, расстрел, наказание будет исполнено немедленно. Меня вели по тёмным коридорам, двое вояк вели меня на расстрел, а я, смиренно приняв свою судьбу, шёл на плаху, они вывели меня во двор, сквозь серые тучи проступали лучики рассвета, в небе кружила стая воронов, их карканье отдавалось эхом, меня толкнули к стене. – Можно последнюю сигарету? Спросил я, но мне не ответили, сзади раздался звук затвора, и тогда я, уже полностью смирившийся, закричал. – ГОРЕТЬ ВАМ В... Очередь автоматов страшным ударом раздалась сзади, вороны, замолкнув, разлетелись, я упал на запачканную кровью землю.