Рассказал мне старенький сосед

 В тот год мне было три, но не смотря на ранний детский возраст,
он запомнился мне на всю жизнь, и со всеми звуками, запахами и ощущениями, как только может ухватить цепкая детская память.
Ощущения непроходящего, а все более нарастающего всеобщего беспокойства и напряжения, которыми, казалось, пропитано все вокруг и даже ласковый теплый летний день.
   Все меньше мне приходилось бегать по улице, там вообще редко кто ходил, в основном по острой необходимости.  Не было уже той сытной вкусной пищи, кормили чем могли, сами взрослые  питались довольно скромно, да из взрослых остались одни женщины и дряхлые деды со старушками. Многих из подростков, своих односельчан я не видел давно, слышал как говорили, то один, то другой сбежал к партизанам. Как бы ни терзались матери, как бы ни страдали-все понимали создавшееся положение, и соответственно ему -патриотические порывы уже сформировавшихся из вчерашних детей личностей. Жаловаться было некому-все в одинаковом положении, так и жили.
   "Прорвало оборону!"...-кричали люди с самого раннего утра. Что это значит, мне предстояло узнать...
В деревне начался хаос, с одной стороны, и какое-то страшное оцепенение, предчувствие страшного, с другой... Было слышно как что-то грохочет и приближается, по улице ехали две машины с солдатами, одна большая с автоматчиками, во второй сидели люди одетые иначе, с погонами и говорили они не по нашему, я не понимал их речи. Всех, кто был, собрали на улице и окружили, один  военный при погонах, говорил на ломаном русском, спрашивал:" где партизанен?.."
Все молчали. Истеричные выкрики и угрозы не помогали, тогда главный указал на сарай и всех стали сгонять внутрь. Женщины тихо плакали, старики молчали. Я видел как обливали резко пахнущей жидкостью и зажгли факел. Я молча смотрел молодому солдатику в глаза, наши взгляды невольно пересеклись и я не мог отвести свой, так и смотрел ему в глаза, выглядел он как нормальный человек и я удивлялся, что он тоже заодно со всеми. Все люди молчали, ни кто не пикнул! Так как спрашивали про партизан, а выдавать своих не желал никто, даже под угрозами лишения жизни. Я спрятался за мать, и смотрел молодому фрицу в глаза из темноты сарая. Я буквально сверлил его взглядом, как намагниченный, он тоже не мог отвести своего. Так и глядели . И когда сарай начал гореть, фриц стал взглядом мигать мне в сторону, я пятился вглубь от дыма и глянул в угол, там внизу зияла огромная дыра. И когда стало почти нечем дышать, я инстинктивно проскользнул в нее и оказался по другу сторону срая. И побежал, бежал я по лесу не помню сколько , но бежал, пока не устал и стал спотыкаться, я плакал, но слез утереть было некому- мать , как и все жители деревни сгорели в злосчастном сарае. Больше я не слышал этой речи и не видел фрицев. Меня подобрали отряд партизан и передали для отправки в тыл. Уже после я осознал всю исключительность моей ситуации. Но молчал, рассказывать было некому и никчему, так как враг и есть враг. И случившееся, скорее произошло по счастлливому стечению обстоятельств, благодаря , каким то Высшим силам.