По-верблюжьи

Над пожаром взлетит ввысь легко голубок
Словно крик из души в отрицанье сомнений,
Все, что я напишу — это бред голубой,
Над которым, как конь, ржет с издевкою гений.

Я надеюсь на то, что останется след
От стихов неумелых — от звездной пороши,
Где страданья тоске шлют горячий привет
С острой болью в спине, как от тяжести ноши.

К понуканьям любым, как верблюд, я привык,
К постоянным упрекам, что слог не певучий,
Что я бездарь и тля, что убогий язык,
Лирой бедной нельзя слух читателя мучить.

В отдалении критик истошно вопит,
Как последний язычник среди православных,
Но верблюд терпелив, у шершавых копыт
Каждый в пыль улетит в перепалке неравной.

Пот течет по горбу, я трясу головой,
Чтобы искры блеснули над ней ореолом,
Я с пером, как с клинком, брошусь яростно в бой,
Буруны тощих рифм раздавлю ледоколом.

Музе наглой в ночи прошепчу я "прости",
Проходимца седого в замызганной робе,
Груз сомнений устал по-веблюжьи нести,
Все терпенье мое от ума, не от злобы.

На бархане вдали силуэт палача,
Вновь собрат по перу, скорпион с острым жалом,
Я отвечу плевком, как верблюд, сгоряча,
Как змею раздавлю наглеца и нахала.

Я всю ночь напролет спорить с музой готов,
Что мой стих словно суп без особой приправы,
В нем половник воды с фаршем мыслей и слов,
Он невзрачен на вид, как алмаз без оправы.

Почему я пишу про восход и закат,
Что не надо сомнений, как скверны, бояться,
Света солнца и звезд, что исчезнет талант,
У поэта, бог знает, нет больше богатства.