К первому юбилею Синей лампы

ГОД ПОД ЛАМПОЙ, ИЛИ ИНСТРУКТАЖ ПО ВОДОПЛАВАНИЮ В ШТОРМОВУЮ ПОГОДУ

Ровно год назад я выдумал проект «Синяя лампа», который беспардонно вторгся в мою до тех пор размеренную жизнь, задвинув в долгий ящик лингвистику, поэзию и остатки нормального быта. Сомневаюсь ли я в нужности этого начинания? Нет. Но время от времени добрые люди спрашивают – «А, собственно, на кой?» Вопрос этот несколько обескураживает, поскольку для меня он равносилен вопросу «А зачем нам демократия?» И все же я попробую объяснить.

Начиная с конца, речь идет о сохранении идентичности и поиске общего языка.

В начале прошлого века сотни тысяч русскоязычных оказались за пределами привычной языковой среды и столкнулись с экзистенциальным вопросом: что делать со своей культурой – закапывать, разменивать на чужие или приумножать? Все отвечали на него по-разному.

Несметное число белоэмигрантов растворилось в калейдоскопе мировой культуры. В какие национальные цвета они только не перекрашивались. В 1920-е кто-то даже умудрился вернуться и перекраситься в красный. Или вовсе повесить на морду свастику. Что, кстати, закономерно – белый вообще хорошо смешивается, поскольку сочетает все цвета светового спектра. Кто-то в этом смешении преуспел настолько, что получил полноценную прописку в чужой культуре. Набоков.

Но были и те, кто свою культуру приумножали. Так, в 1927 году Мережковский и Гиппиус основали в Париже общество «Зеленая лампа» –– по образу и подобию одноименного декабристского кружка, разумеется. Оно моментально стало центром притяжения белоэмигрантской интеллигенции: в его стенах выступали Вл. Ходасевич, Г. В. Иванов, Г. В. Адамович, И. А. Бунин, Н. А. Тэффи, А. М. Ремизов, Н. Бердяев и другие. Общество просуществовало 12 лет до начала войны.

Но эти большие имена – лишь верхушка айсберга. Сотни работников русскоязычной культуры ушли под воду – это так называемое «незамеченное поколение», про которое мы бы никогда не узнали, если бы не случай.

Прошло сто лет, а воз и ныне там: говорящие и думающие по-русски вновь рассеяны по миру и вновь носятся со своей несчастной культурой, как с писаной торбой.

Так вот, собственно, «на кой»: идейный пафос «Синей лампы» заключается в том, чтобы перенять историческую эстафету у «Зеленой лампы»  и не уйти, как тот айсберг, под воду или – того хуже – не растаять в океане мировой культуры. Остаться волной.

Между первой и шестой волной вообще немало общего – невстроенность в местные общества (хотя теперь и в значительно меньшей степени: благо языки мы за сто лет все же подучили), солидарность – с известными оговорками – по zлободневному vопросу и, пожалуй, самое важное – одержимость собственной культурой.

Добрые люди улыбнутся: «Он возомнил себя Гиппиус-Мережковским». И в известной степени будут правы в своем скептицизме – у меня особенных иллюзий на свой счет нет, да и значимость поэзии с тех пор несколько поубавилась. Но есть нюанс, который, по моему убеждению, делает эту цель достижимой: в отличие от первой волны, у нас есть колоссальное преимущество – коммуникации.

Страшно даже помыслить, насколько одинокими и отрезанными от языка чувствовали себя авторы первой волны. Взять Газданова – его тексты написаны будто не по-русски, а на таком особом идиоме неприкаянности и одержимости прошлым. Эдакий русский экзистенциализм. Аналогов этому языку в русской литературе нет и, видимо, уже не будет: трудно представить, что мы, уехавшие, когда-либо окажемся столь же оторванными от культуры метрополии – как бы кто ни тщился изолировать Рунет.

Скорость, с которой русскоязычная культура просачивалась через «железный занавес» (больше, конечно, из, чем в), была настолько малой, что создавать искусство «современное», то есть сомысленное оставшимся, эмигранты не смогли бы, даже если бы захотели. И vice versa – оставшиеся катастрофически отставали от современной западной литературы, включая эмигрантскую.

Сегодня же эти границы стерты напрочь, и вместо самиздата-тамиздата у нас теперь некий тамсямиздат, существующий на просторах русскоязычного интернета как нового культурного поля (экспериментов). Так что все стенания по поводу того, что мы обречены на забвение, на мой взгляд, сильно преувеличены: оставшиеся нас слышат и видят, а мы – их. И это прекрасно. Не заниматься русскоязычной культурой в таких условиях было бы просто нелепо.

Ну хорошо, сохранение идентичности, а что там с поиском общего языка? И общего – с кем? На этот вопрос я отвечу словами человека, о котором пойдет речь ниже:

«Наиболее важная для меня тема вообще связана с тем, что сторонний человек придаёт некоторый романтизм словам "культура" и "искусство", считает это чем-то необязательным. Сегодня, как и до войны, я совершенно убеждён, что культура – это единственный общий язык, который на всех есть. Помимо того, что я считаю, что это вообще единственно важное, чем нужно заниматься. Это утверждение непонятно, его нужно расшифровывать: "А как же экономика и всё остальное?” Культура – это единственный язык. Либо деньги. Кто-то нейробиолог, кто-то пекарь, кто-то инженер – ничего другого между нами, кроме как язык культуры, не существует. А человечество все мечется: "Где же у нас общий язык? Давайте это будет эсперанто! Или давайте это будет английский!” И то, и другое – очень хорошо, но этот язык уже создан – это язык культуры. Вот и всё»
Нам всем необходимо преодолеть эту размежеванность и найти общий язык между собой: с уехавшими, с оставшимися, но главным образом – с миром, который по большей части пока еще воспринимает язык русской культуры.

В контексте вышеизложенного мне кажется закономерным, что гостем юбилейного выпуска «Синей лампы» стал Рома Либеров – человек, возвращающий к жизни «незамеченное поколение» и один из немногочисленных сегодня работников по наведению мостов между оставшимися и уехавшими. Об этой его работе мы и поговорили.

Надеюсь, вам этот разговор тоже покажется своевременным.

https://youtu.be/ynNStKYONHI?si=Utev0_CWPVMj8XXY

PS. К слову о тамсямиздате, ближе к концу беседы речь зашла о независимом литературном журнале «Процесс», в котором мне случилось опубликоваться в прошлом году. По своему формату это уникальный для нашего времени проект (почему – узнаете из беседы).

24 апреля 2025, Белград