моё одинокое вчера

если пойду среди домов

мне улыбнётся человек
или нет

он родовые знает колена
кровь не вода — но удобренье
шаги гибки, он знает: где тропа
аршин руки его ласкает солнце
живая широта

а если я пойду среди людей

в нескромных лицах счастье будет
или глухота?

я перед зеркалом или за ним —
олимп пустырь, покинуты титаны
лишь выжженный из глины
мир

сады снесли ради картофеля
бесстыдно все заводят хоровод
гордятся неким светом
и эфир-народом
они что раб, что господин
царят: быть
человеком

и кто не знает смысла у своей крови
боится голоса, срывая песни в крик
он красный глаз и раздражённый слух,
сквозь молчаливость не пробитый словом
себя поджёг — и сразу же
потух

он — в зазеркалье, отражённый в пустоту
забытый
он — не человек
стена — мой взгляд и мир

и рак поносит море

идеалист!..
дешёвый мир!..

* Бесспорно то, что подобные мысли были прошлым мною соединены и тем самым обрели ужасающую целостность. Быть может, текст мой видится фрагментарным, но вместе с тем его основания тяжеловесны и угнетают даже носителя. Искусство спасает от истины, потому как искусство есть сопротивление онтологической пустоте. Многие, если не все, мои тексты ценны лишь как экзистенциальная честность, разрывающая те структуры, которыми живёт человек и поэзия. Этот слепок патологического мышления был создан лишь с одной целью: отойти от него на дистанцию рассмотрения. Это — не я, потому как мне должно быть выше смерти и нарциссизма. Чистая экзистенция лишь сырая материя. Хотя и культурные формы со временем коснеют до сырой почвы. Но это уже совсем другой — иронично: более интересный — вопрос.