Данте Алигьери - Божественная комедия - Ад Canto 2

Клонило в дрему суматошный день
и тени покрывалом по земле
спустили загнанных существ с цепей.
Один отваживался к бою я,
к конфликту, жалости, что взвара грусть
мне осветит по памяти тот путь.

О, Музы!  Гений!  Удостойте же
реальной помощи, вы неба жесть.
Ведь в письменности ценность бытия
и подтверждает временем слова.

Я начал так: «Мой проводник, смекни,
подумай наперво достоин я
той добродетели, ведь Сильвия
отец, что облачен в мирскую плоть,
среди бессмертных родственных племен
был там и был, и ощутимо был
присутвующим и всегда живым.
И все же, если Властелин небес
разгневанный или как дух лесной
проявит вдруг мне милосердно смерть
из синих созерцаний темноты,
и то, что здесь должно произойти,
заслуженно должно произойти
старо как Рим, победоносный Рим,
империалистический как дым,
как круг, и оба преодолены.
По правде восседает там один
наследник неминучего Петра.
Из этого вояжа он узнал,
под мага мантией из одеял,
нет, папской мантией, что в времена
туда переправляется корабль,
да непростой, а веры глубина
под ним спасительной струей, волна.
Зачем дерзаю я и для кого,
и кто допустит?  Павел и Эней
меня не ставят ни во что, и мне
понятно все, да и понятно мне,
что путешествие сулит провал.
Ты знаешь лучше, ты уже читал».
Как тот, кто деру дал, последний трус,
из нерешительности колебал
подолы мантии и там стоял
на тусклом берегу все отстранен
неe...  «А, если честен ты, взгляну,»
ответила чистосердечно тень.
«Твоя душа робеет, ты сам страх,
что тенью содрогается во тьме,
ты отползаешь, как улитка ждешь
решения и бедствия извне.
Я расскажу тебе зачем пришел
и, что услышал в самый черный миг,
когда коснулось горе, и крылом,
и трауром.  Я племени среди
переселялся, и, когда она
вдруг позвала меня полдневных звезд
светлее светом, умоляла стать…
по-ангельски настроенная речь:
«Любезный, о, любезный Мантуа!
Чья слава будет жить в природе, пар
над реками, дружище, я пошла,
но на пути препятствие нашла,
такой преграды рифовый барьер,
что, заблудилась, помочь поздно мне.
А он живет, живет на небесах!
Ты поспеши, наглядный твой язык,
красноречивый и цветистый, ты
как можешь ему этим помоги.
И я утешусь, ныне здесь стихи.
Я Беатриче.  Вот откуда я.
Вернулась с радостью, любовь вела
и побудила славные слава.
Когда я перед Господом стою
я часто возношу ему хвалу.

Затем она умолкла и тогда
ответствовал реакцией такой:
«О, Госпожа, благодаря тому,
что Человечество на небесах
в орбите меньшей, наименьший шар,
приказом восхитительным пленен,
повиноваться воле для меня
как будто исполняя манифест
уже свершенный, воля ваша есть.
Однако, расскажите почему
вы не желаете покинуть низ
и эпицентр безвыходности виз?

Она тогда: «Желаешь глубоко
ты вопрошать, я кратко поясню,
я не боюсь отсюда убежать.
Боюсь того, что причиняет зло,
другие люди вовсе не страшны.
Я так устроена и благодать
Его! Я равнодушна и страдать
ты можешь вдоволь, нету дела мне,
не атакует в апатичном сне,
кроме того, что как душа скорбит
препятствие, его не устранить.
Суровый Суд склоняется на ней».

Призвав Люсию, приказала ей:
«Слуга нуждается в субсидии
и я рекомендую его вам».
Люсия, враг жестокости, придя
к равнине, где я грустный пребывал,
сидя с Рахилью древней, что реликт,
словами обращается ко мне:
«Вы истинная Господу хвала,
о, Беатриче, разве вы скупа,
не помогаете тому, кто в вас
от пламя синеватого угас,
слепящего, так жалок его плач,
не замечая смерти как поток
сильнее моря, сдерживает тот
борющийся, и в буре серебре».
Никто не торопился вот тогда
от бед своих быстрее убежать,
когда произнесенные слова,
что уповая на силу и стать,
кто чистых красноречий, знают все,
заметили, возносят к чести всех.

Сияющие яркие глаза,
как водопады слезные полны,
и я почувствовал, что вижу сны…
Как пожелает, так я и пойду.
Спасу от зверя, сдвигаю гору.
Но что с тобой?  Зачем же медлишь ты?
Зачем в сердечной клетке немоты
как рокот разворачивают страх?
Ты в безопасности в ее руках.

С морозным воздухом цветут цветы.
Склоненные, закрытые и лист-
ья выбеленные поют, поют,
и на колючих стеблях восстают.
Так угасающая мощь и прыть
кидается на шею скоростью,
что сразу я в ответ заговорил:
«О, та, из жалостливости гримас,
что согласилась добротой помочь,
ваш истинный посыл лелею я,
и путь далекий возрождаю я,
и цель первоначальная со мной.
Веди, одна лишь воля мне с тобой.
Ты мой хозяин, вождь и проводник».

Сказал я так и двинулся вперед
вступая на тропу лесную с ним.