Ворон - Нью-Йорку

Кому есть дело до этого?
Мне есть дело! Эдгару Аллану По! Шелли! Бетховену &
Дилану.
А тебе есть дело? Ты о чем?
Разве ты – человеческое существо с 10 пальцами и двумя ушами?
(Аллен Гинзберг, «О чем это?», Нью-Йорк, 1995)

О чем это ты? – возопил ворон, оказавшись на Манхэттене.
Я с верой к тебе летел, будь она не ладна!
Пусть сгорит вместе со мной,
поминая брата молочного твоего Бена Ладана,
если ни на что не годна,
твоя щепоть ладана!
А коли не годна,
стань, Город-Яблоко,
моею усладою.
Ублажи меня, мать твою,
за ногу,
славя и хуля
воронов
вроде меня!
Или уже не можешь ни-я?
А если да,
то буду я
у тебя,
а ты – у меня,
Манахатта «холмистая»,
расчетливая и одурманенная,
холодная и неистовая.
Черное, желтое и белое,
Яблочко переспелое!
Перепаханное и перетраханное
вдоль и поперек
авеню и стритов.
Сплетаешь ткань миллиона ритмов,
человеческих судеб,
падений и взлетов,
влекущее всех, кто дюж
сорвать свои лоты,
запихивая подарки трудов и судьбы в глотку.
За все это и то,
иль даже просто
тебе на грудь упаду
птицей нежной и грозной,
сгустившейся из воздуха,
раненой,
посланницей духа.
Буду петь «Be blessed…» и «Отче наш…»
над твоим ухом.
Будь моей иль моим, город-урод!
Не налюбуюсь на тебя никак,
Имею тебя в оргазмах своих и стихах.
Плоть твою грешную прославляя,
в Гринвич Виллидже,
в Стоунволл-инн баре
клювом угольки разгребаю
на пепелище Рая.
На Уолл-стрит падальщиком прилетев,
по даунтауну с тобой хожу, брожу,
всеми фибрами черноты моей
чувствую твою предсмертную сладость и жуть.
И ты не зря ведь сама трепещешь?
Помимо секса есть ведь и экзистенциальные вещи.
Когда у тебя в одном месте сильно-сильно набухло,
Твой зеленый шарик резиновый может издать «Бух!»
Можно, конечно, стоять, рты разинув,
перед концом света финансовое бухло заглатывая,
Но это не упасет от Ада.
Да!
Так что давай жить, Яблочко, если сможешь,
по-новому,
реабилитируясь
и перепрофилируясь.
Переоборудовав, например, твой плот-блудо-бухлоход,
в Ковчег Завета. –
Проект что надо перед концом света.
Давай не будем собирать объедки с пира,
испрашивая у Пирра милостыню.
Дадим шанс миру.
Ведь не глобализацией постылою,
а поэтическим откровением,
экоцивилизационным рвением
спасены будем,
да божьей милостию.
I love you,
NYC.
Храни тебя Бог 
и спаси!